РЕСТИТУЦИЯ. ЕСТЬ ПРОГРЕСС? НЕТ!
Эксперт Евроазиатского еврейского конгресса Вячеслав ЛИХАЧЕВ — об одной из наиболее острых проблем, стоящих перед украинским еврейством — реституции общинной собственности— Вячеслав, еще в марте 1992 года президент Кравчук издал Указ о возвращении культового имущества, используемого не по назначению. Такое имущество местные власти должны были до 31 декабря 1997 года вернуть религиозным общинам… Наблюдается ли хоть какая-то динамика в этом процессе? Или, наоборот, приходится констатировать регресс?
— Если говорить о юридической базе реституции культового имущества, то она была заложена еще законом «О свободе совести и религиозных организациях», принятом в начале 1991 года. В нем, кстати, речь шла не только о «культовых сооружениях», но вообще – об «имуществе, находящемся в государственной собственности», как и в последующих указах и распоряжениях президента 1992 и 1994 годов. Закон обязывал государство возвращать это имущество религиозным организациям в собственность или передавать в безвозмездное пользование. Наиболее активно процесс возвращения культовых зданий общинам проходил, конечно, в 1990-е годы, когда, с одной стороны, налаживалась возрожденная общинная жизнь, а с другой – складывалась современная модель государственно-религиозных отношений. У меня нет точной статистики, но возвращение зданий проходило в две основные «волны»: в 1992-1994 и 1996-1997 годах. В последние годы процесс реституции практически остановился. Я могу ошибаться, но, кажется, последний раз здание синагоги было возвращено верующим в 2007 году. Впрочем, этот застой можно назвать скорее достижением почти естественного баланса между реальными потребностями (и возможностями) общины и готовностью государства прилагать какие бы то ни было усилия для исполнения закона. Хотя, конечно, ситуация в различных регионах разная.
— О каком числе объектов, подлежащих реституции, идет речь? И сколько из них уже возвращены за более чем 20 лет формального действия закона?
— По данным Ваада Украины в стране сохранилось около 1700 зданий, принадлежавших еврейской общине, из них около 800 – собственно синагоги. Передано общине было около полусотни, т.е. меньше 10%.
— Что вообще подпадает под определение «культовой недвижимости»? Только синагоги или также хедеры, бейт-мидраши, миквы и пр.? А о больницах, приютах и общинных домах речь вообще не идет? Насколько вообще существующая законодательная база соответствует вызовам в сфере реституции общинной (не только еврейской) собственности?
— Согласно действующей правовой базе реституции подлежит только культовое имущество. О возвращении зданий, не имевших культового назначения, но построенных на деньги общины и незаконно реквизированных большевистской властью или нацистами во время оккупации, действительно, и речи не идет.
Есть некоторая сложность и в том, что ни закон 1991 года, ни указ президента 1992 года не определяют, какое, собственно, здание является «культовым». Был, правда, разработан специальный законопроект «О возвращении культовых зданий религиозным организациям», определявший предмет реституции более конкретно, но он не был принят. Согласно этому законопроекту, культовыми зданиями являются только сооружения, специально построенные для совершения богослужений. Таким образом, здания духовных учебных заведений или сооружения социальной инфраструктуры, существовавшей при религиозных организациях, культовыми в этом понимании не являются. У микв, наверное, есть шанс, поскольку это тоже помещения, построенные специально для совершения религиозного обряда, однако мне неизвестны случаи их возвращения общине.
Впрочем, даже в отношении исключительно культового имущества существующая законодательная база явно недостаточна. Разумеется, для корректного урегулирования вопросов необходима разработка полноценного закона о реституции. Однако никакого намека на прогресс в этой сфере в последние годы не наблюдается.
— Какие организации и структуры могут претендовать на те или иные культовые здания, ведь настоящих правопреемников дореволюционных еврейских общин по сути нет…
— Сколько, по вашим оценкам, общин в Украине готовы взять на себя содержание возвращенных синагог, их обустройство, охрану и т.п.? Не секрет, что иногда возращенное общине здание разрушается быстрее, чем при нееврейских хозяевах. Можно ли говорить о неком негласном пакте между властью и общиной: мы вам ничего не вернем — а нам не очень-то и надо?
— Ситуация на местах очень разнится. Там, где община вынуждена арендовать помещение для молитв, она совсем не возражала бы против получения здания в собственность, но власти совершенно не готовы напрягаться, чтобы предоставить новое жилье каким-нибудь семьям железнодорожников. Возможно, община и нашла бы деньги на ремонт и приведение в порядок здания, возможно – нет, но никто не дает ей шанса попробовать. А где-то власти даже изъявляют готовность передать общине, уже имеющей в городе синагогу, или даже две, и другие здания, но община со своей стороны не обладает ресурсом для приведения этих зданий в порядок.
Проблема в том, что даже нуждающаяся в помещении община далеко не всегда обладает достаточными материальными ресурсами, чтобы привести в порядок здание и поддерживать его в хорошем состоянии. Однако эта проблема вполне решаема, если рационально и системно подойти к созданию полноценной законодательной базы. Например, в некоторых странах Восточной Европы все бывшие еврейские общинные здания возвращались весьма немногочисленной общине, которая могла распоряжаться этим имуществом по своему усмотрению. Продавая или сдавая в аренду одни здания, община получала возможность отремонтировать другие для собственных нужд. У нас же закон предусматривает в случае передачи культового здания религиозной общине использование помещения только «по назначению», для богослужений, что делает невозможным «самоокупаемую» схему реституции и требует привлечения значительных дополнительных средств.
— А какова ситуация с возвращением культовых сооружений других конфессий, ведь в Украине та или иная собственность была незаконно отнята у 16 национальных общин?
— Ну, надо все-таки уточнить, что отбиралась собственность и у национальных общин, и у религиозных, и у частных лиц, в конце концов, а реституция худо-бедно прошла только в отношении культовых зданий. Тут трудно обобщать, но, конечно, процент возвращенных православным церквям христианских храмов гораздо выше, чем синагог. И не думаю, что корректно оправдывать этот перекос количеством паствы, реальной или воображаемой. Центральный вопрос реституции, ее смысл и предназначение – восстановление справедливости, а не удовлетворение потребностей в помещениях.
— Насколько остро стоит проблема приватизации зданий бывших синагог? Ведь если от государства еще можно что-то требовать (хотя и без особой надежды на успех), то от новых хозяев это невозможно даже теоретически…
— Эта проблема, к сожалению, существует. Хотя теоретически культовые сооружения не подлежат приватизации, но на уровне закона мораторий на приватизацию не закреплен, и иногда здания синагог «уплывают» в частные руки. Еврейская община пыталась как-то контролировать этот процесс, и правительство брало на себя обязательство прекратить подобную практику, но безрезультатно. Это, конечно, затрудняет гипотетическую реституцию в дальнейшем. Теоретически, государство может признать приватизацию незаконной – но пока власть не торопится передавать и здания, находящиеся в муниципальной собственности, так что тут не о чем и говорить.
— Почему община до сих пор не выработала единую позицию в отношении реституции еврейской собственности? В 2007 г. для этой цели была предпринята неудачная попытка создать специальный комитет, но с тех пор дело не сдвинулось с мертвой точки. Что это — личные амбиции или принципиально разные точки зрения на возможную модель реституции?
— Вероятно, это результат неспособности руководителей еврейских организаций подняться над повседневными нуждами и сформулировать стратегическое видение развития общины на ближайшие десятилетия. Сегодня конкретные раввины и общинные лидеры в регионах общаются на предмет реституции с местными властями, исходя из собственных потребностей и возможностей. Иногда это может быть эффективно, и при взаимопонимании на локальном уровне многие проблемы можно решать. Но в целом ситуация требует системной и масштабной работы по принуждению государства по выполнению взятых обязательств, и здесь безусловно необходима координация усилий украинской общины, международных еврейских организаций, европейских структур и дипломатических институций.
Кроме того, следует осознавать, что еврейская собственность – лишь часть всей совокупности незаконно отобранных зданий и имущества самых разнообразных религиозных и национальных общин. Мне представляется оправданным сформировать для решения этого вопроса широкую коалицию, в которую вошли бы представители христианских церквей, мусульманских и еврейских общин, национально-культурных объединений. Подобные попытки были (правда, только среди религиозных структур, поскольку юридическую базу у нас в стране имеет только возвращение культового имущества), но не очень удачные и эффективные.
— Несколько лет назад была озвучена идея создания региональных еврейских музеев, которые логично было бы размещать в зданиях бывших синагог. Насколько это реалистичный проект? Хотя бы в качестве меры по сохранению синагог, являющихся памятниками истории и архитектуры — в Шаргороде, например.
— Как показывает опыт восточноевропейских стран, этот проект вполне реален. Во многих городах количество сохранившихся зданий синагог превышает реальные потребности общины в помещениях для отправления культа. В этих условиях создание еврейского музея позволило бы и сохранить атмосферу еврейского присутствия, и восстановить архитектурный памятник. Этот проект, бесспорно, принес бы огромную пользу всему украинскому обществу в целом, однако его реально осуществить только при серьезной поддержке государства, либо же в рамках системного и масштабного проекта реституции, позволяющего общине распоряжаться значительными активами недвижимости, что позволило бы заработать достаточно средств и для содержания действующей синагоги, и для открытия музея.
— Если отвлечься от «большой политики», что можно сказать об активности местных общин в этом вопросе? Ведь действовать можно в двух направлениях — во-первых, требовать у местных властей возврата культовых сооружений и, во-вторых, устанавливать связи с еврейскими землячествами в США и Израиле, которые могли бы поддержать возрождение синагоги или создание музея на родине своих предков.
— Над небольшими еврейскими общинами довлеет груз повседневных проблем, от которых очень трудно оторваться. Большинство общин находятся не в том положении, чтобы давить на власть, и обременены необходимостью поддерживать существующую инфраструктуру. В этой ситуации о «расширении» за счет новых зданий, как правило, нечего и говорить. Наоборот, не единичны случаи, когда ранее переданное общине в начале 1990-х годов здание пустует в силу отсутствия сегодня общинной жизни во многих городах… В отношении землячеств, мне кажется, речь может идти скорее об исключениях, связанных с персональными интересами отдельных состоятельных выходцев из украинских местечек или их потомков, готовых финансировать подобные проекты. Более массовым может быть интерес к приведению в порядок и поддержанию в пристойном виде кладбищ, на которых покоятся останки предков уехавших в другие страны украинских евреев. Но, как показывает практика, и в этой сфере местные общины не очень-то успешно находят зарубежных партнеров, готовых оказать поддержку.
— Как решаются проблемы реституции в странах Восточной Европы и в бывших советских республиках, а ныне — странах Балтии?
— В Восточной Европе и странах Балтии произошел (или еще идет) непростой процесс последовательной и системной реституции. В государствах, стремящихся быть частью Европы и политически, и культурно, этот вопрос связан с гарантией неприкосновенности собственности в целом. В России ситуация примерно такая же, как в Украине. В Беларуси закон разрешает (а не обязывает!) передавать религиозным организациям культовые здания, за исключением тех, которые используются как объекты культуры. В Молдове нет и такой убогой, как в Украине, правовой основы для возвращения культовых и иных общинных зданий, однако, поскольку страна в последние годы прилагает усилия для адаптации своего законодательства к европейскому, можно надеяться на прогресс в этой сфере.
— Какая модель реституции кажется вам наиболее приемлемой для Украины? Должна ли власть просто отдать то, что осталось от здания, бывшего некогда синагогой или отремонтировать его, как, например, в Словакии? Должно ли здание использоваться исключительно для отправления религиозных обрядов или возможна сдача в аренду части площадей для финансирования общинной жизни?
— Я полагаю наиболее реальной моделью, обеспечивающей функционирование жизнеспособной общины, должна быть полная передача в собственность общины хотя бы только культовых зданий, но всех. Пусть они будут переданы в полном виде, но с предоставлением общине права распоряжаться ими по своему усмотрению. При условии серьезного государственного участия в этот процесс следует вписать также систему мунициально-общинных еврейских музеев.
— Возможно ли, на ваш взгляд, включение в «пакет требований» к Украине в рамках евроинтеграции, требование реальной активизации процесса реституции?
— Не только можно, но и нужно. Давление со стороны международного сообщества вообще и европейских структур – в частности, это, пожалуй, единственный реальный фактор, способный сдвинуть дело с мертвой точки.
Необходимо добиваться от европейских институций четкой привязки любых шагов в сторону интеграции, с процессом реституции. К собственному гражданскому обществу наша власть прислушиваться не склонна. А вот «через голову» международных структур, особенно если удастся добиться официального включения этого вопроса в «повестку дня» переговоров с Евросоюзом, до украинского руководства можно и достучаться. Например, именно так в Украине был недавно принят антидискриминационный закон, о необходимости которого давно говорили правозащитники.
Беседовал Максим Суханов