КАЧЕЛИ СЧАСТЛИВЧИКА ХУНОВИЧА
К 100-летию со дня рождения клезмера Аркадия Гендлера
Исполнилось 100 лет со дня рождения Аркадия Гендлера, украинского еврейского автора-исполнителя песен на идиш, поэта, педагога, фольклориста. «Еврейский обозреватель» в свое время откликнулся на его смерть статьей «Реквием по клезмеру» (07/295, июль 2017). Сегодня у нас более приятный и торжественный повод еще раз поговорить об этом замечательном человеке.
В той статье-некрологе я писал: «Его имя было Абрам, а его отца звали Эльханан. Но все знали его как Аркадия Хуновича, а для многих он был просто Хунович – сразу было ясно, о ком идет речь, без вариантов». В самом деле, экзотическое отчество так приросло к нему, и он так его прославил, что немало людей даже удивлялись, что Хунович вообще-то Аркадий Гендлер, это звучало даже как-то странно.
Ну, тот еще Аркадий. Много мы знали таких Аркадиев советской эпохи. Из популярного в то время анекдота: «Сарра, Абрама бьют! – Так он же не Абрам, а Аркадий! – Так бьют же! – Но он ведь по паспорту русский! – Так не по паспорту бьют, а по морде!»
Собственно, Хунович даже был не Абрам, а Аврум: он происходил из бессарабского местечка Сороки, там был свой диалект в иврите и идише. Я иногда подкалывал его: Хунович, так вы румын? Он улыбался и отвечал: да уж, не русский.
29 ноября прошли несколько памятных мероприятий. Пандемические ограничения наложили свой отпечаток: в запорожской еврейской гимназии «Алеф», где Хунович несколько лет преподавал идиш, состоялся живой вечер-концерт, а вот местные «Хэсэд Михаэль» и еврейский общинный центр «Мазаль Тов» провели онлайн-конференцию в Zoom. Аналогичную конференцию провели из Берлина активисты запорожского еврейского землячества в Германии. Зато возможности интернета расширили границы юбилейных мероприятий далеко за пределы конкретных городов и стран. Так, в конференции хэсэда-центра принял участие известный джазовый музыкант Майк Кауфман-Портников, автор фильма о Хуновиче «Дойна на ноже», находившийся в тот момент во Франции. Он и «на удаленке» прекраснейшим образом повспоминал, поиграл на синтезаторе и спел чудесную песню из репертуара Хуновича «Ди Гойдлке» («Качели»).
Хунович, несомненно, преодолел и времена, и расстояния. Его судьба – редкий пример того, как человек получил от жизни то, что реально заслужил, по достоинству – это как фильм со счастливым финалом. Хуновичу действительно повезло несколько раз. Он живым, хоть и раненым, вернулся с фронта Второй мировой – а вся его родня, свыше ста человек, погибла в огне Холокоста в Бессарабии. Он дожил до распада Советского Союза и независимости Украины, когда стало возможным возрождение еврейской жизни, и когда его знания, опыт и талант оказались востребованными. Его пригласили преподавать идиш в еврейской школе «Алеф» и долго отстаивали его право на работу перед израильским начальством, которому идиш в запорожской школе был совершенно не нужен. Он попал в клезмерское движение, где моментально стал звездой и реализовался – в фестивалях, концертах, записях. Он был окружен заботой хэсэда и общинного центра до конца своих дней. Волею судьбы он даже жил в одном квартале от школы «Алеф» и мог спокойно ходить на работу пешком – это ли не удача?
Он стал хорошим инженером-химиком, специалистом по пластмассам. Но от него мог остаться только патент на изобретение «Способ формовки изделий из композиции на основе церезина с наполнителями», а остались еще пять альбомов еврейских песен и клезмерской музыки, нотные сборники и видеофильмы, методические пособия по преподаванию идиша. Он дожил до того дня, когда смог посмотреть фильм о себе «Дойна на ноже», сделанный Майком Кауфманом-Портниковым. Это ли не удача?
Но Хунович заслужил эту удачу – как мало кто. Заслужил своим музыкальным и поэтическим талантом, своей верностью еврейской традиции и культуре, которую он много лет был вынужден хранить практически тайно, заслужил своей доброй еврейской душой и любовью к людям. Позволю себе самоцитату: «Общение с Хуновичем было тем более интересным, что он олицетворял то, что мы тогда только начали узнавать из ставших доступными еврейских источников. То, что для нас было экзотической теорией, для него было неотъемлемой частью детства и юности, прошедших в Бессарабии (как писали в советской литературе – «в буржуазной Румынии»). На первом Йом Кипуре в запорожской синагоге Хунович умело надевал талес и пел «Авину Малкейну». Он сам и был тот идишкайт, возрождением которого мы начинали заниматься – он, человек, который «Войну и мир» впервые прочел в переводе на свой родной язык идиш, который был очень одарен музыкально, искренне интересовался городским фольклором на идиш и еврейской песней, который сохранил, казалось бы, безвозвратно утраченное в период Холокоста культурное наследие в виде песен, стихов, имен».
Конечно, можно сказать, что таких Хуновичей, природных носителей идишкайта, в Холокост уничтожили целых шесть миллионов. Но это было бы не совсем корректно. Потому что Хунович был особенным человеком, а после войны вообще оказался уникумом. Человек, который, по свидетельству старшей сестры, начал петь раньше, чем говорить. Сын бедного портного из местечка Сороки с колыбели слышал мотивы, которые напевала мать, склонившись над швейной машинкой. Ученик талмуд-торы, а затем – румынской гимназии, которую пришлось оставить из-за безденежья и помогать родителям, он говорил на родном идише, на румынском, немецком, французском языках. А русский язык он начал учить в двадцать лет, когда его забрали в Красную армию. Он был членом молодежной сионистской организации «Гордония», спорил с бейтаровцами и ходил на выступление Зеэва Жаботинского в Сороках. Он точно сам был идишкайт…
Он впитал в себя огромный пласт еврейской песенной культуры – городскую песню, авторскую и народную. Это был жанр еврейской песенной традиции, практически утраченной после войны – традиции, восходившей к таким мастерам, как Мордхе Гебиртиг в Польше, Шолом Секунда в США, Егошуа Шейнин в Украине, Зейлик Бардичевер в Бессарабии. Берлинский клезмер-кларнетист Кристиан Давид, руководивший оркестром при записи альбома Хуновича Yidishe lider («Еврейские песни», Вена, 2012), вспоминал, что на вопрос, каких исполнителей любит старый певец, услышал имена Адама Астона, Симона Осовицкого, Эмиля Бри, Маши Гордон. «Я до этого слышал только имя Маши Гордон», – рассказывал потом Давид петербургскому музыковеду Евгении Хаздан.
То есть, Хунович был глубоким знатоком, да еще и одаренным автором-исполнителем. Видимо, судьба и сохранила его для самореализации в материале юности – качнув качели его непростой жизни в позитивную сторону. Приведу один из примеров – рассказ известного исследователя еврейской культуры Валерия Дымшица. Но сначала короткая предыстория.
От легендарного поэта Зелика Бардичевера (1903-1937), рано умершего от чахотки, осталось всего девять песен, которые были известны знатокам и исследователям. Хунович знал Бардичевера, который дружил с его братом и часто бывал у них в доме. Однажды братья целый вечер слушали, как поет Зелик, пели вместе с ним и пили густое бессарабское вино. Гендлер-младший (тогда шестнадцатилетний) хорошо запомнил эти песни, все девять и еще одну – десятую, неопубликованную и ранее никому не известную. Это «Цип-цоп, хемерл» («Цип-цоп, молоточек») – рассказ о трагической судьбе политзаключенного, вырастающий из фольклорной детской считалки. Это была бы классическая песня протеста, появись она лет на тридцать позднее, да не на идише, а на английском…
«В 2005 году Аркадий Гендлер спел эти десять песен Зелика Бардичевера для участников фестиваля «Клезфест в Петербурге», – пишет Валерий Дымшиц. – Едва он начал рассказ о своей встрече с Бардичевером, запел его песни, как легенда, стряхнув бумажные лохмотья, снова стала тем, чем она и должна быть – устной традицией, не исчезнувшей вопреки всему. Свое исполнение Гендлер сопроводил рассказом о поэте и его песнях. Говорил, естественно, на идише. И как младший может деликатно поддержать старшего под руку, так голос Гендлера был поддержан скрипкой и аккордеоном Майкла Альперта. Да-да, того самого Майкла Альперта из Нью-Йорка, «отца» всемирного klezmer revival, создателя Brave Old World…»
А я горжусь тем, что подарил Майку Портникову название для его фильма о Хуновиче «Дойна на ноже». Когда в Запорожье открылся хэсэд (было это в 1995 году), я в качестве директора много сотрудничал с Хуновичем – он был звездой нашего клуба. И больше всего запомнился его коронный номер во время застолий в рамках программы «Теплый дом», когда Хунович по многочисленным просьбам исполнял «Дойну на ноже» – песню о Бессарабии на слова Ицика Мангера. Он прикладывал к губам обычный столовый нож и мастерски, как на гармонике, исполнял молдавский мотив. И когда он пел на идиш «Ай, майн либе Бессарабия!», его лицо светилось – потому что это было лицо человека, поющего о родном крае на родном языке.
«Разве мог я подумать, что через пятьдесят лет после того, как умерли еврейские Сороки, идиш кому-то еще понадобится, – говорил Хунович. – А когда понял, что это так – сочинил песню «Давайте петь на идиш!». И теперь ее поют по всему миру».
Можно сказать, что тут повезло всем. Нам повезло, что Хунович оказался таким талантом и сберег для нас этот пласт еврейской культуры. А Хуновичу повезло, что он дожил до того времени, когда его знания и таланты оказались востребованными. И поэтому за него можно искренне порадоваться. Тем более, что Хунович очень располагал к этому, будучи необыкновенно обаятельным, юморным, доброжелательным человеком.
Благословенна память праведника!
