Наводчица Нинка и галицийский еврей

Николай ОВСЯННИКОВ | Номер: Апрель 2014

Наводчица Нинка и галицийский еврейОдна из ранних песен Владимира Высоцкого под названием «Наводчица» (известна в народе как «Песня про Нинку») была написана в 1964 году и вскоре получила широкое распространение посредством магнитофонных записей. Хорошо помню, что в 1967-м я ее знал наизусть и распевал в школе под аккомпанемент своей первой семиструнной гитары. Песня имела успех в любой компании, и даже девушек из интеллигентных семей ничуть не смущали такие характеристики героини, как «она жила со всей Ордынкою» или «она ж того — ко всем ведь просится». Очевидно, женское чутье подсказывало им, что герой-повествователь попросту злится от нетерпения, но стоит ему получить желаемое, как Нинка тотчас станет самой верной и порядочной среди всех обитательниц Ордынки. Мы же, ребята, считали, что со стороны автора это некий приблатненный демарш. Вы, мол, привыкли к романтическим девушкам «в платье темно-синем», а по мне — так чем грязнее, тем слаще.
Оказалось, что и мы, и девушки ошибались, плохо вслушиваясь в слова и исполнение Высоцкого. Когда много лет спустя «Наводчица» была опубликована, стало ясно, что песня представляет собой диалог между героем-повествователем и мужской компанией, пытающейся отбить у него охоту лететь к Нинке, которая наконец согласилась ему уступить. Друзья же тянут его с собой в кабак, чтобы он залил желание. Таким образом, все обвинения в ее адрес — «наводчица», «грязная», «глаз подбит» и т.п. — исходят от несостоявшихся собутыльников героя. От него же самого всякий раз в ответ звучит примерно одно и то же: «А мне плевать — мне очень хочется!»

Как говорится, совсем другой коленкор. Почему-то мне кажется, образец, с которого делался этот «переплет», выполнен рукой еврейского мастера. Я даже могу назвать его имя — поэт, актер, певец (тут полное совпадение с Высоцким) и переводчик с русского на идиш Якоб Якобс (1890/91? – 1977). Вместе со своим другом композитором Шоломом Секундой в ­20–30-е годы минувшего века он сочинял песни на идише для еврейского театра, расположенного на нью-йоркской Второй авеню. Их новинкой 1932 года стала песня-дуэт By mir bistu sheyn («Для меня ты самая красивая»), написанная к спектаклю, название которого можно перевести примерно так: «Я осуществил бы это, если б мог». Первая постановка состоялась в бруклинском Rolland Theater. Песню исполнил выдающийся еврейский актер Аарон Лебедев (1873–1960) в дуэте с Люси Левин, которой надо было лишь дважды пропеть единственную фразу: «Скажи, как ты это объясняешь?»
Позже песня была частично переведена на английский, с огромным успехом исполнена знаменитым вокальным трио «Сестры Эндрюс» в сопровождении оркестра легендарного Генри Миллера и в 1938 году стала первым номером хит-парада. С этого времени началось ее торжественное шествие по всему миру.
Свою долгую и насыщенную жизнь в СССР она начала как «Моя красавица» — с граммофонной пластинки Ногинского завода 1940 года в исполнении джаз-оркестра Якова Скоморовского (без пения). Эта пластинка несколько раз переиздавалась на «Апрелевке» и других подобных предприятиях. За ней последовало предвоенное изделие Ленинградской фабрики граммофонных пластинок 1941 года, где шлягер «Ба мир бист ду шейн» (так русскими буквами было напечатано на этикетке) на языке подлинника в фортепианном сопровождении записала бывшая актриса ленинградского Советского еврейского театра «Дер Найер Вег» («Новый путь») Ханна Яковлевна Гузик (1909–1994). К слову сказать, типичная еврейская красавица.
Очевидно, именно эту пластинку в послевоенные годы слушал Владимир Высоцкий. К тому времени песня успела превратиться у нас в знаменитый антифашистский шлягер Леонида Утесова «Барон фон дер Пшик» (1942) и множество народных подделок наподобие «Старушка не спеша дорожку перешла». Как известно, Владимир Семенович с детства был исключительно любознателен, поэтому, я уверен, однажды докопался-таки до подлинного текста «Моей красавицы» (интерпретация Ханны Гузик была далека от подлинника). Тем более, что среди его родственников по отцовской линии, судя по всему, имелись знатоки идиша.
В действительности песня начиналась с обращения героя-повествователя к своей возлюбленной. «Даже если бы ты…» — начинал он, и затем следовали допущения, весьма напоминающие обвинения в адрес Нинки со стороны друзей ее ухажера из песни Высоцкого. У Якоба Якобса говорится о кошачьих глазах — у Высоцкого о подбитом глазе; у еврейского автора о легкой хромоте и деревянной ноге — у Высоцкого о разных ногах; у Якобса о вульгарности, напоминающей грубого галицийского еврея, — у Высоцкого о том, что ко всем просится, врет, и никто с нею не захочет спать. Говоря о внешнем облике героини, Якобс сравнивает ее с диким индейцем, Высоцкий пишет, что Нинка хрипит, грязная и одета, как уборщица. Герой Якобса использует все эти образы лишь как фигуру речи, чтобы в итоге заявить: «Меня это не волнует!» Герой Высоцкого отмахивается от своих друзей схожим образом: «А мне чего — мне очень хочется!»
Все говорят, что — не красавица,
А мне такие больше нравятся.
Ну что ж такого, что наводчица, —
А мне еще сильнее хочется! —
вместе со своим героем завершает отповедь друзьям Владимир Высоцкий.
«Многие красивые девушки / Желали бы меня в мужья, / Но из всех я выбрал только тебя, / Потому что ты для меня / Самая прекрасная…» — так заканчивается песенное объяснение в любви героя Якоба Якобса.
По сути, из песни Высоцкого мы не узнаем о Нинке никаких заслуживающих доверия фактов, кроме того что она, судя по всему, наводчица. Но разве наводчица не может быть по-женски привлекательной? Из стихов Якобса мы тоже фактически ничего не узнаем о «моей красавице». Скорее всего, она так же, как героиня Высоцкого, вовсе «не красавица», иначе зачем ему так долго доказывать ей самой, что она для него самая прекрасная.
Не слишком ли много сходства для простой случайности?
Об интересе Владимира Семеновича к еврейской тематике написано немало. Наверно, «Песня о Нинке» свидетельствует об этом интересе не так ярко, как, скажем, стихотворение «о царевичах», относимое к 1967 или 1968 году. Там в роли Нинки, неодолимо влекущей к себе мужчин, выступают три дочери Гуревичей. Еврейские красавицы (снова этот образ из песни Якобса и Секунды!) влекут к себе не кого-нибудь, а царских сыновей. Царям не остается ничего другого, как обвинить трех дочек Гуревичей в колдовстве и приказать сжечь как ведьм. Но подросли и превратились в красавиц три дочери Рабиновичей, к которым, «не успел растаять дым от костров», потянулись неисправимые царевичи. «И опять, опять цари опасаются…» Смекалистые Шифманы, у которых тоже подрастают три красавицы, быстренько покинули свою Жмеринку и «махнули в Америку».
Конечно, такое могло случиться только в сказке. Может быть, поэтому Владимир Семенович написал так много стихотворных сказок. В одной, помнится, опальный стрелок имеет наглость отвергать в качестве невесты королевскую дочь.
Король: Возьмешь принцессу, и точка!
А не то тебя раз-два — и в тюрьму,
Ведь это все же королевская дочка!..
А стрелок: «Ну, хоть убей, не возьму».
Неужели герой так упорствовал из-за бадьи портвейна, которую не соглашался выкатить монарх?.. Возможно, у него на примете была какая-нибудь красавица с не совсем обычным именем и внешностью, напоминающей Ханну Яковлевну Гузик…
«Алеф»