КАК? И АЙБОЛИТ — АИД?

Лариса ВЕЛИКОВСКАЯ, обозреватель еженедельника «Секрет» специально для «Еврейского обозревателя» | Номер: Август 2012

А вы не знали?

Цемàх Шàбàд

Цемах Шабад

Каюсь, и я не знала. И путь, который привел меня к этому открытию, кажется мне настолько интересным, что мы еще раз пройдем его вместе с тобой, уважаемый читатель.

В 1997 г. хорошая знакомая подарила мне книгу «Рахель Павловна Марголина и ее переписка с Корнеем Ивановичем Чуковским».

Я помню вопрос, который при этом прозвучал: «А вы знаете что-нибудь о ней?» Конечно, я знала. Как я могла не знать, когда неоднократно из уст Лии Феликсовны Шапиро-Престин — тети моего мужа Анатолия Великовского (тети, мною, по его словам, присвоенной. В свое оправдание скажу: исключительно по чувству (праву) любви, — слышала романтический рассказ о нежных чувствах ее отца Феликса Шапиро — в то время уже пожилого человека — к его замечательной помощнице Рахели Марголиной. Рахель была значительно моложе. Красива, умна, интеллигентна. Этот рассказ можно было бы озаглавить «Поздняя любовь», но это было бы слишком поверхностно. Долгие годы стихи Феликса Шапиро, посвященные Рахели, хранились в ее шкатулке вместе с письмами сына, погибшего на фронте в 1943 г. в возрасте 18-ти лет.
Вот эти стихи, впервые опубликованные в статье Шуламит Шалит.

ВЭШУВ МЕШОРЕР АНИ
(И СНОВА Я ПОЭТ)

Рэитих, шматих, аhаватих
Хальфа вэ-эйнена сэйвати
Ле хаим цаирим шавти
Ми ем ше-пгаштих ла-ад аhавтих…

Перевод:
Я видел тебя, слышал, любил,
Про седины свои забыл,
И в день нашей первой встречи
Стал вновь молодым — навечно…

Безбожники утверждают,
что нет бога на небе,
А женщина, что свила гнездо
В моем сердце, в моей душе,
в моей крови —
Откуда взялась, если не с неба.

Но не только стихи, но и слова утешения, которые находил Феликс Шапиро, видя ее переживания, ее тоску по сыну, она помнила всю свою жизнь и однажды написала в письме к подруге, потерявшей мужа:
«Когда я думаю о Вашем состоянии, мне вспоминается разговор с Феликсом Шапиро. Как-то я ему сказала, что никогда раньше не поверила бы, что, узнав о гибели сына, я не потеряю интерес к жизни. Тогда Феликс Львович мне привел выдержку из Талмуда: «Над каждым живым творением витает дух Божий и неслышно повелевает: живи, живи, живи!» Поэтому мы все живем, несмотря на пережитое, и нам не следует упрекать себя за интерес к жизни».

Рахель помогала Феликсу Шапиро в его работе по подготовке первого Иврит-русского словаря. Общее дело вносило дополнительную окраску в их отношения. По мнению Феликса Шапиро, каждая буква иврита наделена духовностью. Это вместе с любовью к еврейскому народу, его истории, его культурному наследию и пытались создатели словаря передать его будущим читателям. И им это удалось. Неоспоримый факт, что по словарю изучали иврит многие отказники, ныне живущие в Израиле. Самый известный из них Натан Щаранский. Он сам об этом написал в книге «Возрожденное сокровище. Словарь запрещенного языка» (Автор-составитель Л.Ф.Престина-Шапиро).

Для Рахели был дополнительный личностный мотив в ее интересе к ивриту. Последняя строчка в последнем письме с фронта ее сына Шмуэля (от 14.09.43 г.) содержит просьбу: «Вышли мне еврейский алфавит».
Работа над словарем произвела переворот и в душе самой Рахели. Она решила уехать в Израиль. Именно там получила Рахель от Корнея Ивановича Чуковского первое письмо, положившее начало их многолетней переписке. В письме писателя была просьба — сфотографировать для него его портрет, сделанный Репиным и оказавшийся в частной коллекции одного израильтянина. Рахель эту просьбу выполнила.

Среди писем Корнея Ивановича было и то, которое вызвало у меня особый интерес. Я знала, что прообразом доктора Айболита является доктор Дулитл из книги Хью Лофтинга. Правда, автор дал ему новое имя, кое-что изменил в сюжете, это не был просто перевод.
А теперь письмо самого писателя о том, что помогло ему создать такой обаятельный образ:

«КАК Я НАПИСАЛ СКАЗКУ
«ДОКТОР АЙБОЛИТ»
Написал я ее очень, очень давно. А задумал ее написать еще до Октябрьской революции, потому что я познакомился с доктором Айболитом, который жил в Вильно. Звали его доктор Шабад. Это был самый добрый человек, какого я только знал в жизни. Он лечил детей бедняков бесплатно.
Придет, бывало, к нему худенькая девочка, он ей говорит:
— Ты хочешь, чтобы я тебе выписал рецепт? Нет, тебе поможет молоко, приходи ко мне каждое утро и ты получишь два стакана молока.

И по утрам, я замечал, выстраивалась к нему целая очередь. Дети не только сами приходили к нему, но и приносили больных животных. Вот я и подумал, как было бы чудесно написать сказку про такого доброго доктора».

* * *
АйболитИзвестно, что К.Чуковский был незаконнорожденным ребенком. Вот как он (запись из дневника) описывал свои переживания по этому поводу: «Я, как незаконнорожденный, не имеющий даже национальности (кто я еврей, русский, украинец?) был самым нецелым, непростым человеком на земле. Мне казалось, что все у меня за спиной перешептываются».
Этого гордого человека один вид анкеты повергал в состояние шока: что писать в графе «Национальность», что писать в графе «Отец». Это мучило его целую жизнь. А между тем, его сестра носила отчество их отца, портрет которого неизменно висел в комнате матери.

Сегодня известно, что отцом писателя являлся потомственный почетный гражданин Одессы Эммануил Соломонович Левинсон (из статьи В.Островского «О еврейских корнях Чуковских»). Горячо любя мать, сын так и не простил отцу, что тот не женился, не решился пойти против воли своей богатой еврейской семьи, в которой мать Чуковского, красивая дивчина, работала служанкой. Уже сам будучи отцом двоих детей, он однажды (воспоминания дочери Лидии Чуковской) пригласил дедушку, чтобы познакомить с внуками. Речь шла о нескольких днях, но в тот же день Чуковский выгнал отца и запретил о нем напоминать. Тем удивительнее отношение К.Чуковского к евреям, которые были в его окружении. Об интеллектуале Владимире Жаботинском, который помог ему войти в круг литераторов и уговорил редакцию «Одесских новостей» послать корреспондентом в Лондон, отзывался с неизменным восхищением. М.Горький, узнав об уходе Жаботинского из русской журналистики, был очень огорчен. Реакция К.Чуковского несколько иная: «Его перерождение (после Кишиневского погрома) я считаю вполне естественным. Я и прежде смотрел на него снизу вверх: он был самым образованным, самым талантливым из моих знакомых, но теперь я привязался к нему еще сильнее… теперь он посвятил себя родной литературе». А вот его отзыв на биографию Юрия Тынянова: «В книге нигде не говорится, что Юрий Николаевич был еврей. Между тем, та тончайшая интеллигентность, которая царит в его «Вазир -Мухтаре», чаще всего свойственна еврейскому уму».

Еще щедрее говорил он о своих секретарях К.Лозовской и В.Глоцере, об их свойственном евреям бескорыстии. Приходится сделать вывод, что внутри себя К.Чуковский благодарно оценивал свою причастность ко всему еврейскому.

Однажды К.Чуковский получил перевод своей сказки на иврит, вот как он на это отозвался (опубликовано в газете на идише «Фолксштиме», издававшейся в Польше. Март, 1960 г.):

К.ЧУКОВСКИЙ — ДЕТЯМ ИЗРАИЛЯ
«К детям в Израиле!
15 лет назад мой друг, известный советский еврейский поэт Лейб Квитко передал мне подарок — нечто вроде легенды из «Айболита», опубликованной в Израиле. Легенда была переведена на иврит в стихах. Я думал с гордостью, что пра-пра-правнуки патриархов Авраама, Исаака и Иакова будут читать ее на языке их предков.
Понятно, что, не зная иврита, я не мог оценить перевода, но иллюстрации мне очень понравились. В этих иллюстрациях доктор Айболит предстает как типичный еврей — добродушное лицо еврейского цадика. Он очень похож на покойного виленского доктора Цемаха Шабада, который лечил даром бедных людей в городе.
Я надеюсь, что вам полюбится этот образ доктора Айболита именно потому, что он такой добрый и любящий человек. Нет ничего более возвышенного, чем человеческая любовь, и да исчезнет проклятый фашизм, под какой бы маской он ни рядился в наши дни!
Любящий вас Корней Чуковский».

* * *
Ну вот мы и подошли к концу моей истории. Светлой истории. Можно я не буду напоминать вам про «убийц в белых халатах»? Про дело врачей? К счастью, доктор Шабад, у которого К.Чуковский останавливался два раза во время посещений Вильнюса (ранее — Вильно), умер своей смертью в 1935 г. За его гробом шли более тридцати тысяч горожан. Он был врачом, ученым, редактором медицинского журнала. Цемах Шабад стоял у истоков Еврейского научного института, был руководителем десятков еврейских организаций. Родился доктор в 1864 г., учился на медицинском факультете Московского университета, по окончании которого поехал на ликвидацию эпидемии холеры в Астрахани. В Вильно основал оздоровительные лагеря для детей и приюты для сирот. Просто вильнюсский Януш Корчак, только без трагического и героического ореола великого польского писателя, учителя и доктора. И слава Богу!

А то, что Цемах Шабад и в самом деле доктор Айболит подтверждает еще и история спасения кошки. Как-то утром пришли к доктору Цемаху плачущие дети, принесли кошку, язычок которой был проткнут рыболовецким крючком. Кошка ревела, доктор щипцами вытащил крючок. А далее слова К.Чуковского, наблюдавшего эту сцену: «После этого у меня и написалось «Приходи к нему лечиться и корова, и волчица…»
Стоит на улице Вильнюса памятник замечательному доктору Цемаху Шабаду: доктор остановился, чтобы услышать просьбу девочки, рука его на ее плече. А девочка держит больного котенка, она верит, что доктор непременно поможет.