ЧЕТЫРЕ ЯЗЫКА ГРИГОРИЯ ФАЛЬКОВИЧА
Чтобы писать хорошие стихи на разных языка недостаточно их хорошо знать. Всем известен Нобелевский лауреат поэт Иосиф Бродский. Но много ли людей помнят о некоем Mr. Brodsky, писавшем стихи – очень, кстати, неплохие – по-английски? Поэзия – особая стихия. Поэту должно чувствовать слово на цвет, фразу – на вкус, интонацию – на запах… Если языковых стихий у человека не одна, то свободно переходить из одной в другую невероятно сложно. И все же – иногда это получается. Поэт и общественный деятель Григорий Фалькович пишет и публикуется на русском и на украинском…
Вот мы и спросили у него:
– Каково это – творить сразу в двух языковых средах?
– Некоторые рецензенты отмечали, что не в двух, а в четырех: русский взрослый, русский детский, украинский взрослый, украинский детский.
– У нас, увы, хватает русскоязычных, не дающих себе труда просто научиться говорить по-украински. А тут стихи… Сам процесс такого «полиязычного» творчества сложно себе представить. Как это?
– Да и объяснить непросто. У меня этот «процесс» имеет почти ночную, предутреннюю «прописку», когда вдруг, почти сквозь сон, расслышишь звук, или созвучие, или слово. И вот это нечто пытается встроиться, допустим, в русский язык. Не выходит. Тогда пробует украинский– пристроилось!.. Или наоборот. Само слово выбирает. Затем возникает первая фраза, выговаривается ритм возможного будущего стихотворения…
– А еще какие вашему творчеству доступны языки?
– По образованию я – филолог, русский и болгарский языки.. Дипломная работа была посвящена теории поэтического перевода (на примере русских переводов с болгарского) и оказалась на то время актуальной – заняла на всесоюзном конкурсе, в Ленинграде, первое место и «заслужила» медаль. Причем, думаю, что это было неожиданностью для университетского начальства, хотя защита диплома в альма-матер, госуниверситете им. Тараса Шевченко, прошла не просто «с отличием» а и с рекомендацией к печати. Тогда подобное было, пожалуй, впервые. И, возможно, не всем по душе. Кстати, эта работа, которая называлась «Мир поэта и долг переводчика», действительно, вскорости была опубликована в самом престижном тогда общесоюзном ежегоднике «Мастерство перевода». Конечно, вердикт комиссии по защите дипломных работ был тут ни при чем – просто позвонил из Москвы, из редакции, Владимир Михайлович Россельс (в то время очень известный переводчик и теоретик), и предложил публикацию… А прилагаемый к дипломной работе мой собственный перевод поэмы незаурядного болгарского поэта Гео Милева «Сентябрь» тоже был напечатан, но уже в Киеве, в журнале «Радуга».Так вот «соединились» теория и практика перевода…
– То есть открывался прямой путь в науку, в аспирантуру?
– Из Киева – нет. А из Ленинграда мог бы и приоткрыться. Незабвенный и великолепный Ефим Григорьевич Эткинд (он был председателем того всесоюзного конкурса) предоставил мне такую возможность. Как видите, плотность еврейского присутствия в литературоведческой элите тех лет впечатляла. Но я, по молодости, был уверен, что смогу реализоваться и в Украине. К тому же именно тогда тяжело болела мама… Но в Киеве, несмотря на все мои «отличия», направления в аспирантуру не дали. Отговорка была поистине казуистская: ваша работа, мол, слишком творческая….
– Очевидно сработала «пятая графа», национальность? А вообще, давал ли себя знать антисемитизм во время учебы в главном университете страны?
– Не вправе обвинять аттестационную комиссию ни в чем, кроме того, что меня «притормозили». Могу только предполагать. По отношению к себе во время учебы я антисемитизма не ощущал. На вступительные приехал с небольшим опозданием, прямо из воинской части. Явился в форме, при сержантских погонах и всех знаках солдатского отличия. Экзамены сдал успешно, учился почти всегда на «отлично». Киевлянин, был активен, спортивен, инициативен, как тогда говорили, «пользовался авторитетом». Но оказался на курсе единственным евреем. Так же было и на следующем после нашего курсе: тогда приняли, «допустили» единственную, но зато очаровательную Женечку Занвилевич – мастера спорта по художественной гимнастике и перворазрядницу по настольному теннису. Считалось, что евреям поступить на филфак и журфак нашего университета – нереально. Думаю, соблюдалась некая процентная норма. И негласная, и поэтому требования к «допущенным» предъявлялись повышенные. Очевидно, я этим требованиям соответствовал. Зато потом довелось испытать антисемитизм по полной программе, невольным свидетелем чего стал однажды мой тогдашний университетский друг и однокурсник Юра Рыбчинский… Это случилось, когда меня уже практически взяли на престижную работу, забыв заглянуть в анкету. А когда заглянули, то передумали и не взяли…
– А все украинское в те времена, кстати, в очередной раз стали ограничивать, сдерживать. Как у вас отношения складывались со стихией украинского?
– Стихийно. Думаю, что долгие годы украинский язык существовал во мне латентно, как бы рядом, и открылся вдруг, в одночасье: просто откуда-то стали надиктовываться украинские стихи, а я их записывал… Потом появились и детские…
– Борис Олийнык в предисловии к одной из ваших книг обратил внимание на редкое для современной поэзии явление: когда в творчестве одного поэта «уживаются» взрослые и детские стихи, причем, и те, и другие – высокопрофессиональны и интересны для своих читателей. Не мешают ли друг другу «взрослость» и «детскость»?
– Думаю, что взаимодополняют. В нормальном человеке все должно быть в наличии: озабоченность и беспечность, зрелость, наив и озорство… Моя «взрослая» поэзия – довольно серьезная, грустная, иногда трагическая. Слава Богу, что можно «уравновеситься», хоть на время вернуть себе детскую незамутненность взгляда, первичность восприятия, внимание и иронию по отношению к самому себе и естественную реакцию на внешний мир.
– Язык еврейского местечка, идиш? Как вы видите его перспективы, есть ли они?
– Думаю, что пришло время, когда об идиш уже можно говорить со сдержанным оптимизмом, а лет десять-пятнадцать назад в этом отношении у меня были весьма мрачные предчувствия. Помимо того, что Вторая мировая война уничтожила основных носителей и пользователей этого языка, Израиль не поощрял его развития (в том числе и в диаспоре!), заботясь прежде всего о расширении сферы употребления государственного иврита. Долгое время идиш оставался разговорным языком преимущественно в религиозных (зарубежных) общинах, которые пользуются им в быту, чтобы не осквернять язык Торы, иврит. А в основном идиш был уделом одиночек-энтузиастов. Достаточно вспомнить, незабвенной памяти, Иосифа Вольковича Торчинского – самоотверженного и наивного человека, который был не только учителем для многих-многих киевлян, но и автором небольшого словаря языка идиш.Однако, последнее время внушает некоторые надежды: похоже, что на древе умирающего языка появляются живые веточки. В том числе и в Украине. Имею в виду, например, успешную идишистскую программу в Киево-Могилянской академии. Хочется надеяться, что «мамелошен» постепенно вернется и в еврейские школы, которые еще остались в нашей стране. Вместе с тем, если потребителей (читателей) языка можно подготовить, то появление у нас авторов идишистских произведений представляется в обозримом будущем довольно сомнительным.
– Это действительно проблема. Ведь важен не просто язык как знаковая система и средство коммуникации. Нужны соответствующие тексты, которые не только передадут эстафету национальных традиций, но и смогут создать (поддержать) положительный имидж еврейского народа – как у еврейских детей, так и у их нееврейских соучеников. В таком случае очевидно актуальным оказывается наличие «проеврейских» произведений на языке титульной нации?
– Совершенно верно. В большинстве наших еврейских школ преподавание ведется на украинском, по общим программам. Предположим, что по ходу обучения ученики знакомятся с лучшими образцами украинской литературы, достойно представляющими свой народ. А что смогут почитать еврейские дети, чем они смогут «козырнуть» перед однокашниками? Дореволюционными текстами или переводами с иврита? Это – очень тонкая «материя». Нельзя позволять, чтобы образ еврея складывался преимущественно из досужих разговоров, из анекдотов, карикатур и ругательных статей про олигархов… Нужна современная детская литература, общечеловеческая по масштабу проблем, национальная по конкретизации быта и традиции, которая вызывала бы уважение и интерес к еврейскому народу. А, кроме того, была бы конкурентоспособной на литературном рынке.
– Мне кажется, что сейчас даже в интернете можно почитать именно такие стихи вашего авторства, причем и на украинском, и на русском языках.Но вот народы, на чьих языках вы пишете стихи, сегодня не очень дружат.
– Именно в наши дни, когда в Украине (да и в Израиле)идет необъявленная война, особенно важно работать на положительный образ народа. Ведь все идет от незнания, а прямолинейные агитки, призывы и заклинания уже не работают. Искусство, литература и в частности поэзия – вот благодаря чему можно мягко и ненавязчиво донести нужную правду. Меня называют то «украино-еврейским», то «еврейско-украинским», то просто «украинским» поэтом.. Но это неважно. Говорят, что мои книги – еврейские по духу. Думаю, это справедливо. Причем я не пытаюсь искусственно сделать их таковыми. Просто неожиданно (или закономерно?) в украинском тексте и контексте оказываются (и довольно естественно там себя чувствуют) не только еврейские слова, реалии и традиционные образы, но и еврейские идеи…Соответствующие сноски (примечания) дают возможность читателю погрузиться не только в «стихию стиха». Явно или неявно возникает образ автора-еврея и еврейства в целом, которому, как оказывается, тоже бывает и нелегко, и несладко, относительно которого возникают: сочувствие, невольное уважение, может быть даже раскаяние и признательность… Кроме того, нередко возникают такие ситуации, когда книжка еврейского автора вызывает интерес к украинскому языку, к украинской поэзии. Относительно еврейской публики это уже привычно, но особенно дороги те случаи, когда я слышу от самих украинцев: «Вы вернули мне интерес к украинской литературе»… Тут уж нечего добавить. Однако, к сожалению, многим людям, независимо от национальности, взрослая поэзия недоступна, в том числе, и моя.
– Недоступна людям неподготовленным, не настроенным на поэзию?
– Не обязательно. Просто книжка им в руки не попадет – тиражи мизерные, к тому же издавать нужно за свой счет или искать спонсоров, что не удавалось мне никогда. Можно, конечно, перейти в компьютерный формат, но я этого не умею. Другое дело – детская литература. Тиражи побольше, книжки покупают, их дарят, читают, обмениваются. И если эти книжки сделаны по самым высоким критериям профессионализма, если они просто интересны ребенку, и в то же время несут заряд оптимизма, добра и правды – то есть надежда, что такой ребенок вырастет нормальным человеком. Тем более важно это сейчас, во время войны. Предвижу появление многих детских произведений, привязанных к этой проблеме. Патриотизм нужно воспитывать, но необязательно говорить при этом напрямую о войне и околовоенных проблемах. Сквозь грохот орудий и поверх информационной трескотни должен обязательно звучать чистый голос мирной жизни и счастливого детства. Обыкновенные, добрые слова. Неискалеченные флора и фауна. Нормальные человеческие отношения…
– Можно я продекламирую – в подтверждение?
Засинає ліва ніжка
Спати я іще не хочу.
Спати я ще не готова.
Хай заснуть спочатку очі –
Потихеньку, поступово.
Потім хай заснуть косички,
Далі – брови, ніс і щічки,
Ліве вушко, праве вушко,
Потім – шийка і подушка,
Потім – ковдра, потім – ліжко,
Ліва ніжка, права ніжка.
Ну, а ручки, що вони?
А про ручки вже й не знаю.
Я, напевне, засинаю…
Я давно вже бачу сни…
….Вы лауреат сразу четырех литературных премий. И тоже – интересные украинско-еврейские параллели возникают. Первая – премия им. Винниченко. А четвертая – им. Шолом-Алейхема. Кстати, вы же в 2012 году стали первым лауреатом этой премии…
– В этом году, совсем недавно – в начале марта – появился второй лауреат – Валерия Богуславская. Но были и другие очень интересные номинанты, о которых стоит говорить отдельно о каждом. Каждый номинант в этом году – это фигура! Например, Владимир Даниленко, один из лучших современных украинских прозаиков, он возглавил киевскую городскую организацию Союза писателей. Алексей Зарахович – великолепнейший поэт! Литератор из Петербурга – замечательный Александр Ласкин.
… Вообще-то, казалось, что эта премия практически «загнулась»…
– Что значит загнулась? Ведь и предполагалось, что она вручается раз в три года и в этом 2015 году это событие литературное и общественное состоялось.
– В прошлом году умер Илья Михайлович Левитас, который был «двигателем» процесса. А кто вспомнит об этих премиях теперь, на фоне происходящего в стране? Но в какой-то момент меня буквально прошибло осознание того, что если не подхватить эту инициативу, то все пропадет. Я обратился в Министерство культуры, а там – то один заместитель, затем вместо него другой, затем уже третий… Например, поговорил я с министром – Евгений Нищук тогда был – нашел понимание. Он дает команду, а ему «наверху» говорят: сейчас такое время, нет денег, правительство не будет премиями заниматься. Никакими. Я говорю: давайте делать то, что от нас зависит. Нет денег – будем делать без денег. Нужно было обновить состав комитета, председателя назначить. А председатель по уставу – первый замминистра. А он за это время сменился уже третий…. И каждый раз нужен был новый приказ… И мы это сделали. Более того, получилась такая символическая штука: поскольку премия им Шолом-Алейхема по календарным срокам – первая в году, то свои награды получат и другие лауреаты других премий. Мне кажется, что на этом примере как раз видна суть происходящих перемен: Украина из коррумпированной бюрократической машины должна превратиться в страну людей и для людей. Вот будет каждый на своем месте жить по принципу – делать, что должен, а там будь что будет – мы добьемся нового будущего для страны.
Я бы только здесь еще хотел сказать, что ныне Комитет по присуждению премии имени Шолом-Алейхема возглавляет первый заместитель министра культуры Игорь Лиховой. А в состав комитета входят такие замечательные и уважаемые люди, как выдающиеся украинские поэты Иван Драч и Борис Олийнык, академики Исаак Трахтенберг, Николай Жулинский и Юрий Богуцкий, заслуженный журналист Украины, председатель Ассоциации еврейских СМИ Украины Михаил Френкель, писательница Людмила Таран, заслуженный деятель искусств Украины, поэт Рауль Чилачава, являюсь членом этого комитета и я.
– Общество им. Шолом-Алейхема, которое вы возглавляете, как оно возникло? Каким было? Каким станет?
– Киевское еврейское культурно-просветительское общество имени Шолом-Алейхема (КЕКПО) возникло, выражаясь высоким стилем, в процессе формирования еврейской общины, поиска направлений и путей ее развития. А попроще – это был выход из конфликтной ситуации в руководстве Общества еврейской культуры (пожалуй, единственной действующей тогда еврейской неправительственной организации), которое возглавлял Илья Михайлович Левитас, да упокоится он с миром. Несколько знаковых на то время личностей демонстративно вышли из Общества культуры (а я по-прежнему оставался там членом Правления, начиная еще с первого «созыва»),и создали новую структуру – КЕКПО Среди них были, например, известный писатель Григорий Полянкер и кинематографист Александр Шлаен. Вначале единство этих людей было заявлено даже формально: пять сопредседателей, с равными правами. Однако, вскоре единственным председателем стал Александр Бураковский, инициативный человек. Время было нескучное – самое начало 90-х, когда зарождалась гражданское общество, и КЕКПО активно вписалось в этот процесс: с завидной регулярностью проходили «Шолом-Алейхемовские чтения», создалась, была официально зарегистрирована и выходила газета «Эйникайт», люди получили возможность почувствовать себя евреями, встречаться, вспоминать прошлое и сообща строить планы на будущее… После отъезда А.Бураковского в США КЕКПО возглавила Софья Подлискер. Еще и сегодня вспоминаются добрые глаза Софочки и еврейские песни в ее замечательном исполнении. После кончины Софы возникли проблемы с новым руководством. Именно тогда Александр Бураковский из Америки принялся настойчиво просить и даже требовать, чтобы я возглавил КЕКПО: это, мол, твоя мицва, и ты не имеешь права отказаться. Вот такая история. Вначале КЕКПО базировалось в Союзе писателей Украины, потом – в библиотеке им. Гоголя, затем переместилось в Хэсэд, после этого – на Подол, в помещение организации «Эш а-Тора», где во время наших встреч 200-местный зал был почти всегда переполнен. Сейчас время другое и другие возможности. Мы проводим свои мероприятия у наших друзей: в Доме актера, в еврейской библиотеке им. Ошера Шварцмана, Галицкой синагоге, Доме литератора, в музее Шолом-Алейхема. Применительно к музею уместно вспомнить замечательную встречу там с гениальным Богданом Ступкой, который был не только великим интерпретатором творчества Шолом-Алейхема, но и давним, верным другом нашего общества (да и лично моим надеюсь тоже). Тогда мы были одарены роскошью неторопливой, почти двухчасовой беседы, в том числе о встречах с Бел Кауфман и о его (Б.Ступки) личном восприятии Шолом-Алейхема…
– Мы снова о Писателе. Ведь Ступка – один из самых ярких исполнителей роли Тевье-молочника… Как вы видите значение Шолом-Алейхема для современной Украины?
– Можно сказать, что Шолом-Алейхему немножко «повезло» в непростое для еврейской культуры советское время. По тогдашней модели многонационального государства, каждому народу (кроме русского) полагалась «квота» на одного-двух великих писателей. Например, для украинцев это, как известно, крепостной противник царского самодержавия Тарас Шевченко, каменяр Иван Франко и революционерка Леся Украинка. От евреев к этой когорте был причислен Шолом-Алейхем. Оставаясь разрешенным и официально признанным при всех трагических сюжетных поворотах еврейской культуры, вернее, при ее фактическом уничтожении, он постепенно превратился в универсальный символ всего еврейского: еврейского писателя, еврейского интеллигента, просто еврея… Его имя, вернее псевдоним, стало своеобразным паролем. Кроме того, что особенно важно в настоящее время, Шолом-Алейхем является, по сути, также и символом, хотя и не безоблачного, однако органического и толерантного «сожительства» так называемых некоренных наций и украинцев.
– А как по-вашему, почему так сложилось?
– Прежде всего, благодаря масштабу писателя и личности, доброте, правдивости и оптимизму его творчества. Кроме того, его литературные герои не абстрактно актуальны и бессмертны – они постоянно присутствуют в общегосударственном культурном контексте Украины. Шолом-Алейхем – это юмор, это слезы, любовь к человеку и знание жизни. Он говорил правду. Причем, эта правда была не обидной для других народов, иногда она оказывалась (или казалась?) более неприятной для самих евреев. В своих произведениях он не оскорбил ни один из этносов, проживающих на этой территории. В этом смысле никакая нация или народность не может иметь к нему каких бы то ни было претензий. Шолом-Алейхем – уникальная фигура для нашего государства. История уготовила для него возможность стать еще одним своеобразным и очень востребованным символом – символом национально-культурного «объединителя и интегратора».
Вела беседу Елена КУЗЬМЕНКО