ТАК НАПИСАЛ ФРЕНКЕЛЬ
Михаил Френкель написал и при поддержке друзей издал повесть «Так говорил Клецельбоцель».
Вряд ли кому-то здесь нужно представлять Михаила Френкеля – ветерана украинской журналистики, хорошо известного публике как мастер трех тем: еврейство, юмор и спорт.
Однако новая, третья по счету, книга ведущего еврейского журналиста Украины выглядит довольно неожиданно и стоит в его творческом списке особняком.
Трудно даже определить жанр и формат этого произведения. По жанру – это смесь фэнтези с социальной фантастикой, по объему – повесть, а по сути – социально-философский роман.
Что побудило матерого журналиста, стоящего на пороге 70-летнего юбилея, написать такую книгу? Скорее всего, Михаилу Френкелю стало тесно в рамках еврейства, юмора и спорта. Большой жизненный опыт и культурный багаж, неизбежные размышления над главными вопросами человеческого бытия, да еще и на фоне политических событий последних лет – скорее всего, ответ лежит здесь.
В аннотации к книге (издательство «Радуга», Киев) сказано, что это тот случай, когда автор произведения становится заложником поведения своих героев и поневоле идет у них на поводу. И что повесть «Так говорил Клецельбоцель» задумывалась и начинала создаваться как пародия на жанр социальной фантастики.
Возможно, что и так. Однако четкая композиция повести, ее крепко сшитые сюжетные ходы не говорят об особых импровизациях. От пародийного замысла остались разве что иногда забавные имена некоторых персонажей и собственные названия.
По факту же Михаил Френкель предложил читателям многослойный синтетический продукт, в котором каждый найдет и истолкует по-своему разные вещи. Кто-то просто будет читать интересную сказку; кто-то будет с азартом и упоением расшифровывать исторические, политические, культурные аллюзии и параллели; кто-то найдет в «Клецельбоцеле» мотивы других литературных произведений; а кто-то всерьез задумается над религиозно-философскими проблемами. То есть, налицо подход толкования Торы – пшат (буквальный смысл) и драш (углубленный, аллегорический смысл).
Поскольку, представляя новую книгу, не хочется спойлерить (убивать интригу, раскрывая сюжет), то я ограничусь общими наблюдениями. А они сводятся к тому, что Михаил Френкель написал книгу очень еврейскую и глубоко религиозную – хотя, наверное, авторские интенции изначально были иными. Такой тезис может показаться спорным, учитывая то, что автор известен как человек не самого строгого соблюдения иудейской традиции. Но тем не менее.
Сюжетный ход, в определенной мере перекликающийся с «Трудно быть богом» братьев Стругацких, ведет читателя через почти евангельскую историю к осмыслению базовых проблем. Каковы отношения Б-га с людьми, а людей с Б-гом? Почему люди с таким остервенением истребляют друг друга? Почему еврейский народ имеет такую судьбу, какую мы видим из истории? Как преодолевать злое начало, заложенное в человеческой природе? Автор не навязывает ответы, а без всякой дидактики, на конкретных картинках показывает, к чему приводят нетерпимость, мракобесие, невежество, зависть и прочие не лучшие человеческие качества. И параллели напрашиваются в широком диапазоне – от непростых отношений народов тутси и хуту в Руанде (главные племена на далекой планете Терра в повести называются весьма созвучно – хурты и твитсы) до многих других конфликтов, раздирающих планету. А уж коллизии народа идов умышленно более чем прозрачны, так же, как и его название. Отдельный интерес представляет описание профессиональных проблем, задач и этических вызовов, стоящих перед пропагандистами, бойцами идеологического фронта. Великолепен показ одного и того же сюжета (о богатырях Вахарбахере и Барабахере) с двух разных пропагандистских позиций – технологии гибридной войны, столь актуальные для нас сегодня.
Читая некоторые страницы повести, я вспоминал популярную, неоднократно слышанную лекцию покойного доктора Леонида Мациха «Где был Б-г во время Катастрофы?» Уже за одно это воспоминание я благодарен автору «Так говорил Клецельбоцель».
Книга переполнена намеками, аллегориями и аллюзиями. Уже само название повести содержит отсыл к знаменитому философскому источнику. А ее первая фраза «Мяук подкрался неслышно» невольно напомнит народное выражение о феномене, скажем так, внезапного завершения, который подкрался незаметно. Но с каждой страницей настрой улыбаться уходит все дальше.
Однако не надо бояться того, что чтение окажется сложным и скучным. Скучно у Френкеля не бывает по определению. Книга очень компактна и читается взахлеб.
Стоит также отметить прекрасную полиграфию и мастерское оформление обложки, выполненное Ириной Климовой. Это еще один из многочисленных плюсов книги. И еще отмечу отличную работу литредактора и корректора, а это сегодня огромная редкость. За такими изданиями нужно как минимум лететь на планету Терра. Но оно того стоит.
ЭЛИШЕР
(Фрагмент повести «Так говорил Клецельбоцель»)
Михаил Френкель
…Неожиданно из темноты появились неясные фигуры. Они материализовались в свете костра, и перед Гоудом предстали мужчина лет сорока и похожий на него лицом худощавый подросток. Очевидно, отец и сын. Давно не мытые волосы на голове папаши торчали во все стороны, а глаза были красны.
— Суп готов? — не поздоровавшись, ворчливо спросил мужчина.
— Это Шлим, муж моей сестры, — пояснил Гоуду хозяин. — А это его сын Ботник. Шлим неутомим в чтении святых манускриптов и продолжении рода. Они женаты двенадцать лет, и у них уже девятеро детей. Ботник старший, он уже тоже день и ночь сидит над священными текстами. Я было хотел его понемногу учить разным наукам, но Шлим против. Так мальчик ничего, кроме рассказов о божьем промысле, и не знает.
Тем временем гость подошел к котлу и бесцеремонно приподнял крышку. Лицо его вдруг побледнело, и голос сорвался на режущий слух визг:
— О, святотатец! Мало того, что ты женился на девке из чужого племени, так ты еще и нарушаешь святые заветы! Ведь сказано: «Не вари барашка со степными травами». О, несчастный грешник, это из-за таких, как ты, случился Большой разгром!
При этих словах лицо Элишера налилось багровой краской.
— Что-о-о? — взревел Элишер и вскочил на ноги. Подлетев к Шлиму, он схватил его своей здоровенной ручищей за горло. Глаза родственничка чуть не вылезли из орбит. Дело приобретало нехороший оборот, и чтобы успокоить ситуацию, Гоуд стремительно выбросил в сторону дерущихся ладонь. Как всегда, психогипноз подействовал безотказно. Элишер выпустил жертву из рук.
— Успокойтесь! — повелительно произнес Гоуд. — Еще не хватает, чтобы вы поубивали друг друга.
А подумалось другое.
…Страшные события, именуемые идами Большим разгромом, в летописях твитсов и хуртов назывались Трехлетней войной за свободные территории. На самом деле территории, из-за которых разразилась кровавая бойня, случившаяся за десять лет до появления Гоуда на Терре, были вовсе не свободными. На них жили и твитсы, и хурты, и иды. Свободными эти земли хурты хотели сделать от твитсов, а твитсы – от хуртов. И, само собой, и те, и другие — свободными от идов. Часть территорий издавна принадлежала республике твитсов, а другая — империи хуртов. У идов же своей страны не было, они жили в обоих государствах и поэтому собственного войска не имели. Это и стало роковым для них. Хурты и твитсы, устраивавшие кровавые сражения с последующим поголовным кастрированием и избиением плененных врагов, попутно никогда не забывали учинять разгромы в селениях идов. Даже не испытывавший особых симпатий к идам твитский летописец Серун Правдивый вынужден был упомянуть в своих писаниях об ужасах, творившихся во время набегов на поселения идов. Гоуд, читая летопись, обратил внимание на то, что особо зверствовали во время разгромов не регулярные войска, а бродячие ватаги, не отягощенные никакими идеями, кроме грабежа и насилия. Гоуд разумом понимал, почему творилась эта кровавая каша, но сердцем так и не уразумел, как могли человекоподобные существа с диким воем набрасываться на своих знакомых из соседнего поселения, с которыми бок о бок прожили немало лет и имели самые тесные деловые и личные контакты. Разбойники поджигали дома, разбивали головы младенцев об дверные косяки, вырезали из животов беременных женщин плоды и гоняли их ногами в дорожной пыли…
Кровавая вакханалия продолжалась три года, пока палачи сами не устали от чинимых ими зверств. В этой резне погибла почти половина всех идов, живших на Терре…
Элишер медленно пришел в себя и хрипло выдохнул:
— Я его убью. Они талдычат, что резня случилась из-за того, что в годы, ей предшествовавшие, мы мало и плохо молились Богу.
— Да, да! — тоже прийдя в себя, вновь завопил Шлим. — Великий Клецельбоцель не простил вам неверия. Если бы ты и такие, как ты, не возились с этим дурацким водопроводом, не гонялись за овцами и баранами, не мастерили всякие телеги, не выращивали плоды, а, как мы, день и ночь сидели за святыми книгами, то беда бы миновала нас. О, великий Клецельбоцель! — голос Шлима стал еще визгливее. — Вразуми их, помилуй и спаси нас!
«А что бы ты и твоя семья ели, если бы не те, кто сеял и пахал?» — с грустной иронией подумал Гоуд.
В это мгновение, видно разбуженный воплями и криками, из кустов вышел славный белоснежный котенок. Завидев его, Шлим, сложив руки на груди, стал истово кланяться священному мяуку и бубнить молитву о ниспослании встреч со святыми существами. Закончив ее громкими криками, он вдруг приветливо, как ни в чем не бывало, взглянул на Элишера и деловито спросил:
— А побольше супу можно?
Элишер в ответ только махнул рукой, и стоявший позади него работник подал Шлиму несколько котелков.
Взяв их, Шлим, не поблагодарив хозяина, вместе с сыном побрел из стана, одарив по дороге недобрым взглядом молодую женщину, вышедшую из дома с ребенком на руках.
Она была необычайно красива. Женщины твитсов вообще были очень хороши.
— Твоя дочь? — неосторожно спросил Гоуд у Элишера.
— Жена, — ответил тот. И как-то странно вздохнул.
— Ай да молодец! — рассмеялся Гоуд.
— Это не я молодец, а она, — сказал Элишер и поведал гостю историю и простую, и довольно необычную.
— Лет восемь назад ко мне пожаловал придворный твитский летописец Серун Правдивый. У него развилась редкая болезнь мышечных тканей. Лекари герцога твитсов с ней справиться не могли. Вот Серун и пришел ко мне просить дать ему сбор трав. Он знал, что мне удается лечить такие хвори. Летописец готов был заплатить за травы. Он принес кошель золотых монет. Я дал ему траву, рассказал, как ее заваривать и как принимать, и сказал, что денег за лечение не беру. Так мне велел Господь. Серун очень обрадовался, а я пригласил его к обеденному столу. И вот во время трапезы он, видимо, желая сказать мне что-то хорошее, сообщил, что сейчас трудится над манускриптом о войне за территории и опечален тем, как много в те годы убили идов. Однако к тому времени он выпил уже несколько кубков хмельной настойки и поэтому неожиданно завершил свою тираду словами: «Но иды во многом сами виноваты, потому что их купцы предлагали твитсам и хуртам слишком малую цену за урожай».
Я возразил ему, что если бы даже это было и правдой, хотя вопрос очень спорный, то все склоки вокруг цен не могут ни в коей мере оправдать зверских убийств женщин и детей. И тут он, икнув, ответил: «Ну почему же! Люди рассердились и не сдержались». Помню, у меня тогда стали дрожать руки. Я не укротил гнев и приказал своим работникам отобрать у него траву и вышвырнуть за пределы стана…
А примерно через год мне доложили, что пришли две женщины и просят, чтобы я с ними поговорил. Я в тот день долго объезжал поля, проверял устройства для орошения. И под вечер устал, потому отдыхал в комнате, где горел только один светильник. Не хотелось ни с кем общаться. Но я все же решил принять посетительниц, ведь они, наверное, проделали неблизкий путь.
Они вошли. Одна, закутанная в темное покрывало, осталась стоять у двери. Другая, уже немолодая, рыхлая, с одутловатым лицом, подошла ко мне поближе.
— Я — жена Серуна Правдивого, — сказала она. — Муж сильно болен, не может ходить. Он просит простить его и дать траву. — С этими словами она вынула из складок одежды уже знакомый мне кошель с золотыми монетами, который был намного толще, чем год назад.
— Нет, — сказал я, — уходите!
Тогда она встала на колени и повторила просьбу.
Но я вспомнил разговор с ее мужем, и меня обуяла ярость. Я вновь велел ей удалиться.
Женщина тяжело поднялась с колен и, повернувшись к той, что все еще стояла у двери, что-то негромко произнесла. Фигура в покрывале приблизилась к огню. Первая из просительниц резким движением сорвала с ее плеч покрывало… И передо мной предстала совершенно нагая красавица, почти девочка. Но более всего меня поразило не ее удивительное очаровательное лицо, а глаза, наполненные ужасом и мольбой.
— Это моя племянница. Раз ты денег не берешь, возьми ее за траву в наложницы или рабыни, как тебе угодно, — сказала жена летописца.
Я еще раз взглянул в глаза девочки (оказалось, ей тогда было четырнадцать лет), и ярость моя прошла.
— Ладно. Я дам тебе траву. А наложниц мне не надо. Переночуйте со служанками, а утром уходите…
— Женская половина дома у меня тогда в общем?то пустовала, ?— сказал Элишер.
— Ты был старый холостяк? — удивился Гоуд.
— Нет, жена ушла от меня. Хорошо, что детей у нас не было.
— Ушла от такого мужчины?
— Должно быть, правы поэты: любовь — страшная сила. А у нас с женой не было любви. Мы одногодки, нас сосватали в десять лет. Ее звали Рийя. Она была дочерью моего дяди. Мы росли вместе, и когда нам исполнилось восемнадцать, нас поженили. Мы жили спокойно и дружно. Но однажды в пустыне поднялась буря, и к нам, спасаясь от нее, на постой попросился небольшой отряд хуртов.
Песчаная буря в тот раз бушевала долго. А когда через много дней успокоилась, жена пришла ко мне и сообщила, что уходит вместе с командиром отряда. Сказала спокойно, глядя мне в глаза, что у них случилась вспышка любви, с которой они совладать не могут. «Прости»,? — молвила она. И, поцеловав меня в щеку, ушла. Драгоценности, которые дарил жене, я с удивлением обнаружил на следующий день в шкатулке в ее комнате. Она ничего с собой не взяла, кроме одежды. Что поделаешь, любовь…
Элишер встал, подошел к костру и открыл крышку котла.
— Кажется, готово, — сообщил он. — Подходите, берите тарелки.
После вкусного и сытного ужина Элишер продолжил рассказ.
…Когда жена летописца с племянницей удалились, я не раздеваясь лег в постель и мгновенно уснул.
Рано утром меня разбудили отчаянные женские крики. Выйдя на крыльцо, я увидел, как старшая гостья безуспешно пытается догнать убегающую от нее и отчаянно кричащую племянницу. Увидев меня, девушка вскочила на крыльцо и обхватила мои колени руками:
— Господин, спасите! Она все равно продаст меня какому-нибудь работорговцу. А я не хочу в рабыни. Я хочу учиться собирать травы.
Сердце мое дрогнуло.
— Уходи! — сказал я толстой тетке. — Уходи! Я принимаю твою плату за траву.
Заискивающе улыбаясь и кланяясь, жена летописца попятилась к воротам стана.
Санна, так звали мою новую работницу, оказалась очень смышленой. А главное — у нее проявилось особое чутье на травы. Она легко научилась распознавать их и быстро запомнила, когда какую траву нужно собирать. Я научил ее готовить разные сборы, объяснил, какие из них лечат ту или иную хворь. Она все ловила буквально на лету. И со временем стала одной из лучших моих помощниц. Мы с ней очень подружились. М-да, подружились…
Где-то года через три, во время очередного противостояния светил, пустыня словно взбесилась и пошла на нас в атаку. Плантации засыпало летящим со всех сторон песком, водоотводы лопались, как тонкие стебельки. Я вырос в пустыне и с юности привык стойко встречать все ее неожиданное коварство. Но на этот раз напряжение и беспокойство не покидали меня. Несколько суток подряд мы спасали все, что можно было спасти. Наконец буря немного улеглась. Вернувшись в стан за полночь, я, едва раздевшись, прилег на ложе. Было задремал. Вдруг в дверях появился кто-то с зажженной свечой в руке.
— Санна? Тебе чего?
— Учитель, я приготовила из трав новый напиток. Он успокаивает и возвращает силы. Вот, выпейте!
Санна протянула мне чашу. Запах у напитка был сладкий.
— Пожалуйста, выпейте, и я с вами.
Санна сделала несколько глотков и протянула чашу мне. Я пригубил. Понравилось… Большими глотками выпил напиток до дна.
— Мне все еще немножечко страшно, — прошептала Санна. — Можно, я здесь у вас на краешке ложа пару минуток полежу?
Я вдруг ощутил, что погружаюсь в какое-то странное состояние. И разрешающе махнул рукой.
— Ну, полежи, если хочешь.
А ночью мне снился странный сон. Настолько интимный, что рассказать его вам не могу. Или не снился…
Проснулся я оттого, что кто-то приятно сопел мне в ухо. Открыл глаза и увидел лежащую у меня на груди обнаженную юную женщину. Она тоже разомкнула веки и нежным голоском спросила:
— Учитель, ты честный, верующий в Господа человек?
— А что, если да?
— Тогда ты обязан на мне жениться, — прощебетала она и хитро улыбнулась.
…Элишер немного помолчал. А потом добавил:
— Теперь у нас трое сыновей. Тот, что у нее на руках, — младший. Но она говорит, что нам останавливаться рано, и «успокаивающий» напиток готовит снова и снова…
Когда утром, хорошенько подкрепившись, Гоуд и Онир, тащивший на себе здоровенный тюк с травами, покидали стан, Элишер и Санна еще долго махали им вслед.
«Надо будет под каким-нибудь предлогом возле их стана поставить боевой пост, — подумал Гоуд. — Конечно, и твитсы, и хурты ходят сюда за травами, и Элишер им нужен. Но кто его знает, что может прийти в голову какому-нибудь тупому злодею? Да, обязательно установим пост…».
