Лица

«Так я стал русским писателем»

Александр Файнштейн | Номер: 07/247 Июль 2013

К 110-летию со дня рождения Михаила Светлова

«Я, Михаил Аркадьевич Светлов, родился в 1903 году, 4/17 июня. Отец — буржуа, мелкий, даже очень мелкий. Он собирал 10 знакомых евреев и создавал «Акционерное общество». Акционерное общество покупало пуд гнилых груш и распродавало его пофунтно. Разница между расходом и приходом шла на мое образование. Учился в высшем начальном училище. В комсомоле работаю с 1919 года. Сейчас — студент МГУ. Стихи пишу с 1917 г.». — так поэт, которому суждено было стать голосом поколения, писал о себе в 1927-м. В эти строки, по-светловски ироничной, ранней автобиографии уместилось далеко не все важные события его, тогда 24-летней, жизни. Например, позднее он любил вспоминать, что в детстве учился у меламеда. За пять рублей. И вдруг отец узнал, что в соседнем местечке берут три. Он пришел к меламеду и сказал: «Хорошо, пять так пять. Но за эти деньги обучи его русской грамоте». Знакомство с литературой произошло случайно, — подытоживал Светлов. Но, познакомившись, они уже не отпускали друг друга.
Первые комсомольцы Екатеринослава[/caption]«Моя культурная жизнь началась с того дня, когда мой отец приволок в дом огромный мешок с разрозненными томами сочинений наших классиков», — вспоминал поэт. Нет, человек он был простой и вовсе не собирался создавать библиотеку — книги предназначались на кульки для жареных семечек, производством которых мать мальчика славилась на весь Екатеринослав. Но в кульки они превратились только после того, как юный Миша проглотил все эти тома за один присест, засев потом за первый собственный роман, который занял две с половиной страницы крупным почерком. «Когда я его читал, моя сестра смотрела на меня с восхищением — приятно, когда в родной семье обнаруживается гений. Так я и стал, — заключал Светлов, — русским писателем».
Печатать его начали рано, что приносило не только моральное удовлетворение. Семья была настолько бедной, что когда в газете «Голос солдата» вышли первые стихи четырнадцатилетнего подростка, он на весь гонорар купил большую буханку белого хлеба. В 16 уже серьезная должность — главный редактор журнала «Юный пролетарий» и завотделом печати Днепропетровского губкома комсомола.
В 1920-м Миша идет добровольцем в Красную Армию и в том же году — на Первом Всероссийском совещании пролетарских писателей — превращается из Шейнкмана в Светлова. Выбор псевдонима не составил труда — достаточно было просто перевести с идиш свою фамилию.
О Светлове 1920-х можно писать по-разному. Кто-то видит в нем исключительно поэта-романтика, воспевшего героику революции, и воспринявшего НЭП как предательство революционных идеалов. Отчасти это верно, ведь именно от неудовлетворенности «обуржуазившейся революцией» Светлов создает свою знаменитую «Гренаду», которую Маяковский читал наизусть на своих концертах. Именно поэтому он пишет в те годы стихи для подпольных троцкистских листовок (в 1928-м его даже исключат из комсомола «за троцкизм»). Но были и другие стихи — очень личные, и очень еврейские, уточним, советско-еврейские — «Стихи о ребе», «Песня отца», «Письмо». В поэме «Хлеб» (1927) о трагедии еврейских погромов, он примиряет в послереволюционное время погромщика и его жертву во имя грядущего братства. В том же году Светлов в рамках агитационной кампании, развернутой ОЗЕТом, пишет стихотворение «Еврей-земледелец». Впрочем, советско-еврейская поэтика полностью исчезнет у него уже к началу 1930-х.
С середины 1930-х гг. благополучный обитатель Камергерского переулка, сосед Багрицкого, Олеши и Инбер, поэт обращается к драматургии. Одна из его пьес «Глубокая провинция» — о несчастливой жизни колхозников — сразу же была запрещена цензурой.
В это время Светлов несколько отходит от лирики, но все же «Песне о Каховке» (1935, музыка Исаака Дунаевского) удается повторить успех «Гренады», музыку к которой написали около 20 композиторов в разных странах (среди прочего, она стала гимном заключенных Маутхаузена). «Каховка» вслед за «Гренадой» тоже прошла по всем дорогам Великой Отечественной.
В годы войны Светлов был военным корреспондентом «Красной звезды» на Ленинградском фронте. Наиболее известное из его военных стихотворений — «Итальянец» (1943), а фронтовые впечатления Михаила Аркадьевича отразились в пьесе «Бранденбургские ворота».
В послевоенные годы поэтическое творчество Светлова было в негласной опале, ему не разрешали выезжать за границу. Но нет худа без добра, он занялся преподаванием и стал одним из самых любимых профессоров Литинститута. Из той эпохи осталась байка, местом действия которой был почти родной для Светлова буфет ЦДЛ. На дворе — разгар кампании по борьбе с космополитизмом. Светлов делает заказ, в котором отсутствует традиционный для него стаканчик коньяка.
— Михаил Аркадьевич, а коньяк? — напоминает изумленный буфетчик.
— Извини, дружок, — невозмутимо отвечает Светлов. — Мне «Джойнт» еще гонорар не прислал.
Семь-восемь человек, находившихся в зале, как-то мгновенно улетучились. Люди боялись даже быть свидетелями светловских шуточек.
Лишь после Второго съезда писателей (1954), на котором в защиту Светлова выступили Семен Кирсанов и Ольга Берггольц, стена молчания вокруг его имени была разрушена. Легенды о нем обрастают новыми подробностями, чему способствует потрясающее чувство юмора Светлова, замешанное на безупречном вкусе. Например, Литфонд задерживает гонорар, и он шлет туда телеграмму: «Вашу мать беспокоит отсутствие денег». Одной меткой фразой он мог «приговорить» человека: «От него удивительно пахнет президиумом». О стихах говорил: «Хочу испить из чистого родника поэзии до того, как в нем выкупается редактор».
Шутил он даже по поводу своей смертельной болезни. Как тут не вспомнить его жизненное кредо: «Человек жив, пока верит. Умирают не люди, а надежды».
Из больницы поэт позвонил как-то Лидии Либединской (ставшей позднее тещей Игоря Губермана) и сказал: «Старуха, привези мне пива. Рак, похоже, у меня уже есть». На вопрос, что находят врачи, отвечал: «Талант». При последнем визите в Центральный Дом литераторов на вопрос о самочувствии сказал: «Я чувствую себя ангелом, приехавшим в ломбард за своими крыльями».
Гонорар, присылаемый из разных издательств, горкой лежал на тумбочке в его больничной палате… У всех приходящих Светлов спрашивал: «Тебе нужны деньги? Возьми, отдавать не надо». А сыну, ухаживающему за ним, наказывал: «У здешней няни есть внук. Ему шесть лет. Возьми его, поезжай в «Детский мир» и купи ему все новое: ботиночки, пальто, костюм. Старухе будет приятно».
Он ушел 28 сентября 1964 года. Через три года посмертно стал лауреатом Ленинской премии, еще через пять — премии Ленинского комсомола. Его именем называли пароходы, шахты, улицы и библиотеки. Даже круизному лайнеру в фильме «Бриллиантовая рука» режиссер дал имя «Михаил Светлов». Наверняка, узнай об этом Михаил Аркадьевич на том свете, мы бы улыбнулись еще одному его афоризму. Впрочем, ему, вероятно, куда важнее была оценка великих коллег по цеху. В преддверии нового 1927 года Марина Цветаева писала Борису Пастернаку: «Передай Светлову, что его Гренада — мой любимый …стих за все эти годы. У Есенина ни одного такого не было. Этого, впрочем, не говори, — пусть Есенину мирно спится». «Разница между славой и модой в том, что мода никогда не бывает посмертной»… Он все-таки был мудрецом, этот сын ремесленника из Екатеринослава. И славу свою заслужил.

Александр Файнштейн, специально для «Еврейского обозревателя»

---

Байки о Светлове

При обсуждении повести Казакевича «Звезда» писательница А. сказала:
— Удивительно! Говорят, раньше он писал посредственные еврейские стихи, а теперь у него великолепная русская проза.
— Дорогая, — ответил ей Светлов, — не перейти ли тебе на еврейские стихи?
* * *
Принимали в Союз писателей поэта, человека малоспособного, но пробивного. Светлов высказался против. Кто-то защищал:
— Но ведь его стихи посвящены важной, солдатской теме.
— Когда я читаю хорошие стихи о войне, — возразил Светлов, – я вижу: если ползет солдат, то это ползет солдат. А тут ползет кандидат в Союз писателей.
* * *
Из письма Светлова в редакцию:
Уважаемый товарищ редактор. Если мне не выплатят гонорар за опубликованный Вами перевод стихотворения молдавского поэта, я буду вынужден эти стихи перевести обратно на молдавский язык.
* * *
Автор детективной пьесы, сразу прошедшей во многих театрах, купил массивные золотые часы с массивным золотым браслетом. Увидев это сооружение, Светлов усмехнулся:
— Старик, — сказал он, — а не пропить ли нам секундную стрелку?
* * *
— Он очень красочный человек, — сказали об одном писателе.
— Он не столь красочный, как разноцветный, — уточнил Светлов. — Лучше, если бы он был одного цвета, но определенного.
* * *
Прогуливаясь по морскому пляжу и обозревая распростертые на песке фигуры загорающих пожилых людей, Светлов сказал:
— Тела давно минувших дней…
 * * *
На фронте начальник политотдела армии укорял Светлова за то, что тот без спроса начальства оказался на передовой: «Говорят, был такой огонь, что нельзя было голову поднять». — «Голову можно было поднять, — ответил Светлов, — но только отдельно от туловища».