Лица

Как Зельдовича на насос обменяли…

Владимир Левин | Номер: 06/318 Июнь 2019

Все ребята моего поколения были неисправимыми романтиками. Сразу же после школы многие подались к «продажным девкам капитализма» – в кибернетику, генетику, социологию. Кого пустили – те и прорвались. И многие из моих вчерашних школьных друзей работали в академическом Институте технической кибернетики, а я, грешный – рядом, в Доме печати.
Институт этот был не совсем секретным, и я при случае забегал туда к своим товарищам. Мне показывали роботов – механических людей, и это было любопытно, когда железный дядька выполнял первое испытание и разливал бутылку на троих. Потом его совершенствовали, и он мог разлить бутылку на количество присутствующих. Это называлось степенями свободы.
Я спросил – для чего нужны такие игрушки? Мне популярно объяснили, что это вовсе не игрушки, что эти автоматы уже работают в кузнечных цехах тракторного и автомобильного заводов и являются ударниками коммунистического труда – не опаздывают на работу, не боятся шума и грохота, и главное, не пьянствуют, в отличие от нас.

А перед зданием института стоял памятник забронзовевшему человеку с тремя геройскими звездами. Надпись на пьедестале гласила, что это Яков Борисович Зельдович. И все.
– Товарищ айсберг что-то не весь на поверхности, – сказал я, указывая на памятник живущему человеку. – Он, видимо, имеет отношение к вашей работе?
– Он ко всему имеет отношение, но ты этим делом не интересуйся, а то заинтересуются тобой. Тебе это надо? Положено по статусу устанавливать бюсты дважды героям, а он – трижды. И совершенно засекреченный, – просветил меня друг.
Оказывается, Зельдович был самым засекреченным академиком Советского Союза. Он никогда не ездил за границу, хотя владел несколькими европейскими языками. Когда ему разрешили публиковать свои научные статьи в академических журналах, многие ученые на Западе, восхищаясь ими, считали, что Яков Зельдович – коллективный псевдоним большой группы советских ученых. А когда узнали, что это не псевдоним, а реальный человек, провозгласили его гениальным… астрономом. Он был избран почетным членом Национальной академии наук США, Королевского астрономического общества Великобритании и еще десятка национальных академий мира, был награжден золотыми медалями Общества астрономов Тихоокеанского побережья и Королевского общества.
Но астрофизика для Зельдовича была лишь хобби – проблемой звезд и галактик он занимался в свободное от работы время. Более того, вы будете смеяться, но гениальный физик не имел диплома о высшем образовании – это «медицинский» факт. Сфера его исследований и открытий – химическая физика, физическая химия, теория горения, астрофизика и космология, физика ударных волн и детонации, физика атомного ядра и элементарных частиц. Проще говоря, Яков Зельдович – главный теоретик термоядерного оружия.
Они были неразлучны в работе – Андрей Сахаров, Юлий Харитон и Яков Зельдович. На троих у них – девять золотых геройских звезд, у каждого по Ленинской премии и множество премий государственных. При этом ни Сахаров, ни Зельдович не состояли в «светлых рядах» партии.
Впрочем, пойдем по хронологии. Яков Борисович Зельдович родился в Минске 8 марта 1914 года. А через несколько месяцев началась Первая мировая война. Белоруссия – это такое место, через которое волнами перекатывались все войны. Поэтому родители, отец-юрист и мать-переводчица, уехали в Санкт-Петербург. Яша подрос, окончил школу, но из-за потока бурной энергии, которая исходила из него, систематически учиться не мог. Он сразу же устроился лаборантом в Институт механической обработки полезных ископаемых. Юный лаборант хотел постичь все, а директор института Абрам Федорович Иоффе вундеркиндов терпеть не мог. И он обменял юного Зельдовича на… масляный насос, от которого тогда было больше проку.
Так Зельдович стал лаборантом Института химической физики. Одновременно занимался на заочном отделении физмата Ленинградского университета, но там ему не понравилось, и он стал посещать лекции физмата Политехнического института, который тоже бросил. Диплома о высшем образовании у него не было никогда. Яков занимался самостоятельно и только тем, что его интересовало, тем более, что в институте работало немало классных специалистов. Зельдович их буквально доставал своими расспросами. Теорией занимался непрерывно и настойчиво, и не только физика и химия его интересовали, но и иностранные языки. Какое-то необъяснимое чувство тянуло его к интеллигентным людям.
Нелегким был хлеб начинающего ученого. Работа и учеба поглощали все время. В условиях разрухи, вызванной революцией и гражданской войной, тысячи таких, как он, юношей работали самозабвенно, оставляя на сон несколько часов. Это сейчас новоявленные черносотенцы пишут в своих книженциях о том, что «пока мы работали, поднимая хозяйство страны, евреи кинулись в институты отсиживаться и зарабатывать себе легкий хлеб». Все было как раз наоборот.
Несмотря на то, что формально у Зельдовича не было диплома о высшем образовании, его зачислили в аспирантуру Института химической физики. Живой и подвижный, как ртуть, Яков взрывался новыми идеями, которые били из него фонтаном. Он обладал необъяснимым талантом на пальцах показать экспериментаторам теорию, а теоретикам объяснить суть эксперимента, ставил перед ними задачи, всегда мог разобраться в нестыковках между теорией и практикой. Диапазон познаний молодого Зельдовича удивлял коллег – в физике он был неограничен. «Яшка – гений!» – говорил о нем Игорь Курчатов. Когда институты объединили и на их базе создали Физико-технический институт во главе с академиком Абрамом Иоффе, крутой директор пригласил парня, которого он в свое время обменял на масляный насос, к себе в группу.
В 1936 году Зельдович защитил кандидатскую, а через три года – докторскую диссертации. Потом он говорил: «Да будут благословенны те времена, когда ВАК давал разрешение на защиту ученых степеней лицам, не имеющим высшего образования!»
Зельдович вернулся в группу академика Иоффе как раз в тот момент, когда английским физиком Джеймсом Чедвиком был открыт нейтрон. Родилась физика нейтронов – ядерная физика. Совместно с Юлием Харитоном в 1939-1941 годах Зельдович разработал теорию цепных ядерных реакций. Сегодня это выглядит смешно и странно, но тогда работы по делению атомного ядра считались внеплановыми, ими занимались, как теперь говорят, на общественных началах, ничего за это не получая. И когда молодым ученым потребовалось пятьсот рублей на исследования, им было отказано, а ведь речь шла о теории деления изотопов. Тем не менее, молодые доктора наук продолжали работать. Физикой деления атомного ядра они занимались по вечерам, а в основное рабочее время – теорией горения газовых смесей, теорией теплового распространения пламени.

Началась Вторая мировая война. Физико-технический институт Иоффе был эвакуирован в Казань. Здесь перед Яковом Зельдовичем была поставлена задача создания нового оружия – ракетного. И он его сделал так быстро, что удивил многих. Ученый рассчитал внутреннюю баллистику реактивного снаряда «Катюша». И уже осенью 1941 года под Оршей батарея залпового огня впервые вышла на боевые позиции и нанесла поразивший противника удар. До конца войны гитлеровцам так и не удалось разгадать тайну снаряда, придуманного Зельдовичем.
После войны лабораторию Якова Зельдовича перевели в Москву, где создавался коллектив молодых физиков во главе с Игорем Курчатовым. Он вспоминал позже, что тогда «большая новая техника создавалась в лучших традициях большой науки». Сказано это было о городе Сарове – сверхсекретном «Арзамасе-16», где работали над термоядерным оружием. Зельдович рассчитывал ударные волны, их структуру и оптические свойства. Вся работа была окружена железобетонным бункером секретности.
Еще преодолевались тяжелейшие последствия войны, когда по личному указанию Сталина в сверхсекретном центре «Арзамас-16» две группы лучших физиков страны стали параллельно работать над созданием термоядерного оружия. Все делалось под недремлющим оком Лаврентия Берии. Обе группы имели кодовые неофициальные наименования – одна называлась «Израиль», вторая – «Египет». Их работу координировал Игорь Курчатов, заместителями были Борис Ванников и Ефим Славский.
Группой «Израиль» руководил Юлий Борисович Харитон. В нее, кроме Якова Зельдовича, входили И.К.Кикоин, Л.Д.Ландау, В.Л.Гинзбург, А.Д.Сахаров, М.П.Бронштейн, Д.А.Франк-Каменецкий, Л.В.Альтшулер, А.Б.Мигдал. Математическое обеспечение осуществлял И.М.Гельфанд, заводом по производству плутония руководил Ефим Славский. Была создана специальная группа рентгенологов Вениамина Цукермана и Льва Альтшулера, которая разработала методику исследования процессов взрыва ядерных зарядов. В одной группе с ними были профессора Зинаида Азарх и Анна Гельман. Корпус бомбы и ее технологическую оснастку для производства разрабатывал Виктор Турбинер. Работой исследовательского атомного реактора руководил академик Абрам Алиханов. Академик В.И.Векслер руководил созданием первых в СССР синхрофазотронов.
Параллельно под руководством Е.И.Забабахина шли работы и в совсекретном КБ в Сухуми, куда вскоре после войны привезли немецких физиков из атомных центров разгромленной Германии.
Работали и разведчики. В американский проект по созданию атомной бомбы «Манхэттен», в котором работали евреи Ферми, Оппенгеймер и великий Альберт Эйнштейн, были внедрены агенты КГБ. Атомные секреты советским шпионам передали немецкий физик Клаус Фукс, агент Гарри Голд, супруги Розенберг, механик Дэвид Грингласс – брат казненной Этель Розенберг. Советскую резидентуру по похищению тайн американской бомбы возглавлял Герой Советского Союза Семен Кремер. Полностью похитить разработку практически невозможно – это вагон документации, и не один. Но советские ученые не были новичками и дилетантами, и данные разведки не могли быть использованы без всесторонней проверки и перерасчетов.
Но получилось так – американские евреи изобрели ядерное оружие, разведчики-евреи похитили их основные секреты, а советские ученые-евреи ими воспользовались.
Кто виноват в том, что был выпущен смертоносный джинн из бутылки? Конечно же – те, кто виновен во всех остальных смертных грехах. Вот такая концепция возобладала в писаниях нынешних российских черносотенцев после выхода известных мемуаров чекистского генерала Павла Судоплатова. Если верить этим мемуарам, то все секреты ядерного оружия у американцев выкрали исключительно чекисты, а евреи-ученые принесли только вред, получая при этом пайки, геройские звезды, лауреатские медали Сталинских премий и академические титулы. Мол, их суета обесценена добытыми агентурой КГБ американскими секретами, и лишь чекисты обеспечили СССР ракетно-ядерным щитом. Интересно, что этот черносотенный бред опровергли сами американские ученые-атомщики, которые признали выдающимися теоретические и практические успехи советских физиков в самых передовых и актуальных направлениях науки, подчеркивая, что академики Ю.Б.Харитон и Я.Б.Зельдович еще в 1939 году создали теорию цепной реакции деления урана. Только сочетание этих факторов – титанические усилия ученых и разведчиков – позволило Советскому Союзу, несмотря на общее отставание в техническом развитии и на последствия войны, в удивительно короткое время ликвидировать монополию США на термоядерное оружие.

Между тем жизнь в «Арзамасе-16» била ключом. Яков Зельдович любил носиться по секретному городу на мотоцикле, чтобы ветер бил в лицо, несмотря на то, что у него была своя «Победа» (подарок товарища Сталина) и «Волга» (подарок советского правительства). Он всегда был молодым, очень ценил женскую красоту и часто увлекался, хотя в Москве у него была семья. Однажды влюбился в машинистку, которая перепечатала для него эротический рассказ Алексея Толстого. Потом у Якова Борисовича случился бурный роман с расконвоированной заключенной, московской художницей Шурочкой Ширяевой, которая отбывала срок за «длинный язык». В «Арзамасе-16» она как художник расписывала помещения театра, стены и потолки в домах чекистских надсмотрщиков. Яков забрал ее к себе в «членохранилище» – так назывались коттеджи, в которых жили действительные члены Академии наук. Но вскоре Ширяеву арестовали и выдворили уже на вечное поселение в Магадан, где спустя некоторое время в ледяной комнате она родила ему дочь…
У Зельдовича было пятеро детей от разных женщин – он всех их содержал и мечтал о том, чтобы собрать вместе. Об этом написал в своих мемуарах Андрей Дмитриевич Сахаров.
Эти люди умели работать, но умели и веселиться. Когда Якова Зельдовича избрали академиком АН СССР, на вечеринке-мальчишнике коллеги вручили ему академическую шапочку с надписью «Академия наук» и… плавки с надписью «Действительный член».
«Работа с Курчатовым и Харитоном дала мне очень многое, – писал в своих воспоминаниях Яков Борисович. – Но главным было внутреннее ощущение того, что выполнен долг перед страной и народом. Это дало мне определенное моральное право заниматься впоследствии такими проблемами, как частицы и …астрономия, без оглядки на практическую их ценность».
Зельдович чурался политики и предлагал А.Д.Сахарову заняться какой-либо политкорректной наукой – астрофизикой, например. А еще он раньше других, даже раньше Сахарова, понял, что они сотворили, и часто обзывал термоядерную бомбу нехорошими словами. «Через несколько часов после испытания ядерной бомбы он сказал мне: «Изделие – говно». В какой-то мере Я.Б. оказался прав, хотя его правда вышла нам всем боком. Меня тогда его слова покоробили, они показались мне бравадой, вызовом судьбе, почти кощунством», – писал А.Д.Сахаров.
…Тогда во времена своей молодости я, шагая на работу, каждый день мысленно здоровался с бронзовым Яковом Зельдовичем, памятник которому был сооружен еще при жизни академика.
Он дожил до горбачевской перестройки и умер в конце 1987 года. А подробности жизни удивительных людей – творцов атомного века – раскрываются только сейчас. Как писал Яков Борисович: «Открытие деления урана и принципиальной возможности цепной реакции урана предопределило судьбу века и мою».