ЮРИЙ ГАЙСИНСКИЙ: «ДЕЛАЙ ЧТО ДОЛЖНО И БУДЬ ЧТО БУДЕТ»

| Номер: Октябрь 2013

G_1ИЗ НАШЕГО ДОСЬЕ:
Юрий Александрович Гайсинский родился 26 сентября 1947 года. В 1970-м окончил с отличием Харьковский юридический институт. По распределению работал в прокуратуре Харьковской области. До 1975 года — помощник, затем — прокурор Красноградского района. С 1985-го — прокурор Московского района г. Харькова. С февраля 1992-го по октябрь 1993-го — первый зам. Генерального прокурора Украины. В мае 1993 года Указом Президента Украины ему присвоен чин Государственного советника юстиции 1 класса, что соответствует воинскому званию генерал-полковника.
В октябре 1993 года Верховным Советом Украины уволен с должности вместе с Генеральным прокурором, после чего новый Генеральный прокурор в декабре 1993-го издал приказ об увольнении его с должности (Верховный Совет мог увольнять с должности только Генпрокурора). Работал адвокатом, директором юридической фирмы «Корда». С января 2000-го — зам. Генерального прокурора Украины — прокурор г. Киева. Приказом Генерального прокурора Украины в январе 2002-го восстановлен в должности первого заместителя Генпрокурора, но от этой должности отказался, продолжал работать прокурором Киева — зам. Генпрокурора.
С 2002 по 2007-го — прокурор Киевской области. С тех пор — адвокат, партнер адвокатского объединения «Юридичні гарантії».
В 1988-м — один из соучредителей общества «Мемориал» в Харькове. В январе 1989-го — делегат учредительного съезда «Мемориала» в Москве. С 1990 по 1994 год — депутат Верховной Рады Украины первого созыва от Московского избирательного округа №373 г. Харькова, избран в первый состав Конституционной комиссии парламента.
30 августа 1991-го как председатель парламентской комиссии сделал доклад Президиуму Верховной Рады Украины о роли КПУ в период ГКЧП (19-21 августа). Указом Президиума Верховной Рады деятельность КПУ была запрещена.

– Юрий Александрович, кто из народных депутатов Украины — евреев голосовал 24 августа 1991 года за Акт независимости Украины?
– Все. Яков Аптер, Юрий Гайсинский, Ефим Звягильский, Юлий Иоффе, Борис Резник, которые были избраны, соответственно в Крыму, в Харькове, в Донецке, в Луганской области, в Одессе.
– Расскажите о себе подробнее: еврейская тема особенно близка нашим читателям.
– Мое детство прошло в Полтаве, где я родился. Отец моей матери был литовским евреем — литваком, как он себя называл. Родился он в Вильно (ныне Вильнюс). Звали его Лазарь Вульфович Давидович. Он был кожемякой и физически очень сильным человеком. 1917 год застал его в Полтаве, где он служил в царской армии. Здесь он остался и женился на моей бабушке Гале. О том, что ее звали Ханна Соломоновна (девичья фамилия Герман) я узнал только после ее похорон, прочитав табличку на могиле.
Моя мать Дора Давидович родилась в г. Сарны Ровенской области в 1922 году. Там была граница с Польшей и дед Лазарь пытался уехать к себе на родину в Вильнюс, который был тогда в составе Польши. Пересечь границу не удалось и они вернулись в Полтаву с новорожденной дочерью – моей будущей мамой.
Отец моего отца Яков Исаакович Гайсинский до революции был выслан в Якутск, где познакомился с дочерью раввина Якутии — Идой Ароновной Страд. В 1917 году они поженились. Их старший сын Юрий погиб на фронте, а младший — Александр, мой отец, прошел войну с первого до последнего дня. Выжил, несмотря на два ранения, и после войны в Полтаве познакомился с моей мамой. Мне не было еще и двух лет, когда родители развелись. Я остался жить у мамы, фактически — у дедушки с бабушкой.
– Как-то коллеги мне говорили, будто вы довольно долго не знали, что вы еврей.
– Это не так. Мои дедушки и бабушки говорили на идиш и не скрывали от меня свою национальность и на каком языке они говорят. Не так часто в доме звучал идиш, но достаточно, чтобы я уяснил, что они говорят на еврейском языке. Но главное — антисемитизм постоянно напоминал мне кто я. Мне было пять лет, когда я впервые услышал от соседей выкрики «жиды». Как я понял, речь шла о плохих людях, и что мы имеем к ним прямое отношение. Дед Лазарь забрал меня в дом, точнее халупу, где мы жили. Он стал читать на идиш книгу о зверствах нацистов и рассказал, что в союзе с Америкой и Англией мы победили немцев и после победы был Нюрнбергский процесс и тех, кто кричал «жиды», повесили. Своим детским сознанием я так понял своего деда, что наши крикливые соседи имеют какое-то отношение к повешенным немцам и они нехорошие люди.
Став взрослым, я прочитал все, что можно о Нюрнбергском процессе. Этой темой я интересуюсь по сей день.
После третьего класса меня забрал отец. Его жена — Надежда Алексеевна Гайсинская была юристом высокой квалификации. В 60-е годы она возглавляла районный суд в Полтаве. Ко мне относилась очень хорошо, старалась минимизировать негативы государственного и бытового антисемитизма, говорила как себя вести в конфликтных ситуациях… Кстати, в 1992 году в Тернополе я представлял на должность прокурора Тернопольской области Богдана Ференца. По моей просьбе он нашел приказы о назначении Надежды Алексеевны Приходько заместителем начальника Тернопольского облуправления юстиции по кадрам. Шел 1944 год и было ей 23 года.
– Очевидно она повлияла на ваш выбор профессии.
– Да, она оказала влияние на мой выбор. Институт я окончил с отличием и распределился в прокуратуру района, где в 1975-м стал работать прокурором района.
– И в партию, конечно, приняли?..
– А как же! В Советском Союзе тех лет руководитель прокуратуры не мог быть беспартийным.

 В период работы прокурором г.Киева

В период работы прокурором г.Киева

– Да и евреем он не мог быть. Евреи- адвокаты мелькали сплошь и рядом. Но прокурор…
– Все так — такова была «генеральная линия партии». Но по паспорту я числился русским. В моем свидетельстве о рождении в графе «национальность отца» было записано русский, а матери — еврейка. Поэтому в моем паспорте и появилась запись «русский». Конечно, руководство знало особенности моей биографии. Были среди них люди, которые не страдали юдофобией и фактически, где можно, не придерживались «генеральной линии…». Следует назвать тех руководителей, которые остались в моих глазах достойными людьми. Это прокурор Харьковской области с 1968 по 1986 год Иван Григорьевич Цесаренко и первый секретарь Красноградского райкома партии Николай Терентьевич Мариненко. Это их усилиями в 1975-м прокурор УССР Федор Кириллович Глух с согласия Генерального прокурора Союза ССР Романа Андреевича Руденко назначил меня прокурором района.
– Грозная эта должность — прокурор. Человеку с мягким характером на ней делать нечего.
– Да, так. Но жесткость (не жестокость) необходима, когда при расследовании преступлений против личности (убийства, изнасилования и проч.) прокурор часто является единственным человеком, который проявляет мужество, защищая потерпевшего. Очень часто преодолевая угрозы, клевету и все такое прочее.
– Как же теперь вам в адвокатах?
– Моя известность и высокая квалификация, короче — имя — позволяет выбирать кого защищать по уголовным делам. Как адвокат я никогда не защищал убийц или насильников. Поэтому у меня не было и нет проблем морального выбора.
– Как вам удавалось соблюдать так называемую «социалистическую законность»?
– В советские времена я был руководителем районных прокуратур. Мы не занимались делами об антисоветской агитации. Но было всякое. Ведь не секрет, что коррупция, как это ни парадоксально звучит, нередко была единственным двигателем советской экономики. Мне запомнился случай, который сегодня вызывает улыбку. Вы первый, кому я о нем рассказываю. Итак, я – помощник прокурора Красноградского района в возрасте 22-23 лет. Проверял «сигнал» из богатого колхоза с идеологически «правильным» названием «Заря коммунизма». И вот сидим мы втроем в кабинете: я, председатель колхоза Иван Михайлович Редько и бригадир «шабашников» молодой парень по фамилии Арутюнян. Я начинаю допытываться у бригадира: «Вот вы дорогу построили. А разве вам для нее выделяли фонды? Где вы взяли битум, щебень и все прочее?» Арутюнян молчит. В воздухе повисает долгая пауза. Ее нарушает Редько: «Та кажи вже!», – говорит он Арутюняну. И тот начинает объяснять, как все было. «Понимаете, у меня в Москве есть хорошие знакомые. Я в министерстве обороны «выбил» нужные нам материалы. Не построили еще одну ракетную шахту, но зато какую дорогу мы проложили!»
«Ты ж понимаешь, – подключается к разговору Редько, – у нас же такое бездорожье, просто беда. Из-за этого молоко пропадало, зерно. Весной и осенью хоть плачь, а выехать из села невозможно».
Что было делать? Доложил обо всем прокурору. И пришли мы к выводу, что не нужно дело раздувать. Да, формально нарушение налицо, но ведь какую хорошую дорогу люди построили. В общем, не дали мы делу хода, о чем я до сих пор не жалею. А дорога эта до сих пор существует.
– Словом, вы внесли свою лепту в дело разоружения. А те шахты для баллистических ракет, что были в Украине, потом все равно разрушили согласно международным договорам.
– Если говорить без иронии, то разоружение здесь, конечно, ни при чем. Примеров таких было множество. Они характеризуют советскую социалистическую экономику как нежизнеспособную систему, которая может существовать только на страхе…
Мотивация страхом поддерживалась со времен Сталина — ведь других мотиваторов не было. Кроме коррупции.
Партийные комитеты на местах назначали «уполномоченных райкома партии» из числа районного руководства, в обязанности которых входил контроль за хозяйственной деятельностью колхозов и совхозов. Как прокурор я был членом райкома партии и депутатом райсовета. Примерно раз в неделю в 4 часа утра собирались на центральной площади секретари райкома, председатель райисполкома и его заместители, председатель райотдела КГБ, начальник милиции, прокурор. Первый секретарь райкома объявлял кому в какие хозяйства ехать. К 5 утра надо было быть на ферме, чтобы доярки видели, что начальство приехало. Райком демонстрировал, что партия «держит руку на пульсе экономики». Пользы — ноль.
Тем не менее эти поездки мне нравились. И вот по какой причине. Я сам садился за руль, хотя это запрещалось. И по дороге включал радиоприемник. Он у меня в это раннее время очень неплохо ловил заграничные «радиоголоса». Я их слушал с большим вниманием.
– Вся прогрессивная общественность страны, что называется, тогда им внимала.
– Своими сомнениями делился со своим другом секретарем райкома по идеологии Сашей Кукиным. Он закрывал двери кабинета и ругал меня, убеждал не болтать лишнего. Но он был порядочный парень и никуда на меня не донес.
– Так вы постепенно и оказались в числе тех людей, которые посчитали, что стране нужны кардинальные перемены?
– Эти настроения получили мощный толчок с наступлением горбачевской перестройки. С 1985-го я работал в Харькове прокурором Московского района. С моим участием в Харькове было создано общество «Мемориал». В январе 1989-го в числе других делегатов я участвовал в работе учредительной конференции «Мемориала», которая проходила в Москве в огромном зале авиационного института. Такого количества журналистов и видеокамер, как на той конференции, я больше никогда не видел.
Конференция проходила в Москве в выходные дни и я не поставил в известность прокурора Харьковской области. В понедельник он вызвал меня в свой кабинет и полушепотом сказал, что я дурак и вся эта перестройка закончится массовыми репрессиями. «В лучшем случае тебя посадят, а в худшем — отправят в психбольницу для принудительного лечения».
– Да, сталинский страх был на десятилетия.
– Он и сейчас в значительной мере остался. Даже у тех, кто при Сталине и не жил.
– И вот началась «перестройка». Бурное было время…
– Да. Мне было что сказать людям и я решил уйти в политику.
– И о чем вы говорили во время предвыборной кампании?
– Сначала я баллотировался в Верховный Совет СССР. Моим избирательным округом был Харьков. Много выступал — активность слушателей была огромной. Была весна 1989 года. Я говорил о необходимости многопартийности, введения частной собственности, выступал за реальные равные права всех граждан перед законом. Поддержка была очевидной. Но за день до выборов я снял свою кандидатуру в пользу Виталия Коротича, который тогда был главным редактором журнала «Огонек». Он получил 81% голосов. А депутатом Верховного Совета УССР меня избрали 18 марта 1990 года.
– А потом вдруг грянуло ГКЧП…
– Да, 19 августа в 6 часов утра мне позвонил знакомый следователь и сообщил, что в Москве путч. Я тогда одновременно включил телевизор и приемник на волне радио «Свобода». Убедился, что это именно так. И я говорю старшей дочке (ей тогда был 21 год): «Оксана, меня могут посадить в тюрьму». И она мне говорит: «Папа, так что же ты в спортивном костюме. Оденься хоть прилично».
Ну что ж — оделся как на праздник и поехал из Краснограда в Харьков. Думал, по дороге перехватят. Но нет.
– Промедление, как утверждал вождь революции, смерти подобно.
– Возле прокуратуры уже было много людей — я ведь народный депутат Украины и одновременно прокурор. Полный кабинет. Беру в руки уголовный кодекс и начинаю читать статью «Измена Родине в форме заговора с целью захвата власти». В комнате такая тишина, что слышно как мухи летают. Согласно этой статье виновным полагалась смертная казнь.
В это время звонит мэр города Евгений Кушнарев, приглашает на встречу. Тем временем назначенная на 20 августа сессия Харьковского облсовета была отменена. Тогда Е. Кушнарев назначил на 21 августа внеочередную сессию Харьковского горсовета. На ней под аплодисменты я зачитал проект постановления от имени прокурора УССР о возбуждении уголовного дела в отношении членов ГКЧП.
После провала ГКЧП 24 августа 1991-го мы, народные депутаты Украины, приняли судьбоносное решение о провозглашении независимости Украины.
– Недавно на телешоу один из нынешних депутатов Верховной Рады громко шумел о том, что «це ми вибороли незалежність». А ему нет и сорока. Значит тогда, в 1991-м, он был еще подростком. Подумалось, как много желающих примазаться к знаковым событиям. Я вспомнил, как 20 августа специально приехал на площадь Октябрьской революции (ныне Майдан Незалежности), чтобы посмотреть, что там происходит. И увидел небольшую группку людей, которые озираясь по сторонам, не очень громко спорили по поводу ГКЧП. А за ними пристально наблюдали несколько мужчин крепкого телосложения в одинаковых костюмах и галстуках. Вот такие были «революционные события». А уже 24-го, когда все решилось в Москве, на этой же площади какой-то бородатый индивидуум в вышиванке пытался топором крушить памятник, поставленный в честь событий 1917 года. Вот такие «герои», всегда готовые примазаться к победе…
– У победы сто отцов, поражение всегда сирота… Но жизнь продолжалась. Вернувшись после сессии в Харьков, 26 августа получил телеграмму от Л. Кравчука, что я назначен председателем комиссии по расследованию деятельности ГКЧП. Приехал в Киев и комиссия из двадцати депутатов принялась за работу. К 30 августа мы внесли на рассмотрение Президиума Верховного Совета Украины проект Указа о запрете деятельности КПУ. Я сделал доклад и после его обсуждения председательствующий Леонид Кравчук предложил мне зачитать проект Указа с учетом высказанных замечаний. Я прочитал проект Указа, который Леонид Макарович поставил на голосование. Указ был принят 19 голосами «за» при одном «против».
Указ состоял из двух пунктов:
1- о запрете деятельности КПУ;
2- о национализации имущества КПУ.
На наших глазах рухнула партия, которая больше 70 лет монопольно и безответственно властвовала.
– Тогда же вас назначили первым заместителем Генерального прокурора Украины.
– Нет, это произошло спустя полгода. Я решил рассказать Л. Кравчуку, который уже был избран Президентом Украины, о своем происхождении. На это он мне спокойно ответил: «Во-первых, я о твоем происхождении знаю. А во-вторых, у меня нет комплексов неполноценности. У меня ко всем ровное отношение. Иди и работай».
– Словом, он вам примерно так же ответил, как когда-то Черчилль на вопрос об антисемитизме в Англии. Он сказал: «Мы, англичане, не антисемиты, потому что не считаем себя глупее евреев».
– Да, по духу примерно так же.
– Правда, вас довольно быстро убрали с этой должности. А спустя несколько лет вновь пригласили. И снова вы прокурором Киева проработали недолго, а затем стали прокурором Киевской области.
– Что значит «быстро убрали»? Первым заместителем Генпрокурора я проработал почти два года. С моим участием были подготовлены приказы Генерального прокурора Украины по всем направлениям прокурорской деятельности — они были подписаны 4 апреля 1992 г. Раньше таких приказов в Украине вообще не было. Надо было формулировать новые требования к прокурорам — ведь мы уже жили в демократической стране с рыночной экономикой. Что касается меня лично, то правые не простили мне, что решением нашей комиссии никого не арестовали, а левые того, что мы компартию все же запретили. И полился поток клеветы.
– Понимаю, о чем вы говорите. В те годы я работал в газете «Комсомольское знамя» (позднее «Независимость»). Это была одна из самых популярных газет Украины. В начале перестройки ее ежедневный тираж был 250 тысяч экземпляров, а к развалу Союза в 1991 году уже 1 миллион 250 тысяч. Как говорится, почувствуйте разницу.
– Согласен, «Коза» была очень популярна. Вот почему особенно неприятно было и в ней читать клевету на себя.
– Григорий Омельченко, в статьях которого содержались недобрые выпады в ваш адрес, руководству нашей газеты поначалу казался большим борцом за справедливость. Лишь спустя время, разобравшись в чем дело, перестали его печатать.
– Несколько позже я разговаривал с главным редактором Владимиром Кулебой, и спросил его, как можно было такое публиковать? Он мне ответил, что популярность любой газеты зависит от остроты материалов, печатающихся на ее страницах. Омельченко такие статьи к нам приносил, а вы нет. Вот так все и получилось.
Что ж, возможно, я был действительно неправ, что не приносил в редакцию контрматериалы. Но просто я тогда считал это ниже своего достоинства. Но вы же понимаете, если бы я действительно был ставленником мафии, кто же меня бы по-быстрому снял с прокурорской должности?
– Вы как-то мне сказали, что нет неудобных вопросов, а есть неудачные и неискренние ответы. Очень правильные слова. Поэтому я хочу вас спросить. Насколько соответствуют действительности имеющие место в Интернете материалы о том, что вы очень богатый человек и нажили свое состояние нечестным путем?
– Нормальный вопрос. Одно вызывает у меня удивление. Таких вопросов никогда не задают олигархам. Как из известного еврейского анекдота — кто-то сказал, что у раввина дочь проститутка, хотя у него нет дочерей. Газеты, в том числе и та, где вы работали, меня объявили «руководителем мафии», создав информационные «поводы» для вопросов. Если ваших читателей это волнует, отвечаю: народный депутат Украины первых трех созывов Верховной Рады Украины Алексей Шеховцов написал книгу-исследование по поводу обвинений меня в злоупотреблениях. Книга называется «Антимафия в Законе». Издана в Киеве в 1997 г. Дополню, что я не приватизировал ни одного государственного предприятия, находясь в статусе первого заместителя Генерального прокурора, депутата Верховной Рады, прокурора Киева, прокурора Киевской области – ни одного, хотя возможности были. Я зарабатывал своим трудом юриста высшей квалификации.
– Моя мама говорила: «Сынок, никогда не бери чужого, потому что когда украл Иван – говорят, что украл Иван, а когда украл Абрам, говорят, что украли евреи».
– Зарабатываю потому, что хорошо знаю свое дело. По крайней мере, моя самооценка – я лучший.
– Вы, в отличие от некоторых людей, не отрицаете своего еврейского происхождения. Но при этом не участвуете в так называемом еврейском движении. С чем это связано? Вы когда-нибудь бываете в синагоге или нет?
С руководителем делегации китайских прокуроров

С руководителем делегации китайских прокуроров

– В синагоге я бываю. Правда, редко и, как правило, на Йом Кипур. Я держал пост несколько раз. Благодаря самообразованию я узнал о еврейских традициях, культуре, много этим интересуюсь. В душе я сознаю себя евреем.
У Игоря Губермана есть такие строчки:
Те канавы, овраги и рвы,
Где чужие лежат, не родня –
Это самые крепкие швы,
Что с еврейством связали меня.

У меня такое точно восприятие своего еврейства. С детства я реагировал только на одно оскорбление – на слово «жид».
– А у вас были такие случаи?
– Конечно. Я драчливый был.
– Это в юности. А во взрослой жизни в связи с вашей профессией вряд ли кто-то отваживался…
– Вы знаете, был один случай, но просто гротескный. В мои обязанности прокурора входили проверки законности содержания задержанных. И вот как-то прихожу я в РОВД. Дежурный офицер докладывает обстановку. Я смотрю – сидит какой-то пьяный. И вдруг он пьяно говорит: «О! жидовская морда!»
– Может он не понял, кто вы такой?
– Он знал, кто я такой. Дал ему в морду. Но знаете, в чем был комизм ситуации? Он был еврей, судимый за хулиганство. После чарки водки он ставал придурком. Когда я пришел проверять КПЗ на следующий день, он — уже трезвый — очень извинялся. Других подобных случаев за время моей прокурорской работы не было.
– Я понял ваше отношение к иудаизму как к религии и как к образу жизни. При этом вы совершенно не участвуете, как и многие, в так называемой еврейской общественной жизни. Почему? Вы не верите людям, которые этим занимаются?
– Я полностью профинансировал возведение памятника жертвам погрома в селе Германовка Киевской области. До революции там около половины жителей были евреи. Была синагога. В гражданскую войну в 1919 году в Германовке был страшный погром. Евреев там не осталось. Этим актом я хотел показать, что был не только Холокост, но и его кровавые предтечи. Об этом нам нужно помнить. Я считаю, что бороться с антисемитизмом и ксенофобией необходимо правдой.
– Дело в том, что у нас есть еврейские лидеры, которые считают, что для «лучших взаимопониманий» с украинскими национал-демократами, эту тему – погромных времен гражданской войны – не нужно поднимать. Мол, так будет лучше.
– Это неправильно. Замалчивание – это ошибка. Замалчивать ничего нельзя. Это сильное заблуждение. Политкорректность? Политкорректность – это говорить правду. Правду и ничего кроме правды. И говорить об этом громко.
Нам твердят: давайте не будем говорить, что нацистам помогали уничтожать людей мерзавцы из украинской вспомогательной полиции. Это якобы бросает тень на украинский народ.
Да глупость это! Почему осуждение кучки негодяев оскорбляет народ? Или убийца Оноприенко убил более 50 человек. Так что – это тень на всю Украину? Абсурд. Нужно говорить правду. Только правда способствует взаимопониманию между народами.
В этой связи хотел бы процитировать слова профессора Принстонского университета Юрия Слезкина из его книги «Эра Меркурия»: «Еврейская националистическая историография Советского Союза сохранила память о еврейских жертвах белогвардейцев, нацистов и украинских националистов, но не о еврейской революции против иудаизма, еврейском самоотождествлении с большевизмом и еврейском успехе в советской элите 1920-х и 1930-х годов. Русская националистическая историография сводит большевизм к еврейству в попытке представить Русскую революцию нападением инородцев на русский народ и русскую культуру…». Поэтому призываю всех неравнодушных преодолеть пассивность и пессимизм. После стольких лет замалчивания и лжи надо настойчиво учиться и рассказывать историческую правду, особенно молодым людям…
– Юрий Александрович, у вас, кажется, две дочки?
– Да, причем разница между ними в 35 лет.
– Я так понимаю, что и мамы у них разные?
– Да, но имя одинаковое – Анна. А дочери – Оксана и Мария.
– Мой традиционный вопрос: может я что-то не спросил, о чем вы хотели бы сказать?
– Вы не спросили, как я отношусь к государству Израиль. И я хочу вам сказать, что я всегда им гордился. Я был несколько раз в Израиле. У меня там тетя живет и две двоюродные сестры. Первая поездка была лет 17 назад. Сел я в рейсовый автобус из Тверии в Иерусалим. А в нем в основном – парни и девушки в военной форме с автоматами. Мне они показались былинными героями. Я смотрел на этих ребят и думал о том, что евреи из праха, из малярийных болот смогли создать процветающую страну.
Я вам сейчас процитирую отрывок из книги американских авторов «Нация умных людей». «Число патентов, зарегистрированных с 1980 по 2000 год в Саудовской Аравии равно 171, Египте -77, Кувейте – 52, ОАЕ – 32, Сирии – 20, Иордания – 15, в Израиле – 7652 !»
И далее: «На бирже NASDAQ (биржа компаний высоких технологий) котируется больше израильских компаний, чем всех компаний Европы вместе взятых. Но наиболее важное и универсальное измерение технологической привлекательности страны – объем венчурного капитала. В 2008 году инвестиции венчурного капитала на душу населения в Израиле были в 2,5 раза выше, чем в США, более чем в 30 раз выше чем в Европе (всей Европе), в 80 раз выше, чем в Китае, и в 350 раз выше, чем в Индии».
Я этим очень горжусь! Мое желание — активное сотрудничество Украины и Израиля в сфере высоких технологий.
– Хотя вы приложили все усилия для создания не Израиля, а независимой Украины.
– Этим я, конечно же, тоже горжусь. Сегодня в Украине нет государственного антисемитизма. А бытовая ксенофобия есть практически во всех странах мира. И ей всегда нужно давать отпор.
– У вас есть жизненный девиз?
– Да, есть. «Делай что должно и будь что будет!».

Вел беседу Михаил ФРЕНКЕЛЬ.