Сергей Черепанов: «Я всю жизнь возвращаю любовь в семью»
В октябре произошли два важных события в жизни киевского литературного театра «Дар». Театру исполнилось пять лет, а 8 октября отметил свое 65-летие его руководитель Сергей ЧЕРЕПАНОВ – поэт, прозаик, публицист, член редакционной коллегии журнала «Радуга», лауреат международных литературных премий, предприниматель, доцент, кандидат экономических наук. Автор 13 книг прозы, поэзии, путевых заметок, мемуаров и четырех пьес.
«Еврейский обозреватель» побеседовал с Сергеем Черепановым, что называется, по широкому кругу вопросов. С человеком, гармонично сочетающим в себе деловое и творческое начало, объездившим весь мир, всегда найдется, о чем с интересом поговорить.
– Сергей Юрьевич, позвольте с ходу задать вам национальный вопрос. Вы – еврей по матери, что называется, галахический. Расскажите о вашей еврейской составляющей.
– Начну с того, что в 1985 году в день моего 30-летия умер мой дедушка, мамин отец Яков Исаакович Бедеров. В то время я был занят делами, писал диссертацию, с родными виделся и общался очень мало. Через три года умерла бабушка – Софья Михайловна (Сура Моисеевна, урожденная Гринберг).
Тогда я осознал, как много я упустил, не пообщавшись с ними как взрослый на важные и интересные темы. А ведь я был их единственный и любимый внук. Да что там! Если понятие «еврейская мама» давно стало нарицательным, то еврейские дедушка и бабушка в своем отношении к любимым внукам – это еврейская мама в квадрате. Именно такими и были по отношению ко мне дед Яша и бабушка Соня – все для ребенка!
А вскоре я серьезно заинтересовался своими еврейскими корнями. И как же было досадно, что уже не с кем было толком эту тему обсудить.
Собственно, мое литературное творчество началось с воспоминаний о детстве, в котором дедушка с бабушкой занимали особое место. И я, можно сказать, всю жизнь возвращаю в семью ту их любовь, отдаю дань их памяти. И стараюсь быть таким же хорошим дедом для моих внучки и внука.
Еще раз отмечаю – своим еврейством я занялся уже взрослым человеком, осознанно, с интересом к корням, без внешних импульсов. Будучи Сергеем Черепановым, а не, скажем, Хаимом Рабиновичем, я никогда не сталкивался с антисемитизмом по отношению к себе. У меня к еврейству был экзистенциальный, философский, генеалогический интерес.
Мои дед с бабкой были из Полтавы. Дед Яков был одним из трех сыновей Исаака Бедерова. Фамилия Бедер или Бейдер на идиш означает «банщик», «владелец бани». Думаю, что в случае моего прадеда точно речь шла о владельце – он был крупным галантерейщиком, владел магазинами в Варшаве и Полтаве. За что и поплатился после революции – его убили чекисты.
Дед Яша, юноша своего времени, стал комсомольцем. Он страдал туберкулезом, и его по комсомольской путевке отправили на лечение в санаторий в Ялту. И он помнил об этом всю жизнь и честно отблагодарил советскую власть своим трудом.
В 1932 году он стал депутатом Полтавского горсовета и возглавил в горисполкоме отдел торговли. В годы Голодомора он занимался заготовкой рыбы, и результаты его работы спасли немало жизней. В начале войны дед был начальником пункта эвакуации Полтава-Южная, а потом в эвакуации в Оренбурге стал начальником ОРС патронного завода.
Все руководящие позиции на этом предприятии в годы войны были расстрельными должностями – невыполнение плана каралось по максимуму. А рабочая смена длилась 12 часов, в холоде и голоде. И вот дед приходит к директору завода с предложением – есть возможность обеспечить работников бараниной из соседнего колхоза. Тогда не было слова «бартер», но речь шла о том, чтобы на заводе отремонтировали для колхоза сломанные трактора, без которых было невозможно проводить весенний сев. А за это колхоз брался поставить рабочим баранину. Директор был в шоке – когда делать эти ремонты, люди работают по 12 часов. Дед взял вопрос на себя, пошел в цех и поговорил с рабочими. И они согласились ради баранины работать сверхурочно. Но возникла еще одна проблема – как доставить сломанные трактора на завод. И дед поехал в танковое училище и договорился, что танкисты по дороге с маневров захватят на буксир трактора и привезут их на завод. За баранину, конечно. И эта операция состоялась, и все были счастливы.
– Это же просто как в анекдоте про дочку Рокфеллера.
– Конечно! Деловая хватка, коммерческий талант моего деда, явно унаследованный им от отца-галантерейщика.
– Надо полагать, что и вам эти гены достались по наследству?
– Наверняка. Моими достижениями в экономической науке и в практическом бизнесе я точно обязан генам прадеда Исаака и деда Яши. Добавлю, что до конца своей эвакуации дед не только накормил досыта работников патронного завода, но и наладил производство наборов для солдат, которые отправляли на фронт – там были кисеты, расчески, печенье, прочие необходимые предметы.
После войны дед работал директором санатория им.Петровского в Крыму, и однажды отдыхавший там министр соцобеспечения Украины убедил его, что он перерос эту должность, и пригласил в Киев в министерство на пост заведующего управлением делами. Дед отремонтировал 86 санаториев системы министерства. А в январе 53-го, когда над евреями сгустились тучи в контексте «дела врачей», он резко уволился из министерства и устроился техноруком артели инвалидов им.34-й годовщины Красной Армии. Умный был еврей, потому и уцелел.
С образованием в четыре класса он руководил департаментом министерства, а завершил свою карьеру начальником цеха фабрики «Кожгалантерея», заочно окончив в Москве институт легкой промышленности.
– А бабушка?
– Бабушка была главой семьи. Еще бы – дочь управляющего имением с характером сорвиголовы. Она не работала, занималась домом, все попытки устроить ее куда-то быстро заканчивались. Под горячую руку могла стукнуть деда скалкой по спине. Но он ее обожал. Я постарался увековечить их высокие отношения в прозе и пьесах.
– А мама?
– Мама Неля Яковлевна была стоматологом. Через ее руки прошли порядка 160 тысяч больных. Причем она работала с ними буквально как психотерапевт, ласково разговаривала и отвлекала от болезненных ощущений. А еще она была настоящей еврейской свахой – свела и поженила множество хороших пар. Очень жаль, что она ушла в 74 года…
– А отец?
– Мой папа Юрий Александрович Черепанов – бывший военный, майор ракетных войск. Его корни из Восточной Сибири. С военной службы, последним местом которой был поселок Юрья Кировской области, он уволился по состоянию здоровья. Язва, тромбофлебит. Мама привезла его в Киев и выходила – за двенадцать лет диеты и процедур болячки ушли. Папа, слава Богу, жив в свои 90. В Киеве он работал инженером на радиозаводе. Примечательно, что, будучи офицером Советской армии, он не был членом партии. И советскую власть всегда ненавидел. Это мне тоже передалось.
– Вы сказали, что с воспоминаний о детстве началось ваше литературное творчество…
– Да. Вспомните начало 90-х – все разваливалось, моя зарплата доцента составляла 17 долларов в месяц, вокруг было множество бандитов. Полный беспросвет. Мне тогда захотелось за что-то зацепиться, обрести опору, и я стал писать рассказы о детстве и читать их друзьям. Они слушали, потом начинали перебивать, рассказывать свои детские истории. Я видел, как лица у них освещаются радостью, и понял, что детство, золотое киевское детство – один из краеугольных камней, на которых все держится. И в жизни человека, и, может быть, во Вселенной. Вот это – еще что-то рассказать о детстве, чтобы кому-то стало хорошо – это и был мотив моего писательства.
– Вы начали писать о детстве, и вашим друзьям понравилось. А как пошло дальше?
– Мне повезло, я встретил Риталия Зиновьевича Заславского и Юрия Владиславовича Ковальского, и они ввели меня в мир «Радуги», старейшего в Украине литературного журнала. Народ пишущий – непростой, творцы ревнивы. А здесь создана удивительная атмосфера – «круг родства» по определению Заславского. Его давно уже нет с нами, а традиции живы. И сейчас я счастлив, что журнал, несмотря на огромные трудности, движется вместе со страной, наводит мосты между культурами в Украине – украинской, русской, еврейской, татарской, польской…
– Но литература тогда не была вашим основным занятием?
– Нет, конечно. Я преподавал в Киевском торгово-экономическом университете экономику и основы бизнеса. Как создать свое дело, как его развивать. Стремился приучить студентов к мысли, что нет ничего нравственнее рынка. А затем и сам ушел в бизнес. В 1988-м мы создали вместе с друзьями научно-консалтинговый кооператив, который занимался приватизацией, созданием совместных предприятий, бизнес-планированием и т.п. Мы более 700 проектов реализовали, участвовали в создании среднего класса в Украине.
– У вас не было мыслей об эмиграции?
– Были, как у многих людей из моего круга общения. Много моих друзей уехали в те годы. Но когда я впервые попал в Израиль в 1992 году и прошел всю страну пешком, и поработал немного «по-черному», я понял, что не хочу, будучи доцентом, начинать с нуля.
И к тому же я очень люблю свой родной город. Я побывал во множестве стран и могу с уверенностью сказать – Киев уникален. И даже не потому, что он мой, родной. А потому что он пронизан творчеством. Так же, как, например, Берлин или Барселона, где людей, которые «создают культуру», уже больше, чем тех, кто этот продукт потребляет. Киев словно создан для того, чтобы здесь рождались творцы. Кто-то связывает этот феномен с особой эманацией почвы, гор, площадей, парков. Кто – с корнями и верой в Бога, кто – с богатой многонациональной городской культурой. Все верно. Но даже на европейском фоне то, что произошло здесь за последние четверть века, потрясает. Невероятный всплеск, извержение творческого разнообразия. И главная причина в том, что мы вырвались из «совка».
Кстати, в этом контексте отмечу, что Украина по уровню антисемитизма сегодня вошла в число наиболее толерантных европейских стран. Нетерпимость и страх уступают место взаимному интересу, уважению, доверию. После 2004 года я физически ощущаю «подобрение», укрепление межнационального консенсуса в нашем обществе. Мой сын Игорь Черепанов, известный киевский арт-директор и рок-музыкант, утверждает, что в молодежной среде расовая и национальная рознь преодолена окончательно: «Ксенофобия – это и неприлично, и не в тренде. Майдан и братство по оружию сделали свое дело. И безвиз помогает».
– Раз уж вы вернулись к еврейской теме, скажите, от дедушки с бабушкой вы что-то почерпнули в детстве?
– Никаких специальных, целенаправленных действий не было. Никто не учил меня ивриту или идиш, еврейской традиции и т.д. Еврейство было в их словечках и интонациях, во вкусных блюдах еврейской кухни – манделах, лейках, струдель. Со временем я понял, что дед с бабушкой были настоящими носителями того, что называется идишкайт. Той еврейской культуры, которую несколько наших поколений потеряли. С которой так сильно боролись в Израиле, считая ее культурой галута и страдания. И я стараюсь по мере сил сохранить эту культуру в своих произведениях и в пьесах нашего театра «Дар». А противостояние современной израильской культуры и идишкайта я, в частности, отразил в стихотворении «Серфер и сойфер».
***
От «ЕО». Приводим текст стихотворения полностью – оно нам понравилось.
СЕРФЕР И СОЙФЕР
1
Серфер — черен, белозуб.
Сойфер — вздорен, вислогуб.
Серфер — молод и удал.
Сойфер — все уже видал.
Серфер — скачет на волне.
Сойфер — плачет в тишине.
Серфер — просит фотографию.
Сойфер — знает каллиграфию.
2
Катят мальчиков валы.
Ближе, ближе. В воду, в воду…
Нет достойней кабалы —
Переписывать по году.
3
«Макнет в пучину черную!»
«Добудет каплю гнусную!»
«Рисует букву вздорную!»
«Нерусскую! Нерусскую!»
4
Второй попытки не дано.
Прилежно действует рука.
Не видит мальчик старика.
Прикрыто шторкою окно.
***
– Вы упомянули театр «Дар». Можно пару слов о нем детальнее? Почему вы занялись театром?
– Нашему литературно-драматическому театру «Дар» (раньше он назывался «Радуга») исполнилось пять лет. Он появился в моей жизни не на пустом месте. В свое время были школьная агитбригада, капустники, СТЭМы и КВН, литературно-музыкальные вечера, проводимые журналом «Радуга» совместно с киевскими клубами («Экслибрис», Голохвастова, КСП и др.), детский театр Юрия Авраменко, которому я помогал в 90-е…
Но была не только творческая, но и, так сказать, экзистенциальная причина того, что я занялся театром. Я вышел на пенсию, мне нужно было чем-то заниматься, и мне не хватало того, к чему я привык за три десятка лет в бизнесе – руководства коллективом, организации процессов, ответственности за людей. Театр предоставляет для этого большие возможности. Чудесный коллектив единомышленников, творческая атмосфера, эмоции на репетициях и аплодисменты на спектаклях – я уже без этого просто свою жизнь не представляю.
Со спектаклем по моей пьесе «Город Миров, или Двумя трамваями» мы выступали в Киеве на ХХ Международном театральном фестивале «Блуждающие звезды» светлой памяти Аркадия Монастырского. Запомнилось, что мы не потерялись в компании профессионалов – на фестивальном показе был аншлаг, нас хорошо принял зритель, и оценки мастеров обнадежили.
– Вы посетили 72 страны мира. В связи с этим два вопроса – откуда такое стремление к путешествиям по свету, и какие страны произвели на вас наибольшее впечатление?
– Пожалуй, это было естественное стремление советского человека после того, как рухнул «железный занавес», и стало возможно поездить по миру. Мой интерес к странам мира зародился в 1961 году, когда мой дядя-химик строил в Египте завод и слал нам оттуда красивые открытки с видами экзотической страны.
Впрочем, в первый раз я побывал за границей еще в 1975 году – в ГДР по студенческому обмену. Я оттуда привез чемодан книг, на которые потратил все свои деньги. И это был не самиздат, а изданная в СССР русская классика – Куприн, Бабель, Булгаков – которую в те времена у нас купить было невозможно.
Что касается мест, наиболее меня впечатливших, то, прежде всего, это были страны доколумбовой цивилизации – государства Карибских островов, Мексика, Аргентина, Перу, Чили. Далее – Китай. А потом – США, Великобритания и Германия. Причем Германия поразила не только красотой, историей и цивилизацией, а и осмыслением уроков Холокоста. Тем, как в стране чтут память о трагедии, то, что у нас сейчас называют «мемориализацией».
– А есть ли еще на глобусе места, где вы еще не были, и которые хотели бы посетить?
– Да, конечно. Я еще не был в Японии и Новой Зеландии, которые очень хочу увидеть. И еще – страны черной Африки. Магриб, север континента я объездил, а в центральной и южной Африке пока не был. Очень интересно.
– Известно, что вы отдали дань восточным боевым единоборствам.
– Я продолжаю заниматься и сегодня, хотя не так активно, как в свое время. Когда-то, как многие молодые люди моего поколения, я занимался каратэ – много лет тренировался у знаменитого Анатолия Поповича, светлой памяти. Потом пару лет занимался кунг-фу, школа змеи. А в 90-е годы увлекся вьетнамским боевым искусством вьет во дао, которым занимаюсь по сей день. Огромное впечатление на меня произвел грандмастер Леон Ле Ван Тхань, основатель школы Дайбанг, давно живущий в Киеве. Кстати, во время путешествия во Вьетнам я перемещался по плану, составленному им для меня. Сегодня, во время карантина, я редко посещаю тренировки, но сто базовых приемов Дайбанга выполняю ежедневно.
– Спасибо за беседу и успехов вам на всех направлениях.
– И спасибо «Еврейскому обозревателю» за проявленный интерес.
Беседу вел Иосиф Туровский
