Юрий Фурманов: Секрет моего долголетия – в жене
Свой 90-летний юбилей отпраздновал Юрий Фурманов, украинский хирург, трансплантолог, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники Украины
Юбиляр категорически против употребления эпитета «выдающийся хирург», считая таковыми только Амосова и Шалимова. Поэтому мы назовем его «замечательный хирург», и это объективный факт.
Юрий Фурманов – автор метода электросварки тканей, лауреат Государственной премии в области науки и техники (2004) за разработку и внедрение в клиническую практику хирургических методов электросварки живых, мягких тканей (в составе группы лауреатов был академик Борис Патон). Он – автор и соавтор более 200 научных статей, 20 патентов, 3 монографий.
Юрий Фурманов – писатель и поэт, автор 11 книг, член Национального союза писателей Украины. Его седьмая книга «Одна жизнь…» получила литературную премию им. В. Короленко за 2015 год.
А еще Юрий Александрович – общительный и обаятельный человек, сохранивший в своем почтенном возрасте отличную физическую и ментальную форму, остроумие и память.
— Юрий Александрович, ваши заслуги и достижения мы перечислим в справке. Позвольте задать вам национальный вопрос – вы же наверняка интересовались историей своей семьи. Расскажите, пожалуйста, о ваших родителях и других предках.
— Мои родители – коренные харьковчане. Дед по отцу, Михаил Абрамович Фурманов, был купцом первой гильдии, держал два магазина постельного белья на улице Сумской. Согласно семейной легенде, звание купца первой гильдии он, вместе с группой других еврейских предпринимателей Харькова, получил после визита в Санкт-Петербург, где они на славу угостили в ресторане самого Распутина, и он за них похлопотал. А дед по матери, Файбуш Эпштейн, был инженером-пищевиком, учился во Франции. Он работал главным инженером сахарного завода, принадлежавшего знаменитому Терещенко.
Я – потомственный врач, моя мама была врачом, и отец был врачом. Отец был детским невропатологом-психиатром, специализировался на преодолении детской беспризорности; он был единственным человеком в Харькове, которого беспризорники пускали в свои катакомбы. Харьковчане даже не знали о существовании таких катакомб. Отец там заразился туберкулезом и умер в 1940-м году, до войны, мне было пять лет. Но он успел защитить кандидатскую диссертацию…
Я рос с мамой. Мама была врачом-биохимиком, работала в харьковском мединституте. Во время войны институт эвакуировали в Оренбург (тогда – Чкалов), мама там заведовала кафедрой. После войны мы вернулись в Харьков, но жить было негде: наш дом на Пушкинской сгорел. Маму пригласил в Киев академик Палладин – в Институт биохимии, который носит его имя. Она проработала там до конца своей жизни. Мама была опытным биохимиком, доктором биологических наук и хорошим человеком. До сих пор бывшие ученицы, «девочки-аспирантки», носят на ее могилу цветы.
Что же до специфически еврейской темы, то я имел с ней дело только в форме антисемитизма, но без особых драм. В нашем классе в киевской средней школе для мальчиков №63 было две трети евреев, об учителях и говорить не приходится. Я заканчивал школу в 1952 году, недоброй памяти для советских евреев. Тем не менее, именно в том году моя мама, София Федоровна Фурманова, защитила докторскую диссертацию. А вот меня лишили серебряной медали, поставив в аттестат тройку по математике – при всех остальных пятерках.
При поступлении в мединститут я набрал максимум баллов, 20 из 20, но, когда зашла речь о выборе факультета – а я хотел на лечебный, мне сказали, что мест нет, все перегружено. Понятное дело. И я пошел на санитарно-гигиенический…
Ну, был у нас в институте профессор Кузнец, преподавал кожно-венерологические болезни, он никогда не ставил евреям пятерки. Я у него получил четверку вместе со своим другом Толей Шапиро. Но в то же время вторую четверку за все время учебы мне поставил Борис Яковлевич Дайн, преподаватель неорганической химии, еврей и к тому же хороший знакомый моей мамы. Поставил за дело: я тогда ухаживал за своей будущей женой, и мне было не до химии.
Впрочем, можно сказать, что еврейская тема меня догнала в профессиональном плане: в начале 90-х я участвовал в создании Международного Соломонова университета (МСУ), где по моей инициативе организовали медико-инженерный факультет, и я был его деканом в течение одиннадцати лет. Там готовили профессиональных разработчиков медицинской аппаратуры. Как-то группа студентов «Соломона» пришла ко мне на занятия в институт Шалимова, и кто-то из сотрудников спросил их в коридоре: а что вы учите в своем университете? Кто-то из них возьми и скажи: историю еврейского народа. Ну, настучали руководству, что Фурманов тут что-то сионистское разводит. Меня вызвали и спросили насчет изучения истории еврейского народа, а я ответил, что это неотъемлемая часть истории украинского народа. И тема была закрыта.
Мое поколение объективно было отрезано от еврейской традиции, мы были паспортные евреи. Что иногда приводило к разным курьезам. Например, когда-то мой друг и коллега Юрий Лифшиц (интервью с ним можно прочесть в октябрьском номере ЕО за 2023 год) выдвинул идею создания в Киеве еврейской клиники. На обсуждение проекта он пригласил в институт Шалимова Главного раввина Украины Якова Блайха, а меня попросил встретить его и сопроводить. Я встречаю рава Блайха, сопровождаю, мы заходим в кабинет, там накрыт стол, а на столе… красивые бутерброды с салом. Блайх был в шоке. Оказалось, что приобретением продуктов и сервировкой стола занималась сотрудница, которая поступила по своему пониманию достойного угощения для дорогих гостей. И смех, и грех…
— В Израиле бывали?
— Да, один раз. В 1997 году меня как декана МСУ включили в делегацию от общества «Украина — Израиль», куда также вошли Лариса Скорик и Юлия Тимошенко с мужем, тогда она была народным депутатом и заместителем председателя партии «Громада». Я обрадовался, думая, что встречусь в Израиле с другом-однокашником Юрием Щербаком, послом. Но он к тому времени уже работал послом в США, а послом Украины в Израиле был Александр Майданник. У нас был ряд встреч и выступлений в Иерусалиме и Тель-Авиве, в том числе, я пожимал руку Биньямину Нетаньяху, который тогда был премьер-министром в первый раз. Мне очень хотелось потом еще посетить Израиль, где у меня было множество друзей и знакомых, но не сложилось, к сожалению.
— Вернемся к вашему славному трудовому пути. Вы были обречены стать врачом – как сын двух врачей?
— Да, у меня не было выбора, и я стал врачом. Вообще-то, было время, когда мне хотелось стать артистом – у нас в школе был хороший драмкружок, два человека из нашего кружка стали режиссерами: один из них Витя Кисин, работал потом на телевидении, он снял сериал «Последний довод королей», а второй – Коля Рашеев, режиссер фильма «Бумбараш». Это были мои друзья.
Но в конечном итоге я пошел в мединститут и закончил его с отличием. Как я уже сказал, я учился на санитарно-гигиеническом факультете, но все время мечтал о хирургии. Ходил на дежурства по хирургии и твердо решил, что любыми путями стану хирургом. После института мне чудом удалось отойти от своей специализации: я работал в Фастове в тубдиспансере, как фтизиатр, это было начало моей лечебной работы. Через два года мне дали рекомендацию на научную работу, и я перешел в Тубинститут (Киевский институт туберкулеза и грудной хирургии имени Ф. Г. Яновского, – ЕО), где проработал 11 лет. Там я защитил кандидатскую, занимался пересадкой легкого на собаках. Работал в экспериментальной лаборатории, в клинике хирургического лечения легочного туберкулеза.
Еврейство не мешало мне в работе и общественной активности. В институте я был комсоргом курса, в Тубинституте – председателем месткома. Но в партию никогда не вступал, даже мысли такой не было.
Потом в Киев приехал Александр Алексеевич Шалимов и в 1972 году пригласил меня в свой институт (Киевский научно-исследовательский институт клинической и экспериментальной хирургии, с 1975 – Институт хирургии и трансплантологии, – ЕО). И я в этом институте 45 лет заведовал отделом экспериментальной хирургии.
Я, конечно, хотел быть врачом-лечебником, и работал в клинике, и оперировал, но сложилось так, что мне пришлось это оставить, потому что я нужен был Шалимову в качестве руководителя экспериментальной части института. Александр Алексеевич даже говорил: «Это я виноват, что ты стал не хирургом, а экспериментатором».
Но наш отдел действительно был лучшим в Украине. Среди наших разработок были первые в Советском Союзе рассасывающиеся шовные материалы; первый в СССР микрохирургический материал; и, конечно, метод, который очень нашумел – метод электросварки живых тканей, который мы разработали с Борисом Евгеньевичем Патоном и получили за него Государственную премию. И еще было много других полезных вещей. Сколько диссертаций защитили с помощью нашего отдела и в нашем отделе! Я пытался когда-то составить список, дошел до ста. Но все это, к сожалению, уже история.
Сейчас в украинской медицине иные времена и другие нравы: стало слишком много бизнеса. А мой главный принцип: нельзя брать денег за то, что ты делаешь, за врачебную помощь. Любая благодарность врачу, выраженная в денежном эквиваленте – это взятка. Мне навсегда запомнилась фраза главврача больницы в Хмельницком; я услышал ее, будучи там в командировке во время работы в Тубинституте. Он сказал при мне одному из коллег: «Я не говорю тебе: «Не бери», но я говорю тебе: «Не вымогай». Сегодня такой подход выглядит старомодно.
После института Шалимова я поработал некоторое время в Центре инновационных медицинских технологий НАН Украины, заведовал отделом научно-организационной работы и информации. На этом моя медицинская деятельность завершилась.
— В вашей жизни есть не только медицина, но и литература.
— О, это огромная и тоже любимая страница моей жизни. Все началось в мединституте, где была прекрасная литературная студия. Две фамилии могу вам назвать – это Виталий Коротич и Юрий Щербак, с которыми мы совершали первые литературные опыты.
Врачи, которые приходят в литературу, явление нередкое: от Чехова и Булгакова до Аксенова и Горина. Дело в том, что постоянно имея дело с человеческими страданиями, врач не только стремится избавить от них пациентов, вернуть им здоровье, но и сопереживает их боль. Наступает время, когда уровень чужой боли достигает критической точки. В такой момент и возникает необходимость доверить свои мысли и чувства бумаге.
Я впервые это почувствовал в 1980-м, после защиты докторской диссертации. Этому событию предшествовали годы напряженного труда, научного поиска, надежд и разочарований. Защищался я в Москве, в Институте клинической и экспериментальной хирургии, под руководством тогдашнего министра здравоохранения СССР академика Бориса Петровского. Защищаться в Киеве мне отсоветовали. Неудивительно, что после защиты я впервые в жизни почувствовал странную опустошенность. И тут появилась спасительная мысль – описать свою врачебную и научную жизнь: тубинститут, операции на трахее, пересадку легких.
То, что я хотел написать, должно было стать своеобразным памятником животным, погибшим ради славы науки, ради разработки и испытаний новых хирургических методов, в том числе и трансплантации, которая входила в силу. Мне надо было оставить память об этих днях нашей непростой жизни.
Впрочем, когда вышла моя книга «Трансплантация», меня чуть не выгнали с работы: коллеги-врачи были недовольны, узнавая себя, пусть даже и под другими именами.
Но литературная премия имени Короленко Союза писателей Украины – для меня большая награда, не меньшая чем госпремия за медицинские заслуги.
— В чем секрет вашего долголетия и такой прекрасной формы?
— В жене, которая поддерживала порядок в семье. Зная, что мои отец и дед умерли от туберкулеза, она ввела строгий запрет на курение и алкоголь и тщательно следила за моим регулярным питанием с непременными горячими обедами. К тому же я всегда дружил со спортом: в институте занимался фехтованием, потом бегал (меня сам Амосов хвалил за это), плавал в бассейне на стадионе «Динамо», и сегодня практикую зарядку и пешие прогулки в Голосеевском лесу. Да и наследственность у меня хорошая: мама прожила 94 года.
— Расскажите о вашей семье.
— С моей женой Ирэн Юрьевной мы поженились в студенческие годы. К сожалению, три года назад она ушла из жизни во время эпидемии ковида. А «познакомились» мы еще до моего появления на свет. Родители Рены, ученые-химики, были знакомы с моей мамой, и когда они выходили с новорожденной дочкой на прогулки, к ним присоединялась беременная мною мама.
Рена окончила факультет журналистики Киевского университета и много лет работала в редакции журнала «Украина». В редакции ее заслуженно любили, она умела найти подход к каждому, даже самому капризному автору, считалась отличным редактором. Когда я занялся литературой, она была моим первым читателем и строгим редактором. Рена хвалила мою прозу, но к стихам относилась скептически.
Мой сын Александр – врач, кандидат наук, сосудистый хирург, специалист по пластической и реконструктивной хирургии конечностей. Работает в институте Шалимова. Его сын, мой внук Артем – ветеринарный врач, кинолог. А дочь Артема, моя любимая 18-летняя правнучка Даша сейчас учится в Германии.
— С юбилеем вас! Мазл тов и до 120!
— Спасибо.
Беседу вел Иосиф ТУРОВСКИЙ
