ТОТ, КТО БИЛ «ПО-ЖИДОВСКИ» (к 45-летию Шестидневной войны)

МИХАИЛ ФРЕНКЕЛЬ | Номер: Июнь 2012

Узи Наркис

Узи Наркис

«Хочешь мира — готовься к войне…»
Как ни парадоксально звучит это латинское изречение, но древние римляне во многом были правы. Мировая история знает немало ситуаций, когда не было другого способа выжить, чем хорошо подготовиться к нападению врага и опередить его.

За обострением конфликта между Израилем и окружающими его арабскими странами летом 1967 года советские евреи следили с тревогой.

Ничего хорошего от этого конфликта мы не ждали. Особенно с учетом того, что ежедневное упоминание «сионистских агрессоров» было любимым коньком советской пропаганды.
Однако события в сражениях на Ближнем Востоке развернулись совсем не по тому сценарию, какой виделся в Москве. И уже через несколько дней после начала боевых действий арабские армии были разгромлены. Узи Наркис с министром обороны Моше Даяном и начальником генштаба Ицхаком Рабиным в Старом городе Иерусалима вскоре после его освобождения от Иорданских войск в Шестидневной войне, 1967 г.
А вскоре появился актуальный анекдот: «Раньше говорили: «Бей жидов!»,  а  теперь — «Бей по-жидовски!».
И вот эти самые «бей по-жидовски» на долгое время стали для советских евреев своеобразным паролем, поднимавшим настроение в самых разных ситуациях. Слышал я эти слова и от неевреев, и чаще с уважением и симпатией.
Шестидневная война завершилась полным разгромом сил арабских государств, многократно превышавших израильскую армию в живой силе и технике. Нервный шок охватил не только Каир, Дамаск и Амман, но и Кремль. Советская пропаганда подняла новый и еще более крикливый пропагандистский вой в адрес «тель-авивских ястребов», но поезд победы уже ушел. Однако мог ли я, тогда 19-летний парнишка, предположить, что когда-либо судьба сведет меня с генералом, чьи солдаты освободили Восточный Иерусалим и стали первыми за многие годы евреями, помолившимися у Стены Плача!..

Из нашего досье:

УЗИ НАРКИСС

Родился в Иерусалиме в семье польских иммигрантов.
Получил образование в Гимназии «Рэхавия» в Иерусалиме и начал военную службу, присоединившись к Пальмаху в возрасте 16 лет.
Впоследствии он участвовал в операциях Хаганы против британских колониальных сил в Палестине. Так, в апреле 1948 Узи Наркисс возглавлял нападение на Катамон, при освобождении ключевой стратегической точки — Монастыря Сан-Симон. После вывода британских войск из Палестины и провозглашения независимости Израиля, Наркисс был назначен в помощь осажденным в еврейской части Старого города. Подразделению Наркисса удалось проникнуть через Сионские ворота, обеспечивая поставки и эвакуируя раненых из осады. И только после того, как стало ясно, что подкрепление не появится, Наркисс приказал, чтобы его солдаты отступили из Старого города, занимаемого иорданскими войсками.
Затем Узи Наркисс провел несколько лет во Франции, обучаясь в Еcole de Guerre (Французское военное училище) и, позже, будучи израильским военным атташе, был награжден французским правительством Орденом почетного легиона.
Наркисс возвратился в Израиль, чтобы продолжить военную карьеру и в 1965 году стал первым директором Колледжа Национальной обороны Израиля.
В июне 1967 года Узи Наркисс командовал Центральным фронтом ЦАХАЛа и участвовал во всех боях с иорданскими вооруженными силами во время Шестидневной войны. Завоевание Старого города изначально не было запланировано. Израильские войска перемещались, чтобы занять ключевые позиции в Восточном Иерусалиме. Наркисс беспокоился, что политические деятели не решатся дать приказ занять Старый город. Но под влиянием грядущего прекращения огня (после ближайшего заседания ООН), Моше Даян поручил Узи Наркиссу задание воссоединить Иерусалим, не дожидаясь прекращения огня. Под руководством Наркисса Старый Город был отбит у иорданцев, и Иерусалим повторно объединен под израильским контролем. С точки зрения Наркисса это освобождение завершило кампанию, которую он начал девятнадцатью годами ранее, проигрыш в которой часто беспокоил его.
Узи Наркисс уволился из армии в 1968 году, и долгое время занимал ключевые должности в Еврейском агентстве и Всемирной сионистской организации.
Узи Наркисс умер в Иерусалиме 17 декабря 1997 года в возрасте 72 лет.

И вот спустя почти четверть века, зимой 1990 года, когда в период идеологических послаблений «перестройки» еврейская жизнь только-только начала возрождаться, меня как журналиста популярной в то время украинской молодежной газеты «Комсомольское знамя» пригласили на встречу с «одним израильским генералом». Тогда, когда еще существовал СССР, это была суперэкзотика. И, тем не менее, в просторном конгресс-холле «Президент-отеля» собралось не очень много народа. «Евреи все еще боятся», — разведя руками разочарованно сказал мне парень из только появившегося в Киеве молодежного движения «Бейтар».
Но вот на сцену вышел седовласый, но подтянутый и энергичный человек небольшого роста с лицом скорее университетского профессора, чем генерала. Это и был Узи Наркисс — легендарный командующий Центральным фронтом летом 1967 года.
Он начал говорить. И почти сразу своей эмоциональной речью увлек слушателей, хотя подавляющее большинство присутствующих в зале иврита не знали и воспринимали слова оратора через переводчика. Целью визита Наркисса, посетившего Москву и ряд столиц союзных республик, было объяснить людям в Советском Союзе подлинную ситуацию, приведшую вскоре к войне в Персидском заливе. Могу сказать, что в Киеве ему это удалось в полной мере.
 А  после его выступления мне удалось взять у Узи (так он предложил себя называть) большое интервью. Мы говорили довольно долго, невзирая на то, что сопровождавшие его люди из Москвы время от времени поглядывали на часы, намекая, что пора в ресторан ужинать.
«Я тебя запомню, ты задавал хорошие вопросы», — сказал мне Наркисс на прощанье.
И надо же, мое интервью с Узи, запланированное за неделю вперед, вышло в нашей газете как раз в день начала войны в Персидском заливе. Получилось, как будто я знал наперед, когда американцы и их союзники начнут выбивать войска Саддама Хусейна из Кувейта.

А  Узи меня действительно запомнил. Через год он снова приехал в Киев. Встреча с еврейской общественностью прошла на ура.  А  на следующий день Наркисс улетал. Но все же нашел время для нового интервью. В холле гостиницы «Русь» мы уже как старые знакомые пили кофе и говорили о самом разном. Но знаете, какой ответ Наркисса наиболее поразил меня? Я задал ему совершенно обыкновенный вопрос: «Какое главное качество необходимо для победы над противником в сражении?» В ответ думал услышать о стойкости, мужестве, боевой выучке.  А  Узи ответил: «Умение импровизировать». Я понял — он вел речь об умении поставить врага в тупик неожиданными действиями, как это делали Ганнибал при Каннах и Наполеон под Аустерлицем. Генерал Наркисс тоже умел импровизировать на поле битвы… 
И сегодня мы предлагаем вашему вниманию отрывок из его книги «Иерусалим единственный», посвященный победе, позволившей высоко поднять голову не только израильтянам, но и евреям всего мира.
«Бей по-жидовски» — это как раз об этой победе.

МЕЧТА ПОКОЛЕНИЙ ОСУЩЕСТВЛЕНА
(Из книги «Иерусалим единственный»)

УЗИ НАРКИСС

НАЧАЛО ШТУРМА. НАПРАВЛЕНИЕ — КРЕПОСТНАЯ СТЕНА
Донесение Гура наэлектризовало атмосферу в «Биньяней Гаума». Все мы знали: час пробил! Идем на Старый город!
Мы тоже вышли в путь.

Наша колонна — два джипа и два бронетранспортера — тронулась. Я ехал в первом джипе.
Мы поехали в сторону перехода Мандельбаума. Я считал, что проход уже расчищен. Но оказалось, что не все мины убраны. Мы повернули к кварталу «ПАГИ» и оттуда по трассе прорыва десантников к Полицейской школе. Я хотел попасть в музей Рокфеллера в надежде, что найду там Гура.

Связь с ним оборвалась с того момента, когда он доложил, что «Августа-Виктория» взята. Мы проехали мимо здания гостиницы «И.М.К.А.» в восточной части города. Окна здания были выбиты, стены закопчены. Справа мы увидели здание американского консульства. На нем также были видны следы боя. Дальше находилась бензозаправочная станция, разрушенная в ходе войны, неподалеку от нее десантники успели возвести временный памятник павшим товарищам.
Мы ехали быстро, за окнами машины мелькали городские пейзажи: вот мечеть, совсем неповрежденная, а вот переулок, в котором все здания изрешечены пулями (это был тот самый «тупик смерти», где погибло много десантников).
Проехали еще немного, и вот — перед нами Крепостная стена и Шхемские ворота.
Я знал, что ворота еще не взяты. На стене мелькнули силуэты иорданских снайперов. Мы быстро отъехали на безопасную дистанцию.
Вернулись на улицу Салахаддин. Здесь тоже виднелись следы войны: окна без стекол, сожженные автомашины, порванные провода. Перед большим магазином тканей, напротив гостиницы «Риволи», стоял поврежденный автобус кооператива «Эгед», а возле автобуса мы увидели несколько десантников.
Я спросил их, что они тут делают.
— Здесь пункт сбора раненых.
— Есть раненые?
— Двое. Легкие ранения.
— А что там, впереди?
— Мы не знаем. Стреляют.
Мы проехали еще немного и встретили другую группу десантников. Они сказали, что в дальнем конце улицы стреляют. Улица Салахаддин упирается в ворота Ирода и Крепостную стену. Выходит, и здесь проезда нет.
Мы снова повернули вспять. Водитель бронетранспортера никак не мог совладать с рулем, Хаим Бар-Лев отобрал у него баранку. Мы вернулись на Шхемское шоссе, по дороге нам всюду встречались следы войны: разбитые стекла, разрушенные дома, трупы…
— Похоже, все сбежали… — сказал я Бар-Леву.
Уже на следующий день выяснилось, что я ошибся. Жители Восточного Иерусалима не сбежали. Они прятались в подвалах и убежищах, а когда стрельба стихла, вышли наружу.
Помню, какой это был для всех нас сюрприз, когда жители начали выходить из укрытий.
Храмовая гора освобождена!
Я решил ехать на гору Скопус. 9.45. Наша штабная колонна на горе. Город расстилался перед нами, как на ладони. Вдруг я увидел, что густой черный дым поднимается к небу из Старого города. Я связался с Ариком:
— Что происходит? Разве десантники обстреливают Старый город?
Он ответил утвердительно.
— Немедленно прекратить!
В эту же минуту в эфире зазвучал голос офицера-оперативника 55-й бригады. Он скомандовал минометчикам:
— Прекратить огонь! Входим!
— Где вы? — крикнул я.
— Входим в Ворота львов.
Мы побежали к машинам.
Во время дикой гонки по склону вниз сердце мое бешено колотилось, пытаясь выпрыгнуть из груди. Мы входим в Старый город! Перед глазами вставали картины, отпечатавшиеся в памяти: 19 лет тому назад, прорыв через Сионские ворота, воссоединение с Еврейским кварталом, мучительное отступление…
— Не дай   Б-г  нам оставить тебя, град Давидов! — шептал я.
— Мы уже отсюда не уйдем! — вслух сказал Бар-Лев.
Наша небольшая колонна спустилась с горы Скопус ниже музея Рокфеллера, где шоссе начинает подъем к Гефсиманскому саду. Напротив нас оказалась угловая позиция иорданцев на Крепостной стене. Оттуда по-прежнему стреляли.
Напротив позиции, на мосту, стоял подбитый израильский «Шерман».

Со стены время от времени стреляли снайперы. Я бросил дымовую шашку, и под ее прикрытием мы перебежали шоссе и подошли к танку. Это была одна из машин, подбитых на мосту.
Справа от нас двигалась вниз по шоссе колонна десантников.

Они вышли из застроенной части города и шли к Гефсиманскому саду. Снайперы открыли по ним огонь, но солдаты не обращали внимания, даже шага не ускорили. Мне показалось, что они от усталости сделались бесчувственными. Один упал, за ним второй. Но колонна все шла.
Десантник с противотанковой базукой встал у подбитого «Шермана», приложил ее к плечу, прицелился… раздался выстрел — снайперы на Стене умолкли.
Мы вернулись к машинам, пересели на джипы — они быстрее и маневреннее — и помчались вперед.

В ста метрах от «Шермана», там, где шоссе поднимается из долины к Воротам львов, нам встретилась еще одна колонна десантников. Впереди нее шел, точнее, бежал… раввин Горен. В правой руке он сжимал свиток Торы. В левой у него был шофар; борода раввина развевалась, пот стекал по лицу, он тяжело и с хрипом дышал.
Мы притормозили.
— Рабби, — позвал я. — Садитесь! Мы едем туда же!
— Нет! — закричал он. — На Храмовую гору поднимаются пешком!
— Ну что ж, встретимся на месте!
Жму на акселератор, джип срывается с места. На ходу запрашиваю по радио Гура:
— Где ты?
Он: Храмовая гора — наша!
— Повтори!
— Повторяю: Храмовая гора взята! Я стою возле мечети Омара, у самой Стены Плача.
— Едем к тебе!
Эх, если бы у джипов были крылья! Но в тот миг у нашего не то что крыльев, колеса недоставало… Взрыв… Джип кренится, с трудом удерживаю руль. Что с колесом? Покрышка разлетелась в клочья.
Нет времени менять колесо, пересаживаемся в другой джип. Только адъютант Йоэль Герцль остается с поврежденной машиной, так как в ней рация. Продолжаем продвигаться без связи, а значит, и без возможности получать донесения. Но нас это уже не волнует. Поднимаемся по узкому проходу.

Вот и Ворота львов. Вся дорога свидетельствует о том, что здесь только что прокатился бой. Перед воротами догорает арабский автобус, воронки в земле, порванные провода, снова трупы легионеров. Одна из створок тяжелых ворот сорвана головным танком десантников и валяется на земле.
Арка оказалась пробитой снарядом, куски того и гляди упадут на голову проходящим, но фигуры львов не пострадали.
Прошли под аркой. Вот и дорога, ведущая к Воротам Племен (Шаар Ашватим) и на Храмовую гору. Мы проходим вглубь и ступаем на улицу Виа Долороса. Под второй аркой в конце улицы застрял наш танк. Мы сошли с джипов, взобрались на танк и перебрались по нему на ту сторону.
Йоэль, догнавший нас, успел уничтожить снайпера, прицеливавшегося в него из окна.
Мы еще шли по Виа Долороса, узкая улочка — безлюдна, ни живой души кругом. Засосало под ложечкой: да прошли ли здесь наши?

За второй аркой — поворот налево, здесь начинается улица короля Фейсала. Улица эта — на деле узкий проход между рядами глухих стен. В конце прохода — снова ворота, с калиткой для пешеходов. Калитка оказалась запертой. Я ударил прикладом по задвижке, она поддалась, дверь отворилась, и глазам открылось незабываемое зрелище: огромная, мощенная тесаными камнями площадь, а в дальнем ее конце, сверкая под лучами солнца, столь щедрого в тот день — 7 июня 1967 года, виднелся купол мечети «На скале» (мечеть Омара)…
Мы бежим вверх по Храмовой горе. И там встречаемся с Мотой Гуром. Вскоре к нам присоединяется его заместитель Моше Стемпель. Над Храмовой горой развевается израильский флаг. А вот и рабби Горен.

Мы обнимаемся. Затем Горен ложится на землю, головой к тому месту, где возвышался некогда Святой Храм. Поднявшись, раввин громким голосом читает древнюю молитву:
— Слушай, Израиль! Сегодня выходите вы на войну с врагами вашими. Да не убоятся ваши сердца! Не спешите и не страшитесь! Глядите врагам в лицо. Именем  Б-га , преуспеем и победим ради Его славы!  Б-г  — щит наш и порука.
Я зашел в мечеть. Она не пострадала во время короткого боя на площади. Только стеклянная дверь разбита — оказывается, легионеры пытались укрыться внутри. Я еще раз повторил Гуру приказ остерегаться разрушения святых мест.
Тем временем десантники продолжали прочесывать Старый город.

Узи Наркис и главный редактор "Еврейского обозревателя" Михаил Френкель,1991 г.СТЕНА ПЛАЧА ПЕРЕД НАМИ
Быстрым шагом мы пошли к ступеням широкой лестницы, ведущей к Воротам Муграбим, потом, еле сдерживая нетерпение, побежали по узкому переулку, спустились по ступеням, повернули направо и еще раз направо и… вышли к Стене Плача.
Дрожь проняла меня. Стена Плача. Святая и легендарная. Древняя и желанная. Тяжелые камни, поросшие мхом. В камне высечены имена.

В то время перед Стеной не было площади, арабы застроили все подходы к ней, оставив узкий коридор, но сейчас он был полон. Усталые солдаты-десантники, закопченные, перепачканные офицеры. Многие плакали. Другие трогали вещие камни, прижимались к ним лицами, телами.
Раввин Горен в молитвенной накидке (талите) протрубил в рог и громовым голосом провозгласил:
— Благословен Ты, Господи, Утешитель Сиона, Восстанавливающий Иерусалим. Аминь.
Тут он заметил меня, обнял и крепко расцеловал. И все вокруг целовались и обнимались.
Затем раввин Горен прочитал у Стены заупокойную молитву «Кадиш» о всех, кто пал за Израиль и за еврейский народ.
Я с трудом сдерживал слезы. Вокруг меня одни смеялись, другие рыдали, третьи молились. Боль и счастье переполняли душу. А Горен снова трубит в рог и возвещает:
— Сбылось! Мы всегда говорили: «В будущем году — в Иерусалиме!». И вот — мы у стены Храма!
— Я прошу всех встать по команде «смирно» и отдать честь нашей истории! — сказал я сдавленным голосом.
— Давайте споем гимн! — добавил Бар-Лев.
Мы начали петь «Атикву» (ивр. досл. — надежда, национальный гимн Государства Израиль). К нам присоединились десантники — охрипшие от боя. Мы пели и плакали, выражая чувства всего еврейского народа, дождавшегося великого часа.
10.55. Мы провели у Стены Плача десять минут и тронулись в путь — в штаб в «Биньяней Гаума». Старый город еще не был очищен от снайперов, а Западный берег оставался не полностью взятым.

Тем временем выяснилось, что Иерусалимская бригада вошла в град Давида через Мусорные ворота. Она вошла туда, что называется, по пятам за десантниками. Начальник оперативной части Амос услышал, как Гур докладывает мне о взятии «Августы-Виктории», и понял, что десантники вот-вот ворвутся в Старый город. В Иерусалимской бригаде были уверены, что ей, 19 лет выносившей на своих плечах тяготы службы в рассеченном городе, принадлежит право участия в легендарном освобождении.

Две роты пехотного полка, взявшего Абу Тор, были переведены на гору Сион, прошли вдоль Крепостной стены и вошли в Старый город через Мусорные ворота. Чуть позже, в десять часов утра, эти две роты поднялись на Храмовую гору и оттуда повернули на запад.
Мы тем временем вернулись в штаб. Я предложил Бар-Леву распустить по домам бойцов гражданской обороны. Война практически закончилась, опасность с воздуха или обстрел исключались, значит, надо было вернуть жизнь в нормальное русло и возвратить людей по домам. Бар-Лев согласился.
В штабе округа я написал приказ-обращение к войскам:

ОБРАЩЕНИЕ КОМАНДУЮЩЕГО ОКРУГОМ
Мы стояли на твоем пороге, Иерусалим!
Сегодня мы вошли в ворота.
Иерусалим, город Давида и Соломона, — в руках израильской армии и еврейского народа.
Сегодня утром мы пели «Атикву» у Стены Плача и помянули всех павших за освобождение города.
Воины Центрального округа! Смелые солдаты! Танкисты и пехотинцы, десантники и артиллеристы! Этот день не изгладится из памяти сердец, как и ваш высокий беззаветный подвиг.

Генерал Узи Наркисс