ЕВРЕЙСКИЙ РЫЦАРЬ ОПЕРЕТТЫ
Григорий Ярон в оперетте Н. М. Стрельникова «Холопка»
Деда Ярона тоже звали Григорием Марковичем. Он был одесским доктором Айболитом, и в городе у Черного моря доброго «дедушку Гришу» знала, в прямом смысле этого слова, каждая собака. Ему было уже за девяносто, а он сохранял ясность ума и продолжал лечить домашних животных и птиц, коих в Одессе водилось немало. А вот чего Григорий Маркович не смог перенести, так это смерти жены, с которой прожил долгие десятилетия – и ушел из жизни следом за ней, преднамеренно отравившись стрихнином.
В семье Григория Ярона-старшего было четверо сыновей. Один из них, Марк, и стал впоследствии отцом Гриши-младшего. Марк был одним из тех, кто с несомненным талантом адаптировал к местным реалиям завозимые в Россию либретто оперетт, придумывая и вставляя репризы, куплеты и даже новые сюжетные линии, понятные и близкие местному зрителю. «Текстовик» душил в нем художественную натуру – художник сопротивлялся, вплоть до попыток плюнуть на все и заняться настоящим литературным творчеством, но дальше нескольких фраз задуманного в ранней юности романа «Одесский еврей» дело не пошло.
Наступало разочарование, сменившееся азартом – Марк пристрастился к игре на тотализаторе, к картам, все это сопровождалось частыми кутежами, начинавшимися с вечера и порой продолжавшимися всю ночь. Когда кутила познакомился с певицей Элеонорой Яковлевной Мелодист и влюбился в нее, то увидел в этом спасительную нить, и вскоре предложил ей руку и сердце. Но уже в первую брачную ночь (которую молодые провели, кстати говоря, в спальном вагоне поезда) до утра сражался в преферанс с попутчиками-конногвардейцами. Вот уж и действительно: «что наша жизнь? игра!»
Между прочим, Марк Ярон был упомянут в журнальном варианте рассказа Антона Павловича Чехова «Сон репортера» и в некоторых чеховских письмах. Что же касается супруги Марка Элеоноры Мелодист, то она была дочерью военного капельмейстера из Полтавы, воспитанной на глубоком уважении к искусству и к людям, творящим его. Имя певицы часто встречалось в периодике, но она относилась к комплиментам весьма сдержанно и газетных вырезок с рецензиями на свои выступления не собирала. Забегая вперед, стоит сказать, что в расцвете творческих сил, имея в своем репертуаре более шестидесяти оперных и опереточных партий, Элеонора Яковлевна решительно и бесповоротно прекратила выступления. Она была убеждена – лучше сойти со сцены на несколько лет раньше, чем на день позже. Нынешние звезды искусства принципу этому изменили: они публично прощаются, но продолжают давать концерты…
В 1893 году, когда у них родился сын Григорий, Марк и Элеонора жили в Петербурге. Мальчик рос в артистической среде, но мать и не помышляла о том, что он двинется по стопам родителей. Напротив, она подводила Гришу — щуплого и низкорослого, но проявившего уже интерес к ремеслу лицедея — к зеркалу, дабы убедить в том, что для театра он не создан. Элеоноре Яковлевне очень хотелось видеть своего отпрыска серьезным ученым, пусть и маленьким внешне человеком, но с большой еврейской головой. Впрочем, справедливо утверждается – от судьбы не уйдешь. Еще будучи гимназистом, Гриша решил посвятить себя театру, более всего из театральных жанров полюбив оперетту. Он пошел учиться в Драматическую школу Петербургского литературно-художественного общества под руководством лучших актеров Александринки, в том числе самой Марии Савиной, и начал посещать Театральную школу Суворина. Так, с помощью наставников, о которых иные могли только мечтать, закладывались основы будущих творческих взлетов Григория Ярона – артиста и режиссера-постановщика.
Дебют Григория состоялся на сцене Суворинского театра, где будущий комический актер сыграл роль Пети Ростова в спектакле по роману Льва Толстого «Война и мир». После этого Ярон решил попытать счастья в провинции, где быстро завоевал репутацию даровитого комика. При отсутствии природных данных, необходимых для опереточной сцены – внушительного роста и голоса, Григорий обладал необычайной подвижностью, а его обаятельная, лукавая улыбка пленяла зрителей. Он легко и быстро располагал к себе, и это была уже половина успеха.
Театр поглотил Ярона целиком и полностью, и ветры приближавшейся революции ничуть его не волновали. Вечером, накануне ночи Октябрьского переворота, Григорий играл в спектакле «Лекарь поневоле» по пьесе Мольера в Троицком театре Петербурга. Григорий исполнял роль главного героя Сганареля, которого по стечению обстоятельств начинают принимать за известного врача, и простак Сганарель успешно вживается в новую роль, творя добрые дела. Залпа «Авроры» Ярон не слышал — или просто не придал этому значения. А о том, что Временное правительство низложено, узнал на следующее утро из газет (даже не от соседей!).
Короче, на Григория Ярона не столько подействовала смена власти, сколько известие о том, что режиссер, которому он отдавал явное предпочтение — Константин Марджанов (он же Котэ Марджанишвили), принял решение поставить оперетту Жака Оффенбаха «Прекрасная Елена». Древний миф о похищении троянским царевичем Парисом прекрасной Елены, дочери Зевса и жены спартанского царя Менелая, изложен в этом произведении как остроумная пародия на современное общество, с его социальными и прочими проблемами. К радости семьи Яронов (которая, впрочем, оказалась преждевременной) отцу Григория Марку, уже давно сидевшему без серьезной работы, был заказан текст оперы-буфф. Произведение соответствовало новым общественно-политическим реалиям, но при этом сохраняло праздничность, веселье, озорство, тонкую иронию, что присутствовало в оригинале. Вариант либретто, предложенный Марком Яроном, тем не менее, был отвергнут, зато Григорию представился случай сыграть в этом спектакле Менелая.
Режиссер первоначально ориентировался на оперный состав исполнителей, и роль царя Спарты отводилась самому Федору Шаляпину, но тот от участия в оперетте отказался, и «царствовать» в Спарте довелось Григорию Ярону. Составить сколько-нибудь серьезную конкуренцию оперной знаменитости Ярон, разумеется, не мог, но в жанре оперетты блеснул своим оружием, и в итоге театральные критики в газетных рецензиях указали: «То, что Шаляпин взял бы голосом, Ярон взял ногами».
В отличие от грибоедовского Чацкого, который восклицал: «Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок!», Григорий Ярон поехал из Питера именно в Москву в надежде обрести там точку опоры для продолжения творчества, ибо опереточные театры закрывались один за другим – новая метла победившей революции начинала выметать из жизни «пережитки прошлого», допуская, впрочем, использование техники «похабного жанра» для создания «воспитательно-агитационного театра».
В Москве Ярон нашел временный приют в Никитском театре, в труппе, основанной в 1910 году известной артисткой оперетты Евгенией Потопчиной и ее супругом импресарио Борисом Евелиновым. Евгения была примадонной, театр так и назывался – «Оперетта Потопчиной». Пытаясь спасти театр, Потопчина и Ярон обратились к наркому просвещения Луначарскому, заручившись его поддержкой. Но ее оказалось недостаточно. В 1919 году постановлением Совнаркома театр Потопчиной был закрыт, а через год в его здании открылся «Теревсат» — Театр революционной сатиры (ныне там находится Театр имени Маяковского).
Потопчина и Евелинов покинули Россию, основали в Берлине свою антрепризу – кабаре «Карусель», а затем и вовсе перебрались в Америку. В «Карусели» Ярон побывал во время своей единственной зарубежной поездки – тогда в Германию его пригласил лично Имре Кальман, засвидетельствовав тем самым свое уважение «лучшему советскому буффону».
К тому времени немало известных актеров оперетты, партнеров и приятелей Ярона, эмигрировали, и многие советовали ему последовать их примеру. Григорий оказался на перепутье. Но берлинская «Карусель» его не впечатлила, а самое главное — вдали от страны, где он родился и вырос как артист, Ярон не почувствовал того зрителя, к которому привык обращаться, ежеминутно ощущая ответную реакцию, в чужой стране он не знал, с кем и как выстраивать диалог. К тому же Григорий уже был женат, а его избранница Агния была, конечно, не прочь побывать за границей, но без мыслей о том, чтобы остаться там и начать новую жизнь.
Вернувшись в Москву с клавиром «Марицы», Ярон поставил спектакль, который шел ежедневно на протяжении шести недель. Успех этой оперетты казался труднообъяснимым, поскольку она была весьма далека от советской действительности. Тем не менее, в этом как раз и крылась подлинная причина аншлагов и зрительских оваций на каждом спектакле. Известный в то время театральный критик, режиссер, историк и теоретик театра Павел Марков в данной связи справедливо указывал: «Театр все больше стремится от тьмы низких истин к возвышающему нас обману. Усталые люди требуют утешения».
Мастерство Ярона высоко ценили многие авторитеты в сфере культуры, зачастую несхожие по своим художественным вкусам и ориентирам в искусстве. Маяковский отмечал умение Ярона осовременивать роли. При своем огромном росте (особенно рядом с Григорием) Владимир Владимирович называл Гришу не иначе как «Яр-р-ронище» и рекомендовал его Всеволоду Мейерхольду на роль Меньшевика в своей «Мистерии-буфф». Александр Таиров (Коренблит), создатель и руководитель Камерного театра, усматривал в эксцентрике Ярона скрытую утонченность. Литератор и критик Михаил Кузмин писал о Григории Яроне, что «его изобретательность и вкус… выше всяких похвал». Дмитрий Шостакович признавался Ярону, что рад быть его современником.
Особое внимание следует уделить словам Михаила Булгакова, который высоко оценил творчество Григория Ярона, посвятив артисту целую главу в фельетоне «Столица в блокноте», напечатанном в конце 1922 года. «Когда оперетка карусельным галопом пошла вокруг Ярона, как вокруг стержня, я понял, что значит настоящая буффонада. Грим! Жесты! В зале гул и гром! И нельзя не хохотать. Немыслимо. Бескорыстная реклама Ярону, верьте совести: исключительный талант» — писал Булгаков. Пожалуй, за всю советскую эпоху не нашлось другого опереточного артиста, который вызывал бы к себе столь пристальный профессиональный интерес представителей других театральных жанров, других видов искусств, в том числе от оперетты весьма далеких.
Решающий поворот в судьбе произошел у Ярона в 1927 году – он стал основателем и главным режиссером Театра оперетты. Государственного театра — и этим было многое сказано. Главреж сумел собрать под новой крышей самых талантливых мастеров веселого музыкального жанра. Первым спектаклем, созданным им на сцене, стала оперетта молодого в ту пору композитора Исаака Дунаевского «Женихи». Впервые комедийный спектакль был не из «жизни аристократов», его героями стали простые современники — в качестве женихов выступали извозчик, гробовщик, маклер и повар.
В первый же сезон в новом театре под руководством главного режиссера состоялось восемь премьер. Пришли успех, популярность, и уже вскоре Московский театр оперетты стал ведущим в стране среди других ему подобных. О нем узнали и заговорили и в Европе. И это при том, что в советской России к жанру оперетты относились весьма настороженно. В 1928 году Григорий Ярон поставил знаменитую «Сильву» («Королеву чардаша») композитора Имре Кальмана. И яроновская «Сильва» продержалась в репертуаре театра до 1981 года, выдержав более полутора тысяч представлений!
Ставил Ярон и другие оперетты Кальмана, а также Оффенбаха, Легара, Зуппе, Штрауса — и всегда с огромным успехом. Насколько было это непросто, можно судить, к примеру, по тому, что в 1930-е годы в фойе Ленинградского театра музыкальной комедии висел транспарант: «Легар и Кальман — наши классовые враги». Чтобы сохранить «Марицу» в репертуаре, либретто подвергали редактированию — скажем, вместо «Поедем в Вараздин, там всех свиней я господин» было рекомендовано петь «Поедем мы в колхоз, надолго и всерьез».
А незадолго до того, в декабре 1929-го, в статье «О судьбе, насилии и свободе» Луначарский прозорливо предрекал: «Судьба согласным руководит, а несогласного ломает». Вот и появились «глухие согласные» — ко всему глухие, на все согласные. Григорий Ярон к их числу уж точно не относился, против собственной совести никогда не поступал. На него пытались навешивать ярлыки – в послевоенное время даже появился обидный термин «яроновщина». Но Григорий Маркович выдержал и выстоял. То, что он вытворял на сцене, выглядело часто абсурдным, и эта абсурдность восходила к «дорежиссерским» площадным театральным зрелищам. Вместе с тем он талантливо впитал в себя дух новых времен, времен мюзик-холла и немого кино. Его отличали знание иностранных языков, музыкальность, интеллигентность, образованность, способность не только рассказывать, но и слушать, внимательность к партнерам и трогательная забота о каждом из них.
Ярон был по-своему консервативен, никогда не поддаваясь соблазну изменить оперетте, хотя рамки этого жанра порою были явно тесны для него. Он с успехом попробовал себя в роли конферансье, а вот в кино, к великому сожалению, практически не снимался. Точнее будет сказать, что кинематограф не востребовал замечательного артиста в должной мере. Но в «золотой фонд» киноискусства вошел блистательный дуэт Пеликана и Каролины – Григория Ярона с Гликерией Богдановой-Чесноковой в «Мистере Иксе» (1958). Появился он еще в двух фильмах – в «Сильве» (в качестве соавтора сценария, 1944) и в музыкальной ленте «Мелодии Дунаевского» (1963).
Среди режиссерских работ Ярона назовем «Фиалку Монмартра», «Свадьбу в Малиновке», «На берегу Амура», «Граф Люксембург», а среди сыгранных им ролей – Гробовщика («Женихи» Исаака Дунаевского), графа Кутайсова («Холопка» Николая Стрельникова), Попандопуло («Свадьба в Малиновке» Бориса Александрова), Германа («Роз-Мари» Рудольфа Фримля и Герберта Стотхарта) и другие, в которых он блистал.
Отойдя от активной театральной деятельности, Ярон выступал на радио в качестве ведущего завоевавшей популярность у слушателей серии лекций-концертов, посвященных жизни и творческому наследию Ж.Оффенбаха, И.Кальмана, И.Штрауса, Ф.Легара. И.Дунаевского. Кроме того, на радио Григорий Ярон осуществил монтажные постановки классических оперетт с участием ведущих артистов, также он написал посвященную оперетте книгу «О любимом жанре».
Григорий Маркович ушел из жизни в Москве 31 декабря 1963 года и был погребен на Новодевичьем кладбище. В конце нынешнего года будет отмечаться и 55-летие со дня смерти выдающегося представителя жанра оперетты, обладавшего оригинальной творческой фантазией, тонким чувством юмора, виртуозно владевшего приемами буффонады, эксцентрики, гротеска.
В 2003 году был создан документальный фильм о Григории Яроне «Рыцарь оперетты», в него были включены фрагменты спектаклей и кинофильмов с его участием и над которыми он работал, своими воспоминаниями о Яроне поделились его бывшие партнерши по сцене Татьяна Шмыга и Капитолина Кузьмина.
Ярон носил звание Народного артиста Российской Федерации. Но гораздо важнее то, что народной была любовь к этому артисту, который умел смешить даже в те времена, когда в стране, где он жил и творил, миллионы людей улыбались разве что сквозь горькие слезы…
