Лица

Верный друг еврейского народа

Давид ШИМАНОВСКИЙ | Номер: 03/303 Март 2018

К 150-летию со дня рождения Максима Горького

Можно спорить о художественной ценности произведений «пролетарского писателя», об отношении «буревестника революции» к вождям большевиков. Однако бесспорна его твердая позиция юдофила и последовательного борца против антисемитизма.

Евреи в его жизни
Как живется в России еврейству, Горький знал из множества личных впечатлений. Он признавал, что с детства питал к евреям симпатию. В поселке Канавино под Нижним Новгородом, где 28 марта 1868 года родился Алеша Пешков, он посещал семью гравера Михаила Свердлова, где познакомился с его старшим сыном Залманом (Зиновием), вместе с которым в 1901 году был арестован за печатание листовок. А год спустя Алексей Максимович стал крестным отцом юноши и позже усыновил его, чтобы помочь поступить в школу Московского художественного театра. Впоследствии Зиновий Пешков жил у приемного отца на Капри, затем уехал во Францию, участвовал в двух мировых войнах, стал генералом, дипломатом, кавалером многочисленных государственных наград.
Начало осмысленной любви к еврейскому народу Горький связывает со своим чувством потрясения от погрома 1884 года в Нижнем Новгороде, когда сотни домов иудеев были разграблены и девять человек убиты. Вскоре будущий писатель уехал в Казань, где общался с некоторыми евреями из числа местных жителей. В годы скитаний по стране молодой Горький сблизился с еврейскими земледельцами на юге России, изучал их быт и нравы. В 1901 году он сказал: «Мне глубоко симпатичен великий в своих страданиях еврейский народ. Я преклоняюсь перед силой его измученной веками тяжких несправедливостей души, измученной, но горячо мечтающей о свободе. Хорошая, огненная кровь течет в жилах еврейского народа!»

Горький с большой симпатией относился к еврейским писателям, своим собратьям по перу. Проявлял большой интерес к творчеству Шолома Аша, восторгался Хаимом Бяликом, называя его «еврейским Байроном». Про Бялика писал: «Для меня это великий поэт, редкое и совершенное воплощение духа своего народа… Народ Израиля в ХХ веке еще не создавал поэта такой мощности и красоты». В 1921 году по ходатайству Горького Бялик получил разрешение на выезд за границу. С большой теплотой отзывался Алексей Максимович о творчестве Шолом-Алейхема, а после прочтения «Мальчика Мотла» написал автору: «Дорогой побратим, книгу Вашу получил, смеялся и плакал. Чудесная, превосходная книга. Вся она искрится такой славной, добротной и мудрой любовью к народу, а это чувство так редко в наши дни… Вы – истинно народный писатель».

В начале 1900-х, сотрудничая с Соломоном Юшкевичем в издательстве «Знание», Горький оценил его талант и социальную направленность повести «Евреи», которую тот посвятил Алексею Максимовичу. В 1920-х Горький поддержал группу «Серапионовы братья», в которую вошли литераторы с еврейскими корнями Лунц, Каверин, Полонская, Слонимский, Чуковский, Шкловский, Эйхенбаум. В качестве руководителя Союза советских писателей Горький всячески поощрял Пастернака, Мандельштама, Самуила Маршака и его брата Михаила Ильина, Бабеля, Тынянова, Сельвинского, Ильфа.
В молодости на мировоззрение и творчество Горького повлияли философия Льва Шестова и поэзия Генриха Гейне. Позже он сочувствовал идеям сионизма как естественной реакции евреев на преследования и стремлению возродить свое государство. Алексей Максимович живо интересовался успехами еврейских поселенцев в Палестине и в беседе с видным сионистским деятелем Б. Кацнельсоном сожалел о невозможности рассказать о них в советской прессе. Еще при царизме он сблизился с революционерами-евреями и пришел к выводу: «В борьбе за свободу России еврейская интеллигенция пролила крови своей не меньше, чем наша русская». Бунд Горький считал образцом социал-демократии и в период революции 1905 года помогал денежными средствами его организациям и еврейским отрядам самообороны. С уважением он относился к меньшевикам-интернационалистам Мартову (Цедербауму) и Мартынову (Пикеру).
Вместе с тем Горький вовсе не благоволил каждому еврею, с коим ему приходилось иметь дело. Литературного агента Парвуса он уличил в нечестном распределении доходов от постановки «На дне» и обратился с жалобой в межпартийный суд, осудивший афериста. После переворота в 1917-м писатель клеймил позором своих бывших соратников Троцкого, Зиновьева, Володарского за демагогию и произвол.

Семитские персонажи писателя
В 1890-х Алексей Пешков подписывал свои фельетоны древнееврейским именем Иегудиил (ивр. «хвала Божия»), добавив к нему ироническое прозвище «Хламида». В художественной прозе писатель не так часто касался еврейского вопроса, но всегда стремился правдиво рассказать о горькой судьбе народа-изгоя. Впервые к этой теме Горький обратился в 1896 году в «Легенде о еврее». В этом рассказе главным героем выступает Рафаил Абен Талеб, который богат и пользуется почетом при дворе калифа. Но душа его в смятении, ибо он видит вокруг горе и верит в существование земли, где люди счастливы. Старик отправляется на ее поиски, после долгих странствий поднимается на вершину горы, но находит безлюдную пустыню. В этой философской притче автор выразил идею вечного поиска евреями справедливости и счастья.
В рассказе «Каин и Артем» (1899) тщедушный мелкий торговец Хаим, которого дразнят Каином, угодливо улыбается тем, кто, издеваясь над ним, мстит за собственную жалкую участь. Его берет под защиту красавец-силач Артем в благодарность за оказанную Хаимом помощь, и заявляет обидчикам: «Он лучше вас, жид-то! В нем доброта к человеку есть, а у вас нету ее… Он только замучен». Своей человечностью Каин покоряет Артема, в котором также присутствует жажда справедливости и человечности.

Спустя два года Горький публикует рассказ «Погром», написанный по личным воспоминаниям о безжалостной расправе озверевшей толпы над безвинными стариками, женщинами и детьми в родном городе. Языком свидетеля и судьи писатель изобличил садистскую жестокость погромщиков, не скупясь на описание жутких деталей, и показал отчаянное сопротивление жертв в лице окровавленного старика-еврея, бросающего с крыши кирпичи на головы гонителей.
В разгар Первой мировой войны, когда травля евреев в России резко усилилась, Горький в новелле «Мальчик» с глубокой симпатией изобразил малыша, демонстрирующего акробатическое искусство перед агрессивной оравой, чтобы заработать на лечение больного отца. Писатель резюмирует: «В эти скорбные дни страдания и кровавых обид, падающих на седую главу древнего народа, творца религии, я вспоминаю мальчика, ибо в нем олицетворялось для меня мужество человека – не гибкое терпение раба, живущего неясными надеждами, а мужество сильного, который уверен в победе».
Тогда же в «Русских сказках» Горький сатирически изобличил погромную политику царизма, использовавшего евреев для «оклеветания и прочих государственных надобностей», ублажая «коренное население». «Их благородия» увещевают народ: «Ребята, вам бы лучше, чем волноваться зря, пойти бы да жидов потрепать». После очередного погрома толпа на время успокаивается. А «добрые люди» либералы составляют протест: «Хотя евреи суть тоже русские подданные, мы убеждены, что совершенно истреблять их не следует, и сим… выражаем порицание неумеренному уничтожению живых людей». «Сказки» были встречены бурей негодования черносотенных и псевдолиберальных писак.
В ряде произведений, упоминая еврейские персонажи, Горький дает им позитивные характеристики. Так, в зарисовке «Убийцы» Назар, зарезавший своих родных, льстит студенту Грейману: «Пускай ты жид, да у тебя привычка хороша – всегда ты правду говоришь». Однако «органическое отвращение еврея к убийству и крови отталкивало от Назара». В рассказе «О первой любви» автор описывает избитого полицейским старика-еврея: «Вывалянный в пыли, он шел медленно, с какой-то картинной торжественностью, его большой черный глаз строго смотрел в знойное небо, а из разбитого рта по белой, длинной бороде тонкими струйками текла кровь, окрашивая серебро волос в яркий пурпур… Я пришел домой совершенно подавленный, искаженный тоской и злобой, такие впечатления вышвыривали меня из жизни».
Писатель вынашивал замысел создать образ еврейского революционера. Он сообщал друзьям: «За последнее время я сошелся с еврейством, думаю сойтись еще ближе, изучить их и нечто написать… Завтра начну пьесу, ее назову «Евреи»… Она будет поэтичная, в ней будет страсть, герой с идеалом, вы понимаете?.. Семит, верующий в возможность счастья для своего забитого народа, семит карающий». Но лишь в 1922 году он набросал сценарий киноленты «Жизнь одного еврея», обозначив в нем основные черты главного персонажа: «В его лице дан будет тип незаметного, скромного героя, человека из тех, которые жизнью и смертью своей работают для других, не ожидая наград, не имея надежды на личное счастье». Фильм предполагалось начать с показа нищего детства главного героя Абрама, подвергаемого унижениям окружающих. Став кузнецом, он почувствовал в себе достоинство и мужественно противостоит невзгодам. Абрама арестовывают как бунтовщика, на допросе жандарм предлагает ему стать агентом охранки: «Не понимаю, почему вы, еврей, рискуете жизнью и свободой в интересах народа, чуждого вам, ненавидящего вас?». «Я верю в братство людей», – заявляет тот и бросает в лицо офицеру: «Вы – негодяй!». Абрама ссылают в Сибирь, он совершает побег, продолжает борьбу в подполье. Сценарий завершается гибелью героя в стычке с «Черной сотней».
В романе Горького «Жизнь Клима Самгина» еврейский вопрос освещается в разных ракурсах. В образе главного героя писатель обнажил нутро русского интеллигента, который, питая к евреям антипатию, сознает ее постыдность и маскирует демагогическими фразами. Самгин «подозревал в каждом еврее изощренную проницательность, которая позволяет видеть явные и тайные недостатки его, русского, более тонко и ясно, чем это видят люди других рас. Понимая, как трагична судьба еврейства в России, он подозревал, что психика еврея должна быть заражена и обременена чувством органической вражды к русскому, желанием мести за унижения и страдания». В лице Прейса показан представитель еврейской буржуазной интеллигенции, проделавший путь от легального марксиста до кадета, а в образе Депсамеса – извращенный тип сиониста-русофоба. Им противостоит курсистка Роза Грейман, принципиальный борец за народное дело. А в драме «Васса Железнова» появляется пламенная революционерка Рашель.

«Евреи – дрожжи человечества»

Нетерпимость Горького к антисемитизму связана с его гуманистическим идеалом социального и этнического равенства людей, с отвращением к предрассудкам российского мещанства. Антисемитизм во всех формах – от юдофобского теоретизирования до погромов – он считал «наследственным грехом русского народа», порожденным его историей и психологией, условиями «полного бесправия, угнетения человека, бесстыднейшей лжи и зверской жестокости». Выделяя лучшие качества евреев – жажду знаний, умение трудиться, способность выживать в самых трудных условиях – он с горечью отмечал черную зависть к ним тех, у кого эти достоинства развиты слабо либо отсутствуют.
Одну из главных причин разжигания царизмом ненависти к евреям Горький видел в их «неустанном стремлении к переустройству мира на новых началах равенства и справедливости». Писатель подчеркивал: «Именно евреи наиболее стойко несут те великие обязанности, за которые их вместе с лучшими русскими людьми награждают ссылкой, тюрьмой, каторгой, и эта стойкость, может быть, косвенно влияет на развитие антисемитизма и погромного дела в России».
В 1906 году на лекции в Нью-Йорке Горький заявил: «В продолжение всего тяжелого пути человечества к прогрессу, к свету… еврей стоял живым протестом против всего грязного, низкого в человеческой жизни, против грубых актов насилия человека над человеком, отвратительной пошлости и духовного невежества». А в статье «О евреях», написанной в разгар гражданской войны, повторил ту же мысль иными словами: «Меня изумляет … мужественный идеализм еврейского народа, его необратимая вера в победу добра над злом, в возможность счастья на земле. Старые крепкие дрожжи человечества, евреи всегда возвышали дух его, внося в мир беспокойные, благородные мысли, возбуждая в людях стремление к лучшему».
Обращаясь к истории еврейского народа, Горький высоко оценивал Маккавеев как «бесстрашных борцов» за независимость, а героя Бар-Кохбу – как подлинного «рыцаря свободы». С ранней юности он помнил афоризм мудреца Гилеля: « Если я не за себя, то кто за меня? Но если я только для себя, то тогда зачем я?». И спустя годы признавался: «Это очень крепко въелось в душу мою, и я уверенно говорю – мудрость Гилеля была крепким посохом в пути моем, неровном и нелегком», полагая, что «еврейская мудрость более общечеловечна и общезначима, чем всякая иная». Глашатай нравственности и духовной культуры, Алексей Максимович был искренне убежден, что «русским есть чему и следует учиться у евреев».
Увлекшись «богостроительством» – попыткой соединить социализм с религией – Горький напомнил о приоритете еврейства в провозглашении монотеизма как о величайшей услуге, оказанной человечеству, и как о предтече христианства: «Это евреи вырастили Христа, сына плотника-еврея, бога любви и кротости, бога, которому якобы поклоняетесь вы, ненавистники евреев. Столь же прекрасными цветами духа были апостолы Христа, рыбаки-евреи, утвердившие на Земле религию всемирного братства народов, на почве которой выросли идеи социализма».
Эти высказывания не были льстивыми дифирамбами и апологетикой, в чем Горького обвиняли антисемиты. На гнусные намеки насчет подкупа со стороны евреев он ответил: «Да, я подкуплен, но не деньгами. Меня подкупил маленький народ … своей стойкостью в борьбе за жизнь, неугасимой верой в творчество правды, верой, без которой нет человека. … Евреи подкупили меня своей умной любовью к детям, к работе, и я сердечно люблю этот крепкий народ. Его все гнали и гонят, все били и бьют, а он живет и живет, украшая прекрасной кровью своей этот мир, враждебный ему». Писатель утверждал: «Мы имеем все основания считать евреев нашими друзьями, нам есть за что благодарить их – много доброго сделали и делают они на путях, по которым шли лучшие русские люди».
Горький отстаивал идеи гражданского равноправия и свобод для евреев: «Еврейский вопрос в России – это первый по его общественной важности наш русский вопрос о благоустройстве России; это вопрос о том, как освободить наших граждан иудейского вероисповедания от гнета бесправия». Он настойчиво напоминал: «Евреи – люди такие же, как и все, и – как все люди – евреи должны быть свободны. … Уравнять евреев в правах с русскими справедливо и полезно для нас всех». В России евреев слишком часто выставляли «козлами отпущения», сваливая на них все социальные беды: они – бунтари, предают родину, пьют кровь детей православных и т. п. Дискриминацию еврейства Горький считал позорным пятном на совести русского народа, следствием его неуважения к себе: «В этом пятне – грязный яд клеветы, слезы и кровь бесчисленных погромов».

«Антисемитизм – импотенция бездарностей»
Алексей Максимович в юдофобстве видел «явление звериное, зоологическое», с которым нужно «деятельно бороться в интересах скорейшего роста социальной культуры». Сравнивая антисемитизм с проказой и сифилисом, от которых мир слишком медленно излечивается, он не снимал с себя «обязанности всячески … оберегать людей от этой заразы юдофобства». «Мне близок еврей сегодняшнего дня, – писал Горький, – и я чувствую себя виноватым перед ним: я один из тех русских людей, которые терпят угнетение еврейского народа».
Антисемиты были органически противны Горькому, но ему приходилось многократно сражаться с ними. Когда в апреле 1903 года в Кишиневе спровоцированная черносотенцами толпа истязала и убивала беззащитное еврейское население, Горький публично разоблачил вдохновителей и организаторов этого погрома, назвав их поименно. Спустя 10 лет он принял активное участие в кампании по защите Бейлиса и наряду с десятками видных деятелей культуры подписал обращение «К русскому обществу», которое заканчивалось гневными словами: «Не верьте мрачной неправде, которая много раз уже обагрялась кровью, убивала одних, других покрывала грехом и позором!»

В годы Первой мировой войны участились погромы, массовое выдворение из прифронтовой полосы евреев как «шпионов и предателей», ширилась юдофобская истерия в печати. По инициативе Горького создается «Русское общество для изучения еврейской жизни», в рамках которого он активно борется с антисемитской клеветой, проводит опросы населения, собирает высказывания видных русских политиков, писателей, философов, ученых по еврейскому вопросу и публикует их в сборнике «Щит» (1915). Горький рассматривал бесправие евреев как концентрированное выражение социального и морального зла в России. Он с возмущением спрашивал: «Что же чувствует еврей-солдат, отдающий мужественно свою жизнь для блага нашего, … защищая страну, откуда его гонят, где ему не дают свободно дышать, где так часты еврейские погромы и возможны такие преступления против духа справедливости, против культуры?»

В 1917-1918 гг. в газете «Новая жизнь» Максим Горький напечатал цикл статей, в которых предупреждал о реальной опасности возрождения юдофобии после падения царизма. В 1919-м появилась его брошюра «О евреях» и листовка с воззванием против антисемитизма. Эти публикации вошли в книгу писателя «Несвоевременные мысли». Возмущаясь агитацией против «засилья евреев» в Советах, среди большевиков и комиссаров, Горький разоблачил лживость подобных провокаций и призвал к моральному такту в отношениях между русскими и евреями. «Равноправие евреев – одно из прекрасных достижений нашей революции, – напомнил он. – …В этом поступке нет ничего, что давало бы нам право гордиться им. Уж только потому, что еврейство боролось за политическую свободу России гораздо более честно и энергично, чем делали это многие русские люди». Еврейские погромы в годы гражданской войны в Украине и Белоруссии он назвал «грязными подвигами христолюбивого русского народа».
Давая интервью газете «Wiener Morgen Zeitung» в 1922 году, Горький заклеймил антисемитизм как «импотенцию бездарностей, которые вымещают свой бессильный гнев побежденного соперника … посредством темного суеверия и сознательной лжи». А в 1931-м в статье «Об антисемитах», обнаружив «просачивание антисемитских настроений в литературу», он одернул писателей, опустившихся до карикатурного изображения евреев, и заключил: «В Стране советов гнусное пятно антисемитизма не должно иметь место». Отвечая на вопросы американского журнала, Горький с тревогой признал, что и «Европа страдает позорной болезнью – антисемитизмом; впрочем, болезнью этой заражена и Америка».
Нынче в России классик русской и мировой литературы Максим Горький не в почете у тех, кто страдает манией великодержавного шовинизма. Ревнители «русской идеи» разных мастей – от титулованных мракобесов до примитивных «жидоненавистников» – винят Горького в филосемитизме и русофобии, как например, махровый антисемит Столешников, в стряпне которого рефреном проходит «научный» вывод: «Максим Горький – исчадье земли русской, выродок-монстр!».
Однако евреи хранят искреннюю и глубокую благодарность великому гуманисту за его бескорыстную любовь к многострадальному и гордому народу.

Из статьи «О евреях»
Евреи … вложили в дело благоустройства Руси наибольшее количество своего труда, они наиболее энергично служили и служат трудному и великому делу европеизации нашей полуазиатской страны. Нет области, где бы еврей не работал рядом с русским и не менее успешно, чем русский. … Речь идет не о каких-либо особенных, исключительных правах для евреев, а только об уравнении их в бесправии с нами, русскими. … В трагические дни изнурительной борьбы нашей против врага евреи – народ, который поставил себе и миру заповедь «не убий» – беззаветно проливает свою и чужую кровь, защищая Россию, страну, где он бесправен и гоним. … Он отдает нам свою жизнь, мы награждаем его за это именем предателя, только потому, что и среди евреев есть дурные люди. … Но разве весь народ ответственен за грехи десяти единоплеменных ему? Бессмысленно, стыдно, вредно для нас угнетать народ, который дал миру величайших пророков правды и справедливости, и который по сей день одаряет мир людьми великого таланта и ума. Пора нам выступить на защиту евреев со всей силой, какую мы способны развить, пора оказать им полную и всемерную справедливость.
МАКСИМ ГОРЬКИЙ (1919)