Борис Коган – коэн, не любящий соцреализм

Иосиф Туровский | Номер: Декабрь 2020

Борис Матвеевич КОГАН – украинский живописец, член Киевской секции Союза художников Украины с 1984 года. Родился 28 июня 1950 года в Киеве в семье известного художника Матвея Борисовича Коган-Шаца.

Окончил Киевский государственный художественный институт (1974), педагог по специальности – Виктор Шаталин. Живописец. Принимал участие в выставках в Великобритании, Японии, странах бывшего СССР. Основные произведения – «Седнев. Утро» (1975), «День танкиста» (1985), «Москва» (1991), «Лондон. Весна» (1998).

Член НСХУ (1998). Работы художника находятся в коллекциях России, Великобритании, Японии, Израиля, США.

Матвей Борисович КОГАН-ШАЦ (1911-1989) – украинский советский живописец. Родился в Могилеве-Подольском в семье артистов передвижного театра на идиш. Двойную фамилию взял себе его отец – по тогдашней театральной традиции. И какую! Коган (коэн) – храмовый служитель, Шац (шалиах цибур, посланник общины) – человек, ведущий молитву в общине.
Учился в Одесском художественном институте, окончил Киевский художественный институт, ученик Алексея Шовкуненко. С 1947 года – член Союза художников СССР.

3-10 ноября 2020 года в киевской художественной галерее «Митець» прошла выставка живописи представителей художественной династии – Матвея Борисовича КОГАН-ШАЦА и Бориса Матвеевича КОГАНА.

Выставка была приурочена к двум юбилейным датам – 70-летию сына, которое отпраздновали в этом году, и 110-летию со дня рождения отца, которое придется на 2021 год.

Мы встречаемся с Борисом Коганом в прохладном зале галереи «Митець». По моде коронавирусного времени здороваемся, соприкасаясь кулаками. И мне бросаются в глаза характерные мозолистые суставы – визитная карточка человека, серьезно занимающегося восточными боевыми искусствами. Поэтому первый вопрос срывается неожиданно и не по теме выставки:

– Каратэ?

Мастер улыбается:

– Последние двадцать лет – айкидо. Много лет назад было каратэ, я начинал у легендарного киевского сенсея Олега Трусова. Были и другие этапы – когда я жил в Словакии, занимался тайским боксом. Но это такая жесткая штука, что у меня ноги постоянно были сине-желтые от свежих и старых синяков. А уже в 2000 году я выбрал для себя айкидо, в том числе и потому что там нет ударов ногами… Но что касается рук – кирпич разбиваю фронтальным ударом.

А я ловлю себя на мысли, что фон на нескольких его картинах, висящих в зале, перекликается с колером боевых гематом – то синий (как свежие), то бежевый (как застарелые).

Впрочем, знакомство с выставкой мы начинаем с работ отца – Матвея Коган-Шаца. Представленные на выставке его картины – это исключительно пейзажи, преимущественно зимние. Бросается в глаза то, что на них явно запечатлена одна и та же местность.

Так и есть. Борис Матвеевич поясняет, что все эти работы были созданы в поселке городского типа Седнев в Черниговской области, на реке Снов. Там был и дом отдыха, и украинский Барбизон для художников-пейзажистов. Туда с 1964 года и по сей день приезжают группы художников. Они там оставались по два, по три месяца, работали с утра до вечера. Так работал и старший Коган. Выпускник двух художественных институтов – Одесского (1934) и Киевского (1939), он посвятил себя пейзажу, потому что терпеть не мог социалистического реализма с его пафосными и фальшивыми канонами.

Для себя он круглый год писал виды природы и городские мотивы. Но более всего любил именно зиму – за богатство цветовых рефлексов на белизне снега, за возможность живописной игры. О выходах на пленэр Матвей Борисович говорил: «Иду писать зимку». Только на первый взгляд некоторые его зимние пейзажи кажутся почти монохромными. Если же присмотреться внимательно, то в изысканной серо-коричневой гамме проявляется неназойливое многообразие цветовых и тональных отношений.

Ту же нелюбовь к соцреализму в полной мере унаследовал и Борис Коган. С детства он тяготел к неоднозначной и непростой тематике, не воспринимал лобовую прямолинейность, казенный оптимизм. В советское время он так же, как и отец, писал пейзажи. Но в 1980-е годы задумался о собственном пути, о неповторимой узнаваемости, о картинах ассоциативно-метафизического характера на библейские мотивы.

В профессиональной оценке живописи Бориса Когана лучше всего сослаться на специалистов профильного издания «Антиквар», в частности, отмечающих такие моменты:

«Живописи Бориса Когана присущи черты, которые отличают творчество художников киевской школы последней трети XX столетия: личностный, камерный, хотя в целом, скорее, меланхоличный, чем веселый взгляд на мир; чувство пространства как игры цвета и светотени, и лишь потом – как места; отказ от эйфорического вдохновения в пользу спокойного, взвешенного размышления о том, где мы оказались и чего именно от нас требует время.

Метафорично-ассоциативные полотна художника – преимущественно религиозно-философского содержания – почти всегда выполнены в монохромном «эсхатологическом» колорите; им свойственен концентрированный тон, темный, «плывущий» контур. Эти композиции чаще всего посвящены ситуациям диалога: между другом и врагом, женщиной и мужчиной, стариком и ребенком, наконец – между человеком и его душой. Кому-то они напомнят те настроения и идеи, благодаря которым возникла легендарная философия диалога, увековеченная Мартином Бубером и Францем Розенцвейгом. А кто-то спроецирует эти диалоги на свою собственную жизнь.

Некоторые из своих библейско-метафизических картин Борис Коган переписывал годами, добиваясь совершенства, той ровной интонации, которая «притягивает душу» зрителя, зачаровывая его, настраивая на медитативную манеру переосмысления окружающего мира».

По признанию самого Бориса Матвеевича, его давно привлекали пограничные ситуации, надломы. Отсюда и интерес к экзистенциальной, метафизической тематике. А работа над картинами действительно занимает несколько лет, причем он пишет десятки эскизов, затем создает 4-5 небольших картин, и лишь потом выходит на большое полотно.

Его картины сложны для восприятия и предполагают напряженную работу мысли у зрителя – для понимания смыслов и символов, заложенных автором в работу. И на эти смыслы работают и колорит, и композиция, и образы, и детали.

Таковы, в частности, представленные на юбилейной выставке картины «Библейский мотив» (1990-2016), «Призвание и отречение Петра на фоне петуха» (2018-2020), «Отречение и распятие Петра» (2018-2019) и другие. Обращает на себя внимание пейзаж «Гончарка восени» (1990).

– В 1986 году вышла книга Роберта Конквеста «Жатва скорби» о Голодоморе, – рассказывает мастер об одном из произведений выставки. – Я прочел ее и захотел написать картину. И сделал это – первым в Украине создал картину на тему Голодомора. Работу пришлось назвать «Лихолетие», тогда термин «голодомор» был еще под запретом. Для республиканской выставки я дал картине другое название – «Женщина с черной свечой».

По воспоминаниям художника, важную роль в его творческой карьере сыграло знакомство в начале 1990-х с директором Дома-музея Виктора Гюго, который находится на острове Гернси в проливе Ла-Манш. По его приглашению Борис Коган впервые посетил Англию, провел несколько дней в Лондоне, где ознакомился с экспозициями ведущих галерей и задумался о принципах продвижения работ в современном искусстве. Сделанные выводы мастер впоследствии реализовал в своей работе.

И, разумеется, я не могу не задать мастеру еврейский вопрос.

– Конечно, я еврей, я коэн, – говорит Борис Матвеевич. – Но никакого специфического еврейского воспитания я не получил, будучи ребенком своего поколения. Да, мои родители говорили на идиш, но только тогда, когда их речи не были предназначены для моих ушей.

Моей главной и положительной точкой соприкосновения с еврейским миром был мой друг Натан Гомберг, многолетний директор киевского хэсэда, к сожалению, ныне покойный. Именно под влиянием Натана я стал ходить в синагогу на Йом Кипур.

Я несколько раз бывал в Израиле, причем подолгу. Страна мне очень нравится, но не могу сказать, что я почувствовал ее своей и захотел там остаться. У меня такого вообще не было ни в одной из стран, где я долго жил, и которые мне очень понравились – США, Австрия, Эстония, Япония, Словакия. Я мог бы остаться жить в разных странах, но я чувствую себя украинским художником, мой дом – Киев.

А что касается понятия «еврейский художник», оно мне вообще всегда казалось несколько странным. Да, среди художников могут быть этнические евреи. Но если ты не рисуешь хасидов с пейсами, то ты вроде бы и не еврейский художник. И тогда некуда отнести таких выдающихся художников как Борис Раппопорт, как мой отец, как Игорь Грабарь… «Еврейскость» – она, возможно, проявляется в литературе, в чувстве юмора, как у Агнона или у Шолом-Алейхема. Но визуальное искусство не измеряется присутствием этнических элементов. Да, я тоже рисую на еврейскую тематику, рисую картины, которые, во всяком случае, профессиональной аудиторией очень хорошо воспринимаются как музейные. В этом году я участвовал в выставочном проекте «Еврейский взгляд» в Музее украинской диаспоры. Но вот к таким образцовым еврейским художникам, которые возникли где-то в начале 90-х годов, я себя не отношу ни в коей степени. Не знаю, может быть, я не прав…