«Я тоже так смогу сыграть»
Счастливый случай Евгении Додиной
Пресловутая «охота к перемене мест» не раз играла в судьбе актрисы Евгении Додиной ключевую роль. Когда школьницей она тайком сбежала из Могилева в Москву и в итоге стала актрисой. Когда, не раздумывая, согласилась на предложение начать жизнь с чистого листа в Израиле… Сегодня Додина – примадонна израильского театра, одна из самых востребованных актрис кино.
– Евгения, вы с детства мечтали стать актрисой?
– Нет, это произошло случайно, как и многое в моей жизни. У каждой девочки есть кумир. Моим героем был актер Олег Даль. Мне было интересно узнать про него все, и я начала читать про театр и кино. А когда однажды по телевидению показывали фильм «20 дней без войны» Алексея Германа, на одной из сцен я заплакала навзрыд. И мой внутренний голос нагло сказал: «Я тоже так смогу сыграть!»
Я родилась в Могилеве и дальше Минска не выезжала. И мне казалось, что настоящая жизнь начинается в Москве. В 16 лет, получив паспорт, я купила билет на поезд, позвонила домой за пять минут до отправления и поехала в Москву. Всю дорогу передо мной стояло заплаканное лицо мамы, и, доехав до Барановичей, я вернулась домой. Там на диване лежал отец с мокрым полотенцем на голове, портреты Даля валялись разорванными… Я была в шоке от своего поступка, но мечту свою не оставила. После окончания школы я договорилась с мамой: мы не скажем папе, что на лето я еду в Москву посмотреть город. В Москве я прямиком отправилась во ВГИК, походила по коридорам, открыла дверь в первый попавшийся кабинет и услышала: «Ваш типаж у нас уже есть!» (а я в то время была девушка крупная, с косой). Во дворе института ко мне подошел парень и предложил завтра встретиться возле ГИТИСа и попробовать вместе поступать туда. Я пришла – а он нет. И я бродила вокруг здания, смотрела на богемную молодежь… Ко мне подошла девушка: «Вы поступать? Пойдемте!»
– А вы готовились к поступлению?
– Да нет же! Просто поглазеть пришла. Девушка, которая ко мне подошла, – Марина Игнатова, блистательная питерская актриса, – тоже просто шла в булочную, заметила меня и решила показать своим друзьям в приемной комиссии. «Читайте стихотворение!» – сказали мне. «А теперь монолог». – «Я не готова: у меня книжки в поезде украли», – расплакалась я, а они смеялись, потому что было видно, что я вру. Тогда я решила спеть «А Лявонiху Лявон палюбiу», кричала, прихлопывала и очень неловко плясала. Все опять смеялись и велели прийти завтра, выучив монолог. Я разучила монолог Катерины из «Грозы»: «Отчего люди не летают…» И снова все смеялись, потому что вся я шла вразрез тексту. Когда меня попросили сделать актерский этюд, я, недолго думая, подошла к молодому человеку и сказала: «Здравствуйте, я из Могилева!» и поцеловала его, да так неловко, что мы упали. Так что ректор ГИТИСа резюмировал, что мне рано поступать, ибо я талантлива, как все дети. И я вернулась в Могилев.
– Мечта разбилась о реальность?
– Казалось, что так. Я поступила в машиностроительный институт, но, наверное, была худшей студенткой в его истории. И когда мне позвонила Марина Игнатова («У нас Эфрос и Васильева набирают курс. Может, приедешь пробоваться?»), я побежала в деканат и с порога крикнула: «Я ухожу!» И услышала первые в своей жизни аплодисменты: преподаватели захлопали от радости.
Я снова приехала в Москву. На экзамене по истории КПСС меня поймали за списыванием и зачислили во ВГИК только вольнослушателем. С утра я мыла полы в больнице, а потом шла на уроки актерского мастерства. Проучившись так три года, я поняла, что ничему не научилась, и попросилась снова на 1-й курс. Я была очень невнятной студенткой, никак не могла раскрыться. До тех пор, пока на последнем курсе режиссер Арцибашев не поставил спектакль по пьесе Людмилы Петрушевской «Уроки музыки», в котором я сыграла главную роль. На один из показов пришел режиссер Евгений Арье и сказал руководителю моего курса Андрею Гончарову: «Я хочу эту актрису взять к себе». Но Гончаров, будучи человеком очень амбициозным, ответил: «Да она уже у меня в театре!» Так случайно я была зачислена в Театр им. Маяковского. Свою первую афишу я выслала родителям. Они повесили ее на стенку и всем показывали.
– Кого из современных театральных режиссеров вы можете назвать «своим»?
– Самым важным человеком в моей карьере я считаю Евгения Арье, с которым мы вместе проработали в театре 17 лет. Это он первым разглядел меня. Когда в ГИТИСе Арье ставил дипломный спектакль «Розенкранц и Гилденстерн мертвы» и игравшая Офелию актриса забеременела, он разыскал меня. Я пришла на репетицию, и через пять минут мы уже понимали друг друга с полуслова.
Помню, однажды на репетиции Арье подошел ко мне и спросил: «Жень, а ты правда еврейка?» – «Да, а что?» – «Поедешь с нами в Израиль?» Я думала, это розыгрыш. Но через полгода Арье снова подошел ко мне в театральном буфете и сказал: «Через две недели уезжаем, ты готова?» Этот разговор случился во время антракта на утреннем спектакле, в котором у меня была роль без слов. Все второе действие я отыграла, молча сидя на сцене и думая об отъезде. И поняла, что все, что меня окружало, я слишком хорошо знала. А «там» была неизвестность, и она меня манила.
– Что сказала ваша мама, узнав об очередном побеге?
– Я думала, мама упадет в обморок, но она сказала: «Это была мечта дедушки – переехать в Палестину». Мой прапрадед был известным раввином в Шклове. А в детстве папа настраивал транзистор, чтобы поймать израильское радио. Могу сказать, что, оказавшись в Израиле, я облегченно выдохнула: моя страна. А через месяц началась война. Мы ходили на репетиции с противогазами. При этом мы с нуля создавали свой театр «Гешер». Сначала играли на русском, а потом перешли на иврит. Я не знала языка, заучивала тексты. Но на спектаклях были те же самые реакции, как если бы мы играли на русском. Было ясно, что нас понимают.
– В театре вы играете главные роли: Анна Каренина, Раневская, Офелия, Медея. Что самое сложное для вас в работе над ролью?
– Как говорила Татьяна Пельтцер, самое сложное в работе над ролью – это ее получить. В моей жизни случай играет огромную роль. У меня есть подруга, немецкая актриса Юлиана Келлер. Будучи на кинофестивале в Берлине, мы пили кофе и увидели за соседним столиком Лив Ульман (шведская актриса, муза режиссера Ингмара Бергмана. – Н. К.). Наш с Юлианой разговор зашел про Бергмана, мы договорились до его фильма «Персона» и придумали поставить по нему спектакль. Я не говорю по-немецки, а Юлиана не знает иврита, и мы решили: «В Германии ты будешь играть героиню, которая все время молчит, а в Израиле – я». Мы уже два года играем этот спектакль. Никогда в жизни я не играла две главные роли в одной постановке.
Одна из самых сложных для меня ролей в кино, и одновременно та роль, которая принесла больше всего наград, – в израильском фильме «По тебе не видно». Он снят на основании реальных событий: в конце 1970-х в Тель-Авиве орудовал серийный маньяк по прозвищу Вежливый Насильник. Режиссер Михаль Авиад и сценаристка Таль Омер стали тогда его жертвами. А когда через 20 лет случайно встретились, то узнали друг друга: они мельком виделись на опознании маньяка. Женщины разговорились и решили снять фильм о тех событиях. В нем нет ни одной сцены насилия, но он очень тяжелый психологически…
– Актриса Алла Демидова призналась, что, начав сниматься в кино, обнаружила, что физическая энергия, которую она может в театре транслировать партнеру и публике, совершенно не фиксируется кинопленкой. И ей пришлось изобрести другую технику игры для кино. В чем для вас разница игры в театре и кино?
– Мой учитель Анатолий Эфрос говорил, что главное в актере – интуиция. Когда я вхожу в роль и что-то неправильно играю, у меня все начинает болеть, может подняться температура. Если же сравнивать кино и театр, то мне в них одинаково легко и сложно. Потому что и там и там до тех пор, пока станет легко, надо пахать. Особенно в театре: сцена ничего не прощает. Кино мне помогает не заиграться. В театре есть опасность впасть в рутину, ведь день за днем ты выходишь на сцену и повторяешь одно и то же. С другой стороны, когда я долго не играю, у меня такое чувство, что я не живу. Я должна хотя бы несколько минут постоять на сцене пусть в самой маленькой роли.
– Вы говорите, что в юности были очень неловки и смешны. Когда вы почувствовали, что состоялись как актриса?
– Помню, в ГИТИСе, когда в постановке мне надо было танцевать, режиссер говорил: «А теперь – пробежка слона!» И выходила я. (Смеется.) В 1994 г. моим партнером по фильму «Total Eclipse» был известный израильский хореограф. Я запаниковала: «Как же я буду с тобой танцевать?! Как мы будем смотреться в паре?!» – «Представь, что внутри тебя расцветает цветок, – сказал он мне. – И повторяй все движения за мной». То, что я потом увидела на экране, удивило и ни капельки не разочаровало меня. Я увидела новую себя. Эти съемки меня раскрепостили, и я покончила с комплексами. И в глубине души наконец сказала самой себе: «Ну, вот ты и актриса!»
– В юности вашим идеалом был Олег Даль. Сегодня у вас есть кумиры в профессии?
– Даль до сих пор остается моим кумиром. Помню, во время учебы в ГИТИСе мы с друзьями вызывали духов. Мне тогда казалось, что у меня ничего не получается, и я, вызвав дух Даля, спросила его: «Мне уйти из института?» А он ответил: «Продолжай, деточка!»
Беседовала Настасья КОСТЮКОВИЧ
Материал подготовлен
при содействии пресс-центра Одесского международного кинофестиваля
