Искусство

И небо не предел. Судьба и искусство Авраама Блатиты

Алек Д. Эпштейн | Номер: 10/286 Октябрь 2016

Алек Д. Эпштейн, специально для «Еврейского обозревателя»

Очень мало о ком можно сказать, что в судьбе этого человека отразились судьбоносные перипетии жизни страны, в которой этот человек живет. Однако Авраам Блатита является как раз таким человеком, его биография – это живой учебник истории Государства Израиль.
Как и большинство отцов-основателей Израиля, он родился в Польше, в столичной Варшаве, в ноябре 1929 года. Ему не было и десяти лет, когда вследствие пакта Молотова-Риббентропа, Польша как государство перестала существовать, и Варшава оказалась оккупирована нацистскими войсками. Дом, в котором жили Авраам, его родители и появившийся на свет в 1935 году младший брат, был разрушен уже в первые дни войны, и семья бежала в город Белосток. Сейчас уже мало кто помнит, что с декабря 1939-го до августа 1945 года в составе Советской Белоруссии существовала отдельная Белостокская область. С момента нападения Германии на Советский Союз и до июля 1944 года в Белостоке хозяйничали немцы, и семье Блатита пришлось бежать и оттуда – дальше на восток, вглубь советской территории. Добраться удалось до Поволжья и осесть в Куйбышеве (Самаре), однако осенью 1941 года, когда именно в этот город было эвакуировано множество московских, в том числе оборонных, предприятий, оставаться там стало невозможно, и семья Блатита была вынуждена перебраться в один из областных колхозов. В 1942 году семья Блатита была среди вывезенных еще дальше, в южный Узбекистан. Самому Аврааму было тогда тринадцать лет.
После того, как на территории Советского Союза была организована польская армия во главе с генералом Владиславом Андерсом (1892–1970), под ее эгидой начали собирать и разбросанных по разным частям Советского Союза польских детей и подростков, многие из которых лишились одного или обоих родителей. В 1942 году правительство Польши в изгнании, возглавляемое Владиславом Сикорским (1881–1943), достигло соглашения с руководством СССР о праве на выезд польских беженцев вместе с армией Андерса на территорию занятого союзниками Ирана; было дано и разрешение на выезд около тысячи еврейских детей.
С апреля по август 1942 года группа еврейских детей и сопровождавших их взрослых добиралась из Самарканда в Красноводск, а затем через Каспийское море – в Тегеран. Первым местом, где разместились беженцы, был лагерь в Пехлеви, где из-за болезней и недоедания восемнадцать детей умерли. Польское представительство в Тегеране при поддержке «Джойнта» приняло решение открыть для еврейских детей сиротский дом; он был создан в конце августа 1942 года на территории бывшей казармы иранских военно-воздушных сил.
В январе 1943 года Еврейское агентство сумело добиться от британских властей разрешения на отправку детей из Ирана в Палестину/Эрец-Исраэль. На специально зафрахтованном корабле детей перевезли в город Карачи (тогда бывший частью Индии, а ныне являющийся крупнейшим городом Пакистана), оттуда – в Суэц на северо-востоке Египта, а затем поездом – в Эль-Ариш на берегу Средиземного моря, на севере Синайского полуострова. За время этого изнурительного путешествия семеро детей умерли. Из Эль-Ариша группа, включавшая 861 ребенка и сопровождавших их взрослых, 18 февраля 1943 года прибыла в Палестину/Эрец-Исраэль; одним из них был Авраам Блатита, которому тогда не было и четырнадцати лет. Его родители и младший брат остались в Узбекистане, а после окончания войны вернулись в Польшу. Семья Блатита воссоединилась в Государстве Израиль только в 1954 году.
Некоторые из «тегеранских детей» сыграли значительную роль в общественной и культурной жизни Государства Израиль и в становлении его вооруженных сил: достаточно упомянуть известного литератора Бен-Циона Томера (1928-1998), командующего Южным военным округом Хаима Эреза, командующего Северным военным округом Авигдора Бен-Галя, заведующего кафедрой педагогики Иерусалимского университета профессора Йехезкеля Дара… Однако и на этом фоне судьба Авраама Блатиты выделяется своей неординарностью.
Еврейская община в подмандатной Палестине в 1943 году, спустя четыре года после введения драконовских ограничений «Белой книги» Макдональда, жила непросто, пристроить почти тысячу детей и подростков (а вслед за первой большой группой 28 августа 1943 года прибыла и вторая, включавшая почти двести человек) где бы то ни было в одном месте было невозможно. Многие молодежные деревни, киббуцы и религиозные школы приняли в свои ряды группы «тегеранских детей». Проект «Молодежной алии» с момента его создания в 1933 году, когда проницательным наблюдателям стала очевидной необходимость готовиться к экстренному вывозу евреев из выбравшей нацистов Германии, возглавляла Генриетта Сольд (1860–1945). По ее решению юноши и девушки, прибывавшие в возрасте четырнадцати лет и старше, направлялись в те места, которые они выбирали сами, для чего правая рука Г. Сольд, Ганс Бейт (1901–1947), лично беседовал с каждым из них. Путь Авраама Блатиты в Эрец-Исраэль начался в сельскохозяйственной школе «Микве Исраэль», знаменитой тем, что именно там в 1898 году Теодор Герцль ждал кайзера Вильгельма II. Кстати, именно эту школу окончил восьмой начальник Генерального штаба израильской армии и первый посол еврейского государства в постсоветской России Хаим Бар-Лев (1924–1994). Авраам рассказывает, что в этой школе учились и полтора десятка ребят из киббуца Ашдот-Яаков, и поскольку с некоторыми из них у него сложились товарищеские отношения, туда он и попросился.

Киббуц Ашдот-Яаков находится в Иорданской долине сравнительно недалеко от южного берега озера Кинерет. Аврааму было важно не только учиться, но и работать в новой стране. Однако вскоре мало стало и этого: неформальной, но при этом неоспоримой элитой местной молодежи были бойцы Пальмаха – подпольных боевых отрядов, созданных рабочим движением Эрец-Исраэль в рамках подготовки борьбы за государственную независимость. Менее чем через три года после прибытия в новую страну, в 1946 году Авраам Блатита, которому тогда не было и семнадцати, пошел добровольцем в Пальмах, для чего сообщил не совсем точные сведения о своем возрасте, добавив себе год (во многих его документах стоит неверная дата рождения – 20 октября 1928 года). Он был переведен в киббуц Аелет ха’Шахар к северу от Кинерета, находившийся в то время у самой границы с Сирией. Однако Аврааму мало было быть «просто пальмахником», он рвался быть среди «лучших из лучших»; таковыми считались летчики. В исторических справочниках указывается, что популярный лозунг «лучшие – в авиацию!» появился в Израиле в 1960 году. Однако лозунг этот потому получил столь широкое распространение, что в период борьбы за независимость в годы после Холокоста так думали и чувствовали очень многие. Коль скоро «лучшие – в авиацию!», Авраам Блатита стремился попасть именно туда. Поскольку Государства Израиль еще не существовало, задача была особенно сложной – необходимо было получить разрешение учиться летному мастерству от британских мандатных властей, буквально под носом которых Пальмах организовал подготовку будущих боевых летчиков под эгидой клуба любителей-дельтапланеристов.
Аврааму Блатите удалось попасть на этот курс, проходивший на английской военной базе возле города Рамле, поблизости от нынешнего международного аэропорта им. Бен-Гуриона. Преподавателями на этом курсе – а проходил он, кстати, на языке иврит! – были два выходца из Германии, Эрнст (Рафи) Раппопорт и Ури Брайер, бежавшие в Палестину/Эрец-Исраэль от гитлеризма в первой половине 1930-х годов. Судьба их сложилась очень по-разному: Ури Брайер был боевым летчиком израильских ВВС в дни Войны за независимость, затем был командиром летной школы ВВС, а с 1951 года пилотировал гражданские самолеты в авиакомпании «Эль-Аль», тогда как Эрнст Раппопорт (1899–1983), юрист по своей основной специальности, вернулся во второй половине 1950-х годов в Германию, где был восстановлен в должности судьи в городе Мюнстер, которую он занимал в 1929–1933 гг., до прихода нацистов к власти. На этот курс Аврааму удалось попасть при помощи своего старшего товарища по киббуцу Ашдот-Яаков Переца Гросера (1925–1988), который в семнадцать лет призвался в Пальмах и окончил курс летчиков сам. Засекреченный штаб летного отдела Пальмаха был создан в киббуце Наан, и во время учебы курсанты жили в Наане и, хотя путь на базу занимал несколько километров, ходили на занятия пешком.
Хотя группы были очень маленькие (так, вместе с Авраамом было зачислено всего восемь человек), успешно закончить курс было не менее сложно, чем на него попасть, ибо отсеивались примерно половина из тех, кто начинал учиться. В марте 1947 года отлучиться с курса на несколько дней пришлось и Аврааму, откликнувшемуся на призыв срочно прибыть на побережье Ницаним для помощи 825 евреям, пережившим Холокост, добравшимся до Эрец-Исраэль на грузовом судне «Сюзанна» – организаторы этого рейда, арендовав корабль, назвали его в честь активиста алии Шабтая Лозинского (1896–1947), погибшего незадолго до этого. Хотя кораблю удалось прибыть со стороны Египта незамеченным британскими войсками, провести высадку на берег репатриантов, которых англичане объявили «нелегальными», не удалось, большинство были задержаны и высланы во временные лагеря на Кипре. Вернувшись на курс летчиков, Авраам прошел все тренировки и экзамены и в июле 1947 года получил заветный сертификат за номером 168, удостоверявший его право управлять «всеми типами летательных аппаратов».
Так сложилось, что именно Авраам Блатита и Моше Пелед (Фельдман), бывший тогда командиром Галилейской летной эскадрильи, навеки вписали свои имена в израильскую историю, совершив первый боевой вылет в истории военно-воздушных сил страны. Изначально считалось, что задачи ВВС – вспомогательные: снабжение войск и эвакуация раненых, и до 17 мая 1948 года так оно и было. Однако после того, как в первую же ночь после провозглашения независимости Государства Израиль в ходе неудачного штурма крепости Наби-Юша, нависающей над всей Верхней Галилеей, погибли двадцать восемь бойцов бригады «Ифтах», ее командир генерал Игаль Алон (1918–1980) обратился за помощью к летчикам. Именно рейд, совершенный тогда Моше Пеледом и Авраамом Блатита, привел к перелому ситуации: испуганные и ослепленные бомбардировкой с воздуха арабские защитники крепости покинули ее, и бойцы бригады «Ифтах» смогли занять ее без потерь.
А ведь всё могло сложиться по-другому! В ходе одной из дежурных медицинских проверок окулист обнаружил, что Авраам не различает отдельные цвета. Как известно, Джон Дальтон, от фамилии которого и появился термин «дальтонизм», так как он впервые описал эту особенность зрения, не различал красный цвет, но до 26 лет и не догадывался об этом. Не знал о проблеме и Авраам Блатита, который отказывался смириться с тем, что из-за вдруг обнаруженной врачами врожденной черты не сможет больше летать. Отстаивая свое право быть летчиком, Авраам обратился к Аарону Ремезу (1919–1994), в 1948–1950 гг. бывшему командиром израильских военно-воздушных сил (немалое значение имело и то, что отец Аарона, Давид Ремез, был одним из самых влиятельных в стране людей, последовательно возглавляя Федерацию профсоюзов, Национальный исполнительный комитет, а после провозглашения государственности – министерство транспорта, а затем – образования и культуры). Благодаря поддержке Аарона Ремеза, Авраам Блатита оставался в составе Галилейской эскадрильи всё время Войны за независимость – и до ее расформирования в 1950 году в ходе структурной реорганизации ВВС. После демобилизации Авраам почти на десять лет вернулся в киббуц Ашдот-Яаков, а в 1959 году перебрался в Иерусалим.

Отстояв свое «право на небо», А. Блатита замахнулся на большее – на то, о чем человек, плохо различающий цвета, казалось бы, не может и мечтать – быть художником! В середине 1940-х годов студию в киббуце Ашдот-Яаков вел причисленный сегодня к числу классиков израильского искусства художник Иехезкель Штрейхман (1906–1993), и Авраам был одним из его учеников. Быть художником в киббуце было крайне сложно, в Иерусалиме же Аврааму удалось, параллельно с работой на протяжении тридцати лет, с 1959 по 1990 гг., инженером по коммуникациям, всерьез заняться живописью. Отвоевав свое «право на небо», он хотел доказать себе и другим, что для него – и небо не предел!
История искусства полна имен талантливых самобытных художников, не признанных и не оцененных должным образом истеблишментом; к сожалению, Авраам Блатита – один из них. Несмотря на его очевидный творческий дар, он не был принят в местный Союз художников. Однако ценители живописи на протяжении восемнадцати лет заходили в его студию в расположенном прямо напротив Старого города иерусалимском районе Ямин-Моше, приобретая его работы. В этом районе что ни дом, то художественная студия, но работы Блатиты не терялись и на этом фоне; их покупали так активно, что у самого художника собственных работ осталось крайне мало. Они находятся в коллекциях в разных странах, даря вдохновение всё новым и новым зрителям. После того, как в киббуце Ашдот-Яаков усилиями Меира (1906–1992) и Раи (1908–1995) Нахоштан была создана вначале небольшая экспозиция, посвященная памяти их погибших сыновей Ури и Рами, а затем и полноценная галерея современного искусства, там экспонировались и работы Авраама Блатиты.
На картине «Полнолуние над Иерусалимом», созданной более сорока лет назад, перед зрителем, словно на поседевшей и позеленевшей от времени меди старинного барельефа, сквозь густые, обволакивающие тени проступает призрачный, напряженно-таинственный, нездешний свет ночного светила, которое массивным диском тяжело нависло над спящим городом, чьи размытые очертания растворяются в темноте, будто в черных водах ночного моря, шипя пузырьками-искрами и рассеиваясь зыбкими волнами. Из тьмы выступают, поднимаясь, как древние руины, освобожденные от слоев земли и вновь увидевшие небо, испещренные царапинами и трещинами, изъеденные тленом, но не сломленные, башни и стены неземного града, освещенные магическим сиянием луны. Картина пронизана мистическим, почти гипнотизирующим напряжением холодного света ночного солнца, который преображает все сущее и представляет привычный пейзаж Иерусалима в совершенно неизведанных и непостижимо манящих красках, являя каждому, кто бросает взор на это полотно, его сокровенную, мистическую красоту. Резко ограниченная, предельно лаконичная и выразительная гамма, держащаяся лишь на изжелта-терпком свечении луны и на буро-черном, почти космическом мраке теней, еще больше усиливает это впечатление.
На полотне «Иерусалим ночью» вновь представлен ночной вид древней столицы Израиля. Очертания города выступают резкими черными линиями на бледном сине-сером фоне, подернутом прозрачным холодно-золотистым светом луны, как будто вырезанные на поверхности камня древним скульптором тысячелетия назад. Как будто потемневший от времени шар луны, подчиняющий себе суровые ветры и потоки воздуха на небе, словно застывшие в жестких каменистых росчерках, озаряет город своим прозрачным, желто-зеленеющим светом. Поднимающиеся вверх здания ловят холодные отблески рассеянного, но от этого еще более всесильного, вездесущего, всепроникающего света луны, который опьяняющим зельем проливается на крыши и карнизы, оставляя на виду таинственные желтые вспышки, застывающие яркими каплями на изгибах стен и в трещинах окон. Очертания стен города, провалы его теней, изгибы его куполов и натянутые линии его башен уподобляются художником изломам гор и степей на поверхности ночного светила, они почти соединяются с жесткими зигзагами фантастических лучей, несущих его завораживающий свет, и со своенравными штрихами острых скал и холмов, озаренных переливающимися серебристо-голубыми отсветами.
Холст «Стены и окна Иерусалима» из серии, созданной в 2011–2012 годах, наглядно демонстрирует изменения в стиле и технике Авраама Блатиты. Окна – самой разной формы, то узкие и вытянутые, то низкие и прямоугольные, то отражающие свет дня, то излучающие уютное тепло домашних люстр и торшеров, которые не видны издалека – смотрят навстречу зрителю. Одна стена плавно перерождается в другую, одна дверь открывает путь к другой, дом роднится с домом – и все это озаряется нежным спокойным светом синих, светло-зеленых и бордовых красок, которые оживляют это многогранное видение. Кажется, что, вглядываясь в окна и двери, вживаясь в сотни историй, которые происходят за ними, мастер виртуозно пишет многоликий портрет города, где в каждом доме происходит своя жизнь, но жизни эти так переплетены друг с другом, что стоит лишь приоткрыть окно, войти в соседнюю дверь, чтобы прикоснуться к чужой судьбе. Истории и судьбы эти бесчисленны – и потому картина все больше расширяется, приближаясь к тому, кто всматривается в нее. К краям полотна краски становятся все менее различимы, а линии – все более прозрачными и изменчивыми. Создается ощущение, что полотно движется навстречу зрителю, впуская его в свое пространство сквозь перламутровые переливы тонких красок и почти кубистских подвижных форм.
Подобно Бетховену, писавшему великую музыку, будучи глухим человеком, Авраам Блатита, став вначале летчиком, а потом художником, доказал, что человеческая воля и сила духа не знают пределов. Этот удивительный человек и сегодня живет и работает в столице Израиля – страны, для выживания которой он сделал так много, и духовную жизнь которой он десятилетиями обогащает своим творчеством.

Автор благодарит художника Андрея Кожевникова за помощь в работе над статьей.