Алик Шпилюк – человек, который смотрит кино восемь часов в день
Алик Шпилюк – фигура, хорошо известная в мире украинского кино. Киновед, кинокритик, деятель киноиндустрии. Секретарь правления Национального союза кинематографистов Украины, член жюри и член отборочных комиссий украинских и международных кинофестивалей, эксперт, куратор и т.д. Можно сказать и так: Алик – человек, который как никто в Украине знает и любит кино, и посвящает просмотру кинофильмов в среднем восемь часов в день. ЕО пообщался с ним, как и полагается, в Доме кино.
— Все знают вас как Алика. Только из Википедии я выяснил, что вы вообще-то – Александр Семенович. Почему вы всегда и везде фигурируете как Алик?
— Это идет из семьи. Когда я родился, меня хотели назвать в память о мамином дяде, погибшем в Бабьем Яре. Его звали Сюня Гозман, честно – полного имени даже не знаю, всегда называли Сюня. Естественно, в те времена давать сыну советского офицера такое имя было невозможно, решили взять похожее по звучанию – Саня. В документах, естественно, записали Александр Семенович (хотя папа от рождения тоже был не Семен), а звали Саня. Но в то время в общежитии для военных, где в Ростове-на-Дону, по месту службы отца, жил наша семья, в другой офицерской семье тоже был мальчик Саня. Он плохо себя вел, и во избежание путаницы и негатива меня стали называть Алик. И я привык к тому, что я всю жизнь именно Алик, и иду по жизни как Алик – то есть, не Саша, не Шура, не Саня, не Алекс. А фамилия вас не интересует? Там тоже есть семейное предание.
— Какое?
— Мой прадед, папин дедушка, водовоз с Подола, носил фамилию Шпильман. Но случилось так, что его забрали в царскую армию – в кантонисты на 25-летнюю службу. И там его фамилию славянизировали для удобства окружающих – и он стал Шпилюк.
— Та же Википедия начинает рассказ о вас сразу как о директоре программ анимационного фестиваля «Крок» и кураторе показов. Но до этого момента в вашей жизни явно что-то происходило. Расскажите, пожалуйста, немного о себе.
— Как я уже сказал, я родился в 1958 году в Ростове-на-Дону, где тогда служил мой отец. Он был офицером радиолокационных войск; окончив КПИ в июне 41-го года, прошел всю войну. Потом служил в разных местах – Киев, Львов, Сталинград, Ростов… В 1961 году попал под хрущевское сокращение армии и был уволен в звании подполковника. Потом работал инженером отдела снабжения в объединении «Укрбытрадиотехника». Моя мать – профессиональный музыкант, выпускница, а потом – многолетняя преподавательница Киевской консерватории. Она была очень известной киевской пианисткой; много работала как аккомпаниатор, и в кругу украинских вокалистов все знали, что Этери Соломоновна Шпилюк может представить любого исполнителя в самом выгодном свете.
— Простите, откуда грузинское имя? И вы сказали, что и ваш отец тоже изначально был не Семен.
— Обычные советские дела. Папа был Шлойм Аронович, но в качестве офицера Советской армии был вынужден стать Семеном. А мама была Эсфирь, конечно, и все родные звали ее Фира. Но в мире украинского советского искусства удобнее было быть Этери: в свое время опера композитора Палиашвили «Абесалом и Этери» была очень популярной.
Но вернемся в семью. У меня есть две старшие сестры, и каждая из них сыграла определенную роль в моей судьбе. Например, я первые семь лет я отучился в элитной 57-й школе на Прорезной, откуда вынес основы хорошего знания английского языка. Жили мы на Политехе, но я учился в 57-й, потому там тогда училась моя средняя сестра Тамара, и она водила меня в школу. А она, в свою очередь, попала туда, потому что ее водила в школу мама, которая ездила на работу в консерваторию, расположенную недалеко.
Но после седьмого класса завуч 57-й школы сказала моим родителям, что с моими успехами по математике и физике мне нет смысла учиться там, а следует перейти в математическую спецшколу. Так я попал в знаменитую школу №171 на Печерске, где моими учителями математики были Яков Иосифович Айзенштадт и Рувим Исаакович Машбиц, физики – Вениамин Зиновьевич Махтин. А русский язык у меня читал Марк Исаакович Райгородецкий – который был арестован в 1974 году на квартире Виктора Некрасова и осужден на два года как диссидент.
— Судя по таким учителя, в вашей школе антисемитизм не процветал…
— Абсолютно. У нас в классе было три категории учеников: евреи из интеллигентных семей, дети партийных и советских работников с Печерска и случайно оказавшиеся в нашей школе обычные ребята, не делавшие погоды в таком окружении.
По окончании школы я уехал поступать в Московский экономико-статистический институт (МЭСИ). Почему туда – по двум причинам. Во-первых, в Киеве в 1975 году еврейским абитуриентам в вузах были не рады. А во-вторых, в МЭСИ в порядке эксперимента тогда не проводили устные экзамены – то есть, возможности попросить меня назвать поименно всех участников штурма Зимнего там не было. И я спокойно поступил на факультет экономической кибернетики, где учился по специальности «прикладная математика».
Вернувшись в Киев, я работал как инженер-математик в Институте организации техники управления, который потом присоединился к Институту автоматики. Я разрабатывал АСУ (автоматизированные системы управления) для вагоностроительных и вагоноремонтных заводов, много бывал в командировках.
А в 1985 году меня забрали в армию…
— Офицером? У вас в институте была военная кафедра?
— Нет, рядовым. Юмор в том, что кафедра была, но я там не учился – потому что моя старшая сестра Мила еще в 74-м году уехала с мужем в Америку. И мне в первый день занятий на втором курсе популярно объяснили, что с таким пятном в анкете мне невозможно учиться на офицера со спецификой ракетных войск. Так что я имел один лишний выходной день в неделю…
— Это типа как Илья Эренбург был освобожден в гимназии от уроков закона божьего?
— Именно так. Но мне это аукнулось потом, когда в 84-м я отказался сотрудничать с КГБ. И в один прекрасный день меня вызвали в первый отдел, где двое военных сообщили мне, что в свои 27 с хвостиком лет я подлежу призыву на срочную службу и имею счастливую возможность отдать Родине воинский долг. Медицинскую комиссию я, несмотря на некоторые проблемы со здоровьем, прошел стремительно и успешно, и вскоре уже оказался в учебке внутренних войск в Золочеве Львовской области. Спустя полгода я с погонами ефрейтора попал в Ворошиловград в центральную судебную роту и сопровождал подсудимых и осужденных.
Разумеется, я был намного старше своих сослуживцев, от которых получил прозвище Седой. Последние полгода службы (я служил полтора года как солдат с высшим образованием) у меня были очень удачными: не только по статусу деда, а потому, что я готовил сына нашего замначальника штаба, майора, к вступительным экзаменам по английскому языку. Три раза в неделю я ездил в город к нему домой, проводил занятие, а потом жена майора кормила меня домашним обедом – что для солдата-срочника есть большое счастье. Но я честно это счастье отработал: сын майора поступил в институт.
— Какой путь привел вас к статусу одного из авторитетнейших в Украине киноведов и кинокритиков? Вы же по образованию не кинематографист и не искусствовед…
— Моя любовь к кино началась с фильма «Гусарская баллада», который я лет в шесть посмотрел в летнем кинотеатре в парке Пушкина. У нас в семейных архивах сохранились какие-то мои записи о впечатлениях от этого фильма: первые опыты будущего кинокритика.
В нашем доме, как во многих советских интеллигентных семьях, выписывали «Советский экран», «Новини кіноекрану», «Искусство кино». В подростковом возрасте мой интерес к кино поддерживал муж сестры Тамары, который очень увлекался кинематографом, приобретал доступную тогда литературу и периодику. В основном, конечно, это были книги советских киноведов, разоблачавших буржуазное искусство – но именно оттуда мы узнавали о мастерах мирового кино, о лучших фильмах, которых мы не видели, но о которых много читали. Интерес к запретному плоду, как известно, гораздо более сильный.
В десятом классе я постоянно прогуливал первые уроки, посещая утренние сеансы в киевских центральных кинотеатрах. А в Москве, поступив в институт, я открыл для себя кинотеатр «Иллюзион», где показывали мировую киноклассику из Госфильмофонда, которой не было в широком прокате. Я ходил туда все пять лет учебы 5-6 раз в неделю. Кроме того, я ходил на различные недели зарубежного кино, на встречи, лекции, другие мероприятия для любителей кино, завел знакомства в будущем мире киноклубников. Именно там я получил и вкус к хорошему кино, и навыки тусовки, опыт общения, контактов, атмосферы кинематографических мероприятий.
Вернувшись в Киев после армии, я ездил в Москву на различные ретроспективы, на фестивали. В 1986 году, гуляя с маленькой дочкой по Печерску, я увидел на дверях кинотеатра «Зоряний» объявление об организационном собрании киноклуба «Диалог» и пошел туда. Так состоялось знакомство с руководителями клуба Андреем Халпахчи (будущий директор Международного кинофестиваля «Молодость») и Людмилой Горделадзе (будущий директор кинотеатра «Жовтень»), и все для меня закрутилось в сторону кино.
С 1990 года я девять лет проработал в дирекции МКФ «Молодость» в качестве координатора программ, а потом – программного директора. Параллельно работал в том же качестве на фестивале анимационных фильмов «Крок». После фестивального периода семь лет работал заместителем главного редактора журнала «Кино-Коло», потом был заместителем гендиректора сети кинотеатров «Мультиплекс-холдинг» по международным связям. С 2010 года прочно связан с Одесским международным кинофестивалем – как программный директор и программный консультант. И еще ряд всяких позиций и активностей, связанных с кино, которое стало моей судьбой.
— Интересно, каковы ваши вкусы и предпочтения в океане кино? Кто ваши любимые режиссеры и актеры?
— Это всегда сложный вопрос, который мне часто задают. У меня достаточно традиционные вкусы. Любимый жанр – психологическая драма. Любимые режиссеры – Федерико Феллини и Микеланджело Антониони. Любимые актеры – Марчелло Мастроянни и Моника Витти. То, что все они итальянцы – просто так получилось. У меня, кстати, любимый город, из множества тех, которые я посетил, это Венеция. Наверное, такой итальянский уклон можно объяснить фильмами итальянских неореалистов, которые я с большим удовольствием смотрел в «Иллюзионе».
— С кем из наиболее знаменитых звезд кино вам довелось лично пообщаться?
— В контексте Одесского кинофестиваля были контакты с Джеральдиной Чаплин, Клаудией Кардинале, Фанни Ардан, Джоном Малковичем, с режиссерами Питером Гринуэем, Майком Фиггисом, Йосом Стеллингом. А еще на других киномероприятиях – с Софи Лорен, Катрин Денев, даже со Стивеном Спилбергом. Такова приятная специфика работы.
— Есть большой массив фильмов на еврейские темы в широком диапазоне – от драм Холокоста до бытовых комедий. Какие из них, на ваш взгляд, имеют высокую художественную ценность и представляют наибольший интерес?
— Мне в принципе интересны фильмы еврейской тематики. Если говорить о Холокосте, наибольшее впечатление в свое время на меня произвели «Список Шиндлера» Стивена Спилберга и «Сын Саула» венгерского режиссера Ласло Немеша. Из фильмов другой тематики – классический мюзикл «Скрипач на крыше» Нормана Джуисона и «Чужая среди нас» Сиднея Поллака. Но в целом хороших картин с еврейской темой немало.
— На сколько поколений вглубь времен вы знаете историю своей семьи? Насколько эта тема была вам интересна?
— Еврейская тема мне интересна не только в контесте кино. Моя дочь Соня училась в еврейской школе №299 на Оболони – спасибо за инициативу ее нееврейской матери. Потом они уехали в США, где Соня прошла гиюр, сегодня она замужем за парнем, который учится на консервативного раввина, у них две дочери – мои внучки Майя-Эстер и Роза-Хая, они живут в пригороде Вашингтона Силвер Спрингс.
Историю своей семьи я знаю на три поколения вглубь. Даже на четыре – считая прадеда-кантониста. Со всех сторон в моем роду киевляне: со стороны мамы – с верхнего Киева, Ярославова Вала, а со стороны папы – с нижнего города, улицы Хорива на Подоле. Дед по папе, Арон Шпилюк, работал гравером, дед по маме, Соломон Гозман, был скрипачом. Войну они пережили в эвакуации, но несколько их братьев и сестер, родных и двоюродных, погибли в Бабьем Яре…
— Бывали ли вы в Израиле?
— Да, бывал неоднократно. Был в жюри на Иерусалимском фестивале. У меня есть родственники в Израиле – как у всякого еврея. Это не моя страна, но очень приятная для меня. И я очень люблю израильское кино.
— Какой вы видите перспективу развития киноиндустрии в Украине – и в плане производства картин, и в плане проката? Как отразятся новые технологии на этих процессах?
— Говорить сегодня в воюющей Украине о любых перспективах довольно проблематично. Могу точно сказать, что в связи с отсутствием государственного финансирования украинской кинематографии на этот год, в ближайшие пару лет у нас будет большой спад. А что будет дальше – кто может это знать? Что же до технологий, то искусственный интеллект уже сегодня творит подлинные технические чудеса – но мне сложно воспринимать эти чудеса как благо для развития кино как искусства.
Беседовал Иосиф ТУРОВСКИЙ
