Рыцари иврита
Памятник Борису Гапонову возле главной синагоги в Кутаиси
Заметки о людях, отдавших жизнь Святому языку
Теплым летним днем я шел по территории кибуцного поселка неподалеку от Мертвого моря. Радостные крики подростков, игравших в футбол на спортивной площадке, разрывали благостную тишину, стоявшую над аккуратными домиками, финиковыми пальмами и всем антуражем этого мирного дня. И вдруг я услышал, как один из подростков, забив гол, в восторге от этой удачи запел: «А я играю на гармошке у прохожих на виду…». Как, видно, ему радостно пелось, легко дышалось под небом Израиля, как вырывались из него, говорившего и думавшего на иврите, эти полузабытые, произносимые с акцентом русские слова, некогда написанные для популярной песенки другом моего детства русским поэтом Александром Тимофеевским.
Но мое старческое умиление, вызванное видом ликующего подростка и воспоминаниями детства, смешивалось и с другими мыслями. Этот мальчик, годящийся нам с Сашей Тимофеевским во внуки, жил совсем другой жизнью, чем мы в нашем советском детстве. Исчезающий из его сознания русский вытеснялся ивритом, ставшим его родным языком. И какие огромной исторической важности события стоят за этим победоносным шествием иврита, какие политические страсти кипели вокруг него на протяжении полутора столетий с той самой поры, как первый рыцарь иврита Элиэзер бен Иегуда начал превращать его из языка священных текстов и молитв в средство обиходного общения. Это теперь на нем любятся и ссорятся, пишут повести и рассказы, а когда-то лишь молились и вели религиозные диспуты. И за всем этим стоят не только события еврейской истории, но и драматические судьбы людей, отдавших жизнь ивриту. О них-то и пойдет речь в этих заметках.
Гапонов
Как памятен мне июльский вечер 1972 года, когда «Голос Израиля» в обязательном нашем ежевечернем радиопрослушивании донес весть о смерти в Рамат-Гане Бориса Гапонова – переводчика на иврит «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели, стихотворений и прозы Лермонтова, составителя фразеологического словаря иврита, лауреата литературных израильских премий. Он умер 38 лет от роду (возраст смерти Пушкина). За год перед тем его, парализованного и полуослепшего, выпустили из Грузии в Израиль, где он стал живой легендой еврейской культуры.
Жизнь и судьба этого скромного советского журналиста были поистине подвижническими. В Кутаиси, где он долгие годы работал в заводской многотиражке, в полной изоляции от иудаизма он освоил иврит (да как освоил – его переводы приводили в восторг израильских поэтов, Авраам Шленский называл его гением) и упорно из года в год прокладывал мосты между культурами, переводя с древнегрузинского, на котором написан «Витязь», с волшебного русского языка Лермонтова на святой язык своих предков. Он жил в сыром подвале вместе с мамой и парализованной бабушкой. Героически ухаживал за ней, и все вечера после каторжного труда в многотиражке, где он был и швец, и жнец, и на дуде игрец, отдавал языку, которому в детстве его учил дед-раввин, зэк и брат знаменитого раввина Якова Мазе, одного из яростных защитников иврита, преследуемого и запрещаемого в России после революции идишистами.
Цви Прейгерзон
В Израиле Гапонова встретили триумфально. Поместили в больницу, прикрепили лучших врачей, приносили цветы к постели, роскошно издавали его переводы, писали об этом чуде – умирающем поэте, вырвавшемся из страны традиционного антисемитизма и оставляющем такое богатое духовное наследство своей исторической родине.
Память о нем живет в Эрец Исраэль. Израильская журналистка Шуламит Шалит, много и тепло писавшая о Борисе Гапонове и о других рыцарях иврита, рассказывает, как в конце 1990-х приехала в Нетанию к его матери Берте Самойловне, на 30 лет пережившей сына, и как они вдвоем напевали переведенные Борисом на иврит лермонтовские строфы «Выхожу один я на дорогу».
Я представил себе эту тесную квартирку, превращенную в музей памяти Гапонова, и двух немолодых еврейских женщин, тихонько поющих:
Левадад йацати эль а-дэрэх;
Арафель мавкиа брак натив.
Лейль дмама. Эль-аль тихра коль берэх,
Вэ-кохав месиах им ахив.
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит.
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
Причудливы и подчас трагичны пути еврейской культуры. Не менее поразительна судьба другого рыцаря иврита – Цви Прейгерзона.
Прейгерзон
Студенты Московского горного института в 1960-е годы, наверное, очень бы изумились, узнав, что их преподаватель, специалист по обогащению угля доцент Григорий Израилевич Прейгерзон, помимо всего прочего, является еврейским писателем, чья написанная на иврите проза издается в Израиле под псевдонимом Цфони, что означает «северный». Между тем этот почтенный ученый многие годы вел двойную жизнь – днем читал лекции и писал учебники и монографии по обогащению угля, а вечерами и ночами превращался в израильского прозаика. Как могло произойти такое раздвоение личности?
Рожденный в 1900 году в украинской Шепетовке и нареченный Цви-Гиршем (это уж потом в своей российской жизни он стал Григорием Израилевичем), он после бар-мицвы был отправлен своими религиозными родителями, по-видимому, разделявшими идеалы сионизма, в Палестину, где учился в знаменитой тель-авивской гимназии «Герцлия».
Приехав через год домой на каникулы, он обратно в Тель-Авив уже вернуться не мог, так как началась Первая мировая война. Так завязалась эта судьба, у истоков которой был иврит, а затем – при еврейском трезвом понимании, что нужна практическая специальность, которая кормила бы в послереволюционном нелегком житье – учеба в Московской горной академии и специализация на обогащении угля, деле, которое не раз выручало и спасало его в трудной советской действительности.
Этот мальчик из Шепетовки был разносторонне талантлив, ибо, создав себе в России высокую репутацию в своей углеобогатительной профессии, Цви Прейгерзон в Эрец Исраэль воспринимался как весьма значительный еврейский писатель.
С женой Леей. 1934 г
Он принципиально писал на иврите, в то время как его советские коллеги в предвоенные годы использовали идиш, обеспечивая себе тем самым доступ к журналам и издательствам. А Цви, писавшему на языке «религиозного мракобесия», ничего не оставалось, кроме как отправлять свою прозу в Эрец Исраэль, что он и делал в конце 1920-х-начале 1930-х годов. Потом это стало смертельно опасно, и Прейгерзон, не прекращая литературного творчества, начал переправлять свои повести и рассказы в Израиль уже тайно, под псевдонимом Цфони. Он пользовался популярностью в Эрец Исраэль, а один его рассказ под названием «Иврит» даже рекомендовали школьникам для внеклассного чтения.
О чем он писал? В 1930-е годы – о судьбе еврейских местечек, в годы войны – о Холокосте. Действие его романа «Когда погаснет лампада» происходит в украинском городке Гадяч, где на кладбище похоронен основоположник Хабада рабби Шнеур Залман из Ляд. На его могиле поддерживается Вечный огонь, не потухающий более ста лет. Когда во время оккупации были уничтожены евреи городка, погас и светильник. В конце романа звучит тема Сиона – страны, где евреи могут быть свободны и независимы.
Прейгерзон оказался не так одинок в своем тайном иудаизме, как Гапонов. Он был близок с Цви Плоткиным, писавшим под псевдонимом Моше Хьег, и с другим соратником по ивриту Меиром Баазовым. Все трое в 1949-м стали жертвами доноса и были обвинены в создании антисоветской сионистской группы, за что полагался лагерный срок. Прейгерзон отбывал его в лагерях Воркуты и Караганды, где вследствие расположения угольных шахт так пригодилась его профессия. В конце концов он даже, будучи зэком, возглавлял научно-исследовательскую лабораторию по обогащению угля. Вот что значит еврейская предусмотрительность в выборе профессии.
Но и еврейская составляющая его жизни в какой-то мере реализовывалась в лагерях. Прейгерзон обучал молодых евреев ивриту и национальной истории. Его «ученик» Меир Гельфонд в 1960-е годы стал одним из инициаторов алии и основателем одного из первых ульпанов в Москве.
Цви Прейгерзон умер в Москве в 1969 году, так и не дожив до реализации своей мечты – репатриации в Израиль. По завещанию писателя урна с его прахом была послана семьей в Израиль и там захоронена на кладбище кибуца Шфаим. Его издают и переиздают на Святой земле, посвящают его творчеству вечера памяти и научные конференции. В 2008 году муниципалитет Тель-Авива присвоил имя Цви Прейгерзона одной из улиц города. Неподалеку, в Рамат-Гане, есть улица Бориса Гапонова.
Продолжение следует
