Семен СЛУЧЕВСКИЙ: «В СВОЕ ВРЕМЯ Я ОБЪЕЗДИЛ ВЕСЬ СОЮЗ»

Иосиф Туровский | Номер: Май 2020

Семен СЛУЧЕВСКИЙ – заслуженный журналист Украины, сценарист, режиссер, член множества творческих союзов и лауреат множества премий. В его активе десятки документальных фильмов, ряд популярных телевизионных проектов, публикации, статьи, книги. О своей интересной жизни, о работе, о встречах с легендарными людьми он рассказал в эксклюзивном интервью «Еврейскому обозревателю».

– Начнем с актуального, хоть и не самого веселого. Сегодня мы все сидим на карантине. Какие ваши творческие инициативы застопорил злополучный коронавирус?
– Во-первых, ждем отложенную из-за пандемии премьеру нашего с коллегами фильма «Базиль» о великом тренере и футболисте Олеге Базилевиче. Это фильм смешанного жанра – документалистика с мультипликацией. Хотелось бы поскорее познакомить с ним широкую публику.

Во-вторых, ждем отложенную по той же причине презентацию книги «Преемники», вторую книгу из трилогии «Галактика Динамо», посвященной выдающимся игрокам и тренерам разных поколений. Первой была книга «Первопроходцы» о поколении киевских динамовцев-триумфаторов 60-70-х годов ХХ столетия, сорок глав – от Вячеслава Соловьева до Леонида Буряка. Она вышла и была презентована прошлой весной. Вторая – «Преемники» о поколении 80-х годов, поколении Беланова, Заварова, написанная вместе с коллегами, вышла и ждет презентации, тираж лежит на складах Минкульта. А над третьей книгой – она будет называться «Наследники» – о поколении Шевченко-Реброва мы работаем сейчас.
Очень хотелось бы сделать игровой сериал о Валерии Лобановском. И фильм о Викторе Каневском, еврейском капитане «Динамо», любимце публики с драматической судьбой. Нужно сохранить историю для молодых, которые ее не знают.
– Герои ваших фильмов и книг хорошо известны. Давайте поговорим о вас, о вашей жизни – с самого начала.
– В отличие от большинства выдающихся людей Украины (смеется) я родился не в провинции, а в центре Киева. Сегодня это остатки культурного района, который когда-то называли Латинский квартал. В свое время здесь строились дома, где еще в ХІХ веке селилась профессура Киевского университета. Это нижняя часть улицы Владимирской, улицы Тарасовская, Никольско-Ботаническая, Паньковская, частично – нынешние улицы Саксаганского, Жилянская. На многих домах здесь висят мемориальные доски.
Наша семья жила на улице Тарасовской, но к университетской профессуре отношения не имела. Мой отец – типичный продукт еврейско-комсомольского воспитания. Он родился в городе Остер, в 16 лет по комсомольской путевке рванул строить Комсомольск-на-Амуре. Работал на стройках, был токарем на военном заводе, потом ушел в армию. Служил на Тихоокеанском флоте, до войны окончил морское училище. Начал войну старшим лейтенантом, был командиром роты разведчиков. Отчаянный, безбашенный, нерасчетливый, такой себе еврейский рейнджер – под Сталинградом получил тяжелое ранение, раздробило ключицу. Все могло печально кончиться, но повезло – в это время раненого генерала санитарный самолет забирал в московский госпиталь, и отца захватили за компанию. В госпитале ему вместо разбитой ключицы поставили ключицу умершего, и он вернулся на фронт. Закончил войну под Кенигсбергом капитаном второго ранга (подполковник), имел ряд орденов, в том числе почитаемый в СССР орден Красного Знамени за то, что вынес знамя бригады из окружения.

Александр Случевский, отец Семена Случевского

Александр Случевский, отец Семена Случевского

И вот этот еврей-комсомолец в 1946 году вернулся с войны в Киев. Почему в Киев? Там до войны жили его братья и сестра. Братья погибли на войне, а его сестра – моя тетя Циля – которая служила комиссаром военно-полевого госпиталя, вернулась с фронта и поступила в Институт истории партии, где была единственной еврейкой. С ней связана интересная история – она трижды пыталась защитить диссертацию по Юрию Коцюбинскому. Сперва в ее работе было необходимо упоминание Сталина, но тут подоспел ХХ съезд – пришлось переписывать с упоминанием Хрущева. Пока завершила работу, сняли Хрущева. В конечном счете она защитила диссертацию уже при Брежневе – через 14 лет после начала работы.
Итак, папины сестра и мама жили в Киеве на Печерске, к ним он и приехал после войны. Папа был красавец типа молодого Керка Дугласа, привлекал интерес прекрасного пола. Неудивительно, что вскоре он женился – из всех вариантов выбрал мою маму. Она была из школьного выпуска 1941 года, в эвакуации в Самарканде училась в филиале Ленинградского финансово-экономического института.
Перед папой встал выбор – или ехать служить на флот во Владивосток, или демобилизоваться из армии. По наивности он пошел в МГБ – я фронтовой разведчик, хочу быть следователем. А на пороге уже стояла борьба с космополитизмом, и бравого еврейского кавторанга послали на все буквы алфавита. Тогда папа вспомнил, что он хороший токарь и устроился на завод, известный как почтовый ящик №1, а сегодня – как завод «Радар» (за дворцом «Украина»). Там и проработал всю жизнь, оказавшуюся не очень долгой. Умер отец в 62 года – перитонит после язвы плюс ошибки советской медицины.
С детства я постоянно слышал два слова «план-план» в папиных разговорах с друзьями. Они тоже работали на почтовых ящиках, постоянно упоминали 24-й или 111-й, а я никак не мог понять – как такие здоровые дядьки могли влезть в почтовый ящик.
Мама, окончив экономический институт, работала в «Укркниге». У нас дома всегда были книги, меня с раннего детства приучили к чтению, до сих пор дома большая библиотека, и книги – любовь на всю жизнь. Я считаю, что ребенка надо подвести к трем вещам – занятия в школе, занятия спортом и чтение книг.
– Давайте о школе.
– Я учился в школе №45, тогда она находилась на улице Владимирской, 70, сейчас там один из корпусов пищевого университета. В отличие от других школ на Владимирской, она не была для детей советской элиты. Там училась публика советского среднего класса – дети преподавателей университета и т.п. Среди выпускников 45-й школы были, в частности, знаменитый поэт Семен Гудзенко и отец-основатель украинской спортивной журналистики Всеволод Дмитрук. Семен Гудзенко был моим дальним родственником, его мама – троюродная сестра моей бабушки. Говорили даже, что меня назвали в его честь, хотя его настоящее имя было Сарио – такое романтически-итальянское имя дали ему родители. А имя Семен он себе сам придумал как псевдоним.
Если Семен Гудзенко был чистокровным евреем, то Всеволод Дмитрук был евреем наполовину. Гудзенко я видел один раз в жизни, в Москве, будучи совсем маленьким мальчиком. А вот с Дмитруком, отчимом моей одноклассницы, дочери первой красавицы Киева Аси Могилевич, судьба меня связала тесно, и я об этом еще расскажу.
Главное впечатление школы – наша учительница литературы Ида Яковлевна Штернберг, жена и муза известного украинского поэта Абрама Кацнельсона. Красавица, в которую были влюблены все мальчики, и которой стремились подражать все девочки. Она была добрая и либеральная, но могла придушить одним словом.
На школьные годы пришлись мои занятия спортом. Сначала дворовой футбол, культура которого, к сожалению, давно утрачена. А потом футбольная секция в ДЮСШ №1 гороно у легендарного тренера Михаила Борисовича Корсунского. У него начинали многие наши звезды, среди которых Каневский и Лобановский. Это был огромный толстяк, разъезжавший на мотоцикле с коляской, где лежали настоящие футбольные мячи. Потрясающий детский спортивный психолог, кстати, первый заслуженный тренер СССР в Украине именно как детский тренер, судья всесоюзной категории.
Мою возрастную группу, где занимались Владимир Мунтян, Виктор Кащей, Семен Альтман, тренировал сын знаменитого вратаря Антона Идзковского. А я помню, как во время занятий по стадиону ехал на мотоцикле Корсунский и орал: «Красную розочку я тебе дару». Именно так – дарУ, с неизбывным еврейским акцентом и очень громко, чтобы перекрыть рев мотоцикла. А еще он любил петь модную песню «Ландыши»…

На презентации книги «Первопроходцы». Семен Случевский (справа) и заслуженный мастер спорта Андрей Биба

На презентации книги «Первопроходцы». Семен Случевский (справа) и заслуженный мастер спорта Андрей Биба

Прозанимался я три года и бросил. Был ленивый, а надо было ездить на тренировки далеко – тремя транспортами на Святошин… Мой главный футбол, как оказалось, был еще в далекой перспективе.
– Между школой и кино с телевидением у вас ведь была другая жизнь?
– Окончив школу, я мечтал о МГИМО, знал на память имена всех зарубежных собкоров «Известий». Потом уже понял, что половина из них были кадровыми разведчиками. Папа объяснил, что мне путь туда заказан. Была и вторая мечта – ВГИК, я любил кино, читал о нем.
В конечном счете домашний еврейский ребенок остался в Киеве и сдал документы на истфак КГУ. Три экзамена сдал на пятерки, а за украинское сочинение получил четверку. 19 баллов мне не хватило для поступления, хотя другие абитуриенты проходили с 17 баллами.
Год я работал на книжной фабрике «Жовтень», где печатали подарочные издания.
В это время в Киеве открылся филиал Донецкого торгово-экономического института. А у меня тогда была любимая девушка, которая хотела там учиться. Я позанимался и поступил туда следом за ней, хотя не могу сказать, что меня привлекала экономика.
Слова «маркетинг» тогда не было, мы оперировали понятиями конъюнктура и спрос. Темой моего диплома был рынок спорттоваров Украины с перспективой развития на 20 лет. Профессор Надежда Земнухова, которой я показал первые наброски, сказала, что когда я буду защищаться, хорошо было бы иметь отзыв от профильной газеты. Я отнес главу Всеволоду Дмитруку, тогда главреду «Спортивной газеты». Он воспитал многих спортивных журналистов, был потрясающим стилистом, поклонником Хэмингуэя и Ремарка. А я по старой школьной памяти называл его дядя Вова.
И вот в два часа ночи в нашей коммунальной квартире раздается телефонный звонок. Дмитрук: «Слушай, охламон, у тебя классный стиль. Чтобы завтра в два часа был у меня». Он поручил мне сделать из главы диплома три статьи для газеты, лично их отредактировал, а я получил первый гонорар – 55 рублей. И это при стипендии 35 рублей!
Но главным делом была не журналистика, а работа по специальности. Академик Патон тогда провозгласил: «Пусть большой наукой занимаются в Москве, а у нас так: что-то разработал – внедряй на заводе». Нужны были люди, которые умеют считать экономическую эффективность. Это была моя тема. Отслужив год в армии, я пришел в Институт технической теплофизики АН УССР, куда меня позвал академик Олег Александрович Кремнев.
Там мне довелось изучать теплофизику, технологию, экономику – всю цепочку процессов сушки кирпича и гипса. Считать экономию, предлагать решения. Я пришел старшим инженером на 160 рублей оклада, с премиями выходило 400 в месяц. Специфика работы предполагала постоянные поездки, вчера темой могла быть фармацевтика, сегодня – хлопок. Приходилось вникать в разные технологические и экономические вопросы, я себя чувствовал как следователь, даже начал усердно читать детективы.
В свободное время четыре года я занимался каратэ. Контингент на тех подпольных занятиях был соответствующий – техническая и творческая интеллигенция, доценты с кандидатами. Однажды ко мне подошел человек и сказал, что со мной хотят познакомиться люди из Института ядерных исследований. Встретились в ресторане, побеседовали. Позвали на должность завсектора, 250 рублей плюс доплаты за вредность – там типа надо ходить мимо реактора, к тому же отпуск 48 дней и талоны на питание 1,44 р. каждый день. Главным образом соблазнило меня то, как в ресторане «Столичный» эта компания легко выдала официанту талоны на солидную сумму.
– Как случилось, что преуспевающий экономист попал в кинематограф?
– Вскоре мне предложили отдел, занимавшийся нейтрализацией статического электричества изотопными методами. Одним из объектов была киностудия Довженко, куда я попал впервые. Статическое электричество – враг кинопленки, накапливает на ней всю пыль. Я там все облазил, посмотрел, увидел экономию. Потом работал на «Киевнаучфильме», «Кинохронике». Поручили заниматься экономикой всех киностудий страны. В 1976-78 годах я объездил весь Союз, поработал на всех киностудиях.
В Москве работал на Мосфильме и студии Горького, причем заходил через главных инженеров как белый человек, смотрел съемки, интересовался процессами. Однажды на студии Горького увидел режиссерские сценарии, попросил почитать, набрал полчемодана. Почитал, подумал и понял – я могу не хуже.
Начал писать, понес показать на Мосфильм. Ирина Сергиевская, редактор Данелии, Шукшина, Таланкина, Панфилова, почитала и предложила резать наполовину с любого конца. Она сказала: «Идеи неплохие, но профессионально писать не умеете, нужно учиться».
И я решил поступать во ВГИК на заочный сценарный факультет. На работе говорили – сошел с ума. Замзавотделом технико-экономических исследований, 800 рублей оклад – какой ВГИК? Зачем?!

С Владимиром Мунтяном и внуком Ваней

С Владимиром Мунтяном и внуком Ваней

Но я чувствовал – это мое. В первый год набор делал Валентин Ежов (сценарист фильмов «Баллада о солдате», «Белое солнце пустыни»), не взял меня. На второй год студентов набирал профессор Илья Вайсфельд, когда-то редактор Булгакова на Мосфильме. Я поступил, но Вайсфельд заболел, и меня взял Евгений Габрилович – единственный советский киносценарист Герой Социалистического Труда. Он был моим мастером, а с его сыном Алексеем мы подружились и впоследствии сняли много фильмов, среди которых «Дворы нашего детства», «Бродвей нашей юности» и другие.
Еще будучи студентом ВГИКа, я переехал в Москву. А когда я окончил ВГИК, закончился Советский Союз. Но документальное кино, а потом и телевидение для меня как раз начались.
– Как сложилась судьба после распада Союза?
– Еще при Союзе в перестроечные времена я брал командировки от украинских изданий на московские кинофестивали, делал материалы. По просьбе Александра Роднянского участвовал в подготовке и проведении кинофестиваля «Молодость» в Киеве в 1988 году, куда подтянул членов жюри и привез гостей. Годом раньше участвовал в первом фестивале «Золотой Дюк» в Одессе. В 1989 году был шефом пресс-центра самого первого Международного фестиваля мультфильмов «Крок», действующего до сих пор.
В начале 1990-х мы снимали в Москве фильмы на заказ. Я стал сотрудничать с телевидением, участвовал в московских и киевских проектах. В частности вместе с мэтрами спортивной журналистики Александром Нилиным и Александром Марьямовым сняли фильм о хоккейных гастролях команды Игоря Ларионова. В 1994 году Олег Максименко, замдиректора студии спортивных программ «Останкино», предложил мне делать репортажи из Киева о футболе. СССР больше не было, многие события и лица стали забываться.
Так я снова стал проводить много времени в родном Киеве. Григорий Суркис даже сделал меня заместителем гендиректора ПФЛ (Профессиональной футбольной лиги) по связям с прессой и общественностью, но через год я ушел, чиновничья служба – не мое. В Москве делал программы «Футбольное обозрение» и «Гол» на ОРТ, «Футбольный клуб» и «Столетие футбола» на НТВ. Много всего было.
Самыми любимыми из своих фильмов я считаю «Грузинский футбол» с гениальными героями Нодаром Ахалкаци, Давидом Кипиани, Софико Чиаурели, Котэ Махарадзе и другими с чудесными байками в их исполнении, и ленту «75 минут с Валерием Лобановским» – завещание мэтра.
В 2008 году я вернулся в Киев окончательно. Здесь к фильмам и телевизионным проектам добавилось много другой работы – газеты, журналы, сайты. А потом и книги, с которых мы начали нашу беседу.
– Какие эпизоды из творческой биографии запомнились вам ярче всего?
– Надо подумать. Непросто выбрать. Запомнилось предложение режиссера Михаила Беликова о съемках фильма о Чернобыле в канун съезда народных депутатов СССР. Снимали в Народичах, в кадр попал восьминогий жеребенок-мутант. Планировали показать фильм делегатам съезда, но Юрий Щербак, главный по теме Чернобыля, тормозил процесс. Тогда Алла Ярошинская, популярная журналистка и делегат, забрала у Щербака кассету и прямо с трибуны съезда передала ее Анатолию Лукьянову, председателю Верховного Совета СССР. Потом этим эксцессом внимательно интересовался КГБ.
Запомнилась беседа с Базилевичем о том, где киевские мальчишки начинали играть в футбол. Он был с Пироговской и начинал играть на Ботсаде, а потом – на Парагвае. Так называли площадки напротив стадиона «Динамо», где были теннисные корты. Я спросил – почему Парагвай? Базиль ответил – из-за популярной тогда песенки со словами «мы идем по Парагваю, ночь хоть выколи глаза, слышны крики попугаев и мартышек голоса». Я возразил, что в песне речь шла об Уругвае. На что Олег Петрович заметил: «Когда мы были футболистами, никто кроме нас за границу не выезжал, и советским людям было что Парагвай, что Уругвай – без разницы».

Во время интервью с Валерием Лобановским

Во время интервью с Валерием Лобановским

Запомнился рассказ Лобановского о том, как они с Базилевичем таскали футболистов в театры. Так, в Ленинграде они привели команду в БДТ на спектакль «Три мешка сорной пшеницы» по Тендрякову с Олегом Борисовым в главной роли. Ребята ничего не поняли и проспали весь спектакль. «Ничего, потом поймут, – говорил Лобановский. – Примитивность восприятия порождает примитивность принятия решений на поле, а это для нас неприемлемо».
Запомнился последний день рождения Лобановского – 6 января 2002 года. Я сидел на «Динамо», готовил новости на НТВ плюс-Футбол. После тренировки заходит Лобан, спрашивает – что нового на сайте? А я занят, мне не до него. Говорю: «С днем рождения! Как говорит наш друг Михаил Жванецкий – все впереди». А Лобан отвечает: «Ваш друг Жванецкий, может, и прав. Все впереди – если посмотреть назад»…
– Кто из тех, с кем вам довелось встречаться, произвел на вас наибольшее впечатление?
– Это люди из мира кино. Композитор Исаак Шварц, писатель Эфраим Севела и режиссер Владимир Мотыль.
Со всеми ними я общался в Доме творчества кинематографистов в Матвеевском. Тогда в 1990-91 годах у нас были дни простоев во время работы над фильмом «Дворы нашего детства», и мы корпели над сценарием в тихом и спокойном Доме творчества. Помню, как за стеной в соседнем номере Евгений Габрилович стучал на пишущей машинке «Эрика»…
С Исааком Шварцем мы ели за одним столом, вечерами прогуливались и беседовали. Был он умнейший, добрейший, чистый, лиричный человек. Ненавидел антисемитов и рассказывал интересные истории.
Эфраим Севела, которого все называли Фима, был приколист, мягкий, утонченный человек. Он учил меня как жить и говорил: «Сеня, вам надо сделать гражданство острова Фиджи». Аргументировал тем, что у него самого было три гражданства – Россия, США и Фиджи, что позволяло ему не платить налоги.
Владимир Мотыль, постановщик великого фильма «Белое солнце пустыни», в отличие от Шварца и Севелы, был человек закрытый, живущий в себе. Мы с ним сошлись на любви к футболу – тогда шли трансляции матчей чемпионата Италии на ленинградском телеканале, и мы смотрели увлеченно и обсуждали.
– Вы знакомы со многими звездами футбола. С кем из них у вас наиболее близкие отношения?
– Самые близкие – Владимир Мунтян, Семен Альтман, Леонид Буряк. Я дружил с покойным Олегом Базилевичем и в период работы в Москве с двумя грузинскими легендами – Давидом Кипиани и Нодаром Ахалкаци, тоже покинувшими этот мир. Я дружил с Андреем Гусиным, несмотря на разницу в возрасте, и сегодня поддерживаю дружеские отношения с его родными – мамой Валентиной Васильевной, папой Леонидом Владимировичем и вдовой Кристиной.
– Расскажите о вашей семье.
– С удовольствием. Моя жена – известная киноактриса Оксана Григорович-Барская. Дочь Мария – маркетолог. Много работала в СМИ, в деловых изданиях УМХ (Украинский медиахолдинг), холдинга «Вести». Сегодня трудится в бизнес-структурах.
Внучка Наташа, 23 года, оканчивает архитектурный. Внуки Ваня и Саша – школьники. 14-летний Ваня занимается дайвингом, 13-летний Саша – футболист, тренируется в школе «Оболонь».
Есть старший внук Виктор, 30 лет, раньше был режиссером футбольных телетрансляций, теперь режиссер трансляций компьютерных игр, человек актуальной и востребованной специальности. Неслучайно президент Международного олимпийского комитета Томас Бах предлагает ввести киберспорт в программу Олимпийских игр. Виктор говорит по этому поводу: «Игрушки без МОКа обойдутся, а вот МОК без них – нет».
– Удачи вам, ждем новых книг и новых фильмов. Пусть все задуманное осуществится.
– Спасибо, верю, что все так и будет.

Беседу вел Иосиф Туровский