Киссинджер Судного дня

| Номер: Октябрь 2023

К 50-летию войны Судного дня

Премьер-министр Израиля Голда Меир, президент США Ричард Никсон и госсекретарь США Генри Киссинджер. Фото: Wikipedia / Oliver F. Atkins, 1916-1977, Photographer (NARA record: 8451334) — U.S. National Archives and Records Administration

Журналист газеты «Маарив» Авиноам Бар-Йосеф взял интервью у знаменитого американского политика Генри Киссинджера. Перевод интервью на русский язык вышел в газете «Новости недели» под названием «Человек, изменивший карту Войны Судного дня». Предлагаем вашему вниманию наиболее интересные фрагменты из этой публикации.

В центре внимания собеседников оказалось раннее утро субботы 6 октября 1973. Доктор Генри Киссинджер, занимавший в то время сразу два поста в администрации президента Никсона — госсекретаря и советника по национальной безопасности, находился в тот день в Нью-Йорке на ежегодной сессии Организации Объединенных Наций вместе со всей американской политической элитой.

— В половине седьмого утра Джозеф Сиско, мой помощник по ближневосточным делам, попросил срочно встретиться. «На Ближнем Востоке кризис, — сказал он. — Если мы будем действовать немедленно, еще есть шанс предотвратить войну»… Первые сообщения были туманными. По предварительным данным, Израиль якобы атаковал Суэц. Почти никто из нас не верил, что египтяне осмелятся начать войну. Но я сказал: «Забудьте об этом! Израильтяне не станут нападать в Йом Кипур. Это последнее, что они сделают». Я позвонил послу Израиля Симхе Диницу, но его в Вашингтоне не оказалось — он был в Иерусалиме.

Высшее руководство Израиля опасалось, что новость о скоплении египетских сил на границе вызовет в обществе ненужное напряжение, и, как сейчас известно, скрывало поступавшую с мест информацию рядовых разведчиков. А военная цензура вычеркивала подобные сообщения из материалов армейских корреспондентов. Страх настоящей войны возник только в пятницу, 5 октября, накануне Йом-Кипур. Но еще до этого Кремль приказал советским дипломатам и членам их семей покинуть Ближний Восток. А в Лондон неожиданно прилетел глава «Моссада» Цви Замир, которого вызвали в британскую столицу для встречи с «ангелом» — прозвище агента Ашрафа Марвана, зятя Насера, который входил в число ближайших советников Садата и одновременно сотрудничал с «Моссадом». Всего за 14 часов до начала нападения на Синай и Голанские высоты Марван сообщил о «часе Х» и координации атаки между Анваром Садатом и Хафезом Асадом. На основе этих данных лишь в разгар Судного дня в Израиле началась мобилизация резервистов. Но страна была застигнута врасплох. Выполнение обещания «сломать египтянам кости», данное главой генштаба Давидом Элазаром в первый день боев, затянулось.

В пятницу, накануне нападения, мы получили сообщения о том, что русские дипломаты покидают Ближний Восток, и тогда предприняли энергичные усилия по успокоению ситуации. Мы направили Египту резкую ноту и объявили, что усиливаем дипломатическое давление с целью предотвращения насилия. Я вернулся в Вашингтон и сформировал специальную рабочую группу для принятия стратегических решений. В Америке были уверены, что Израиль быстро решит исход битвы, и ЦАХАЛ достигнет Александрии еще до того, как египтяне ступят на Синайский полуостров. Поэтому хотели предотвратить военные действия и вернуться к статус-кво.

— Когда стало ясно, что ситуация не так проста, как вы полагали?

— К концу первого дня боев, когда две атакующие армии – египетская и сирийская — добились значительного прогресса. Однако мы с самого начала были полны решимости не допустить победы арабов, которая означала для нас также победу СССР.

Изоляция Израиля в мире и особая политическая ситуация, сложившаяся в Вашингтоне в связи с президентским кризисом — делом Уотергейта, оставляли израильтянам единственный адрес в администрации Никсона — доктора Генри Киссинджера. В связи с этим не могу не отметить: в Иерусалиме широко распространено мнение о том, что для Израиля двусторонние вопросы с иностранными государствами предпочтительнее обсуждать с высокопоставленными чиновниками-неевреями, поскольку евреи часто испытывают конфликт интересов, и это работает против нас. Киссинджер в этом плане не был исключением, но именно он изменил карту войны, наладив американский воздушный мост.

— Встал вопрос о возобновлении военных поставок в Израиль. Мы, как я уже сказал, полагали, что военное преимущество находится на стороне израильтян, и никогда не воспринимали всерьез возможность ситуации, при которой Советы пользовались бы преимуществом. Когда нам стало ясно, что ситуация сложная, мы предложили Израилю прислать самолеты, чтобы погрузить на них нашу технику.

— Верите ли вы сегодня, что нападение Египта и Сирии на Израиль можно было предотвратить?

— Я думаю, что войну можно было бы предотвратить, если бы Израиль согласился, как того хотели арабы, отступить к границам 1967 года. Но это было невозможно. Это подвергло бы территорию от Тель-Авива до Хайфы постоянным нападениям. И следует помнить, что все политические стороны и общество Израиля не допустили бы подобного соглашения. Единственным оставшимся вариантом было навязать Израилю такое соглашение, но я был против. Я считаю, что любая американская администрация отвергла бы такое принудительное урегулирование. И Никсон при моей твердой поддержке был категорически против этого.

— Ицхак Рабин считал, что ваше еврейство, ваши корни, дом, в котором вы выросли, повлияли на политику американской администрации во время войны. Это действительно так?

— Конечно, я испытываю приверженность Израилю, но это была часть общей стратегии США. В первый же год президентства Никсона я объяснил, что наша политика заключается в изгнании СССР с Ближнего Востока. Поэтому и Никсон, и я с первого момента хотели воспользоваться войной для сохранения и укрепления Израиля.

— И все-таки, ваше еврейство сыграло свою роль?

— Я — еврей. Ничто не помешает мне уважать еврейский народ. Я потерял во время Холокоста 11 близких членов семьи. Я потерял, по крайней мере, половину друзей, с которыми учился в школе в Германии. Я считаю существование еврейского народа и Государства Израиль своей личной целью.