Имя

СМЫСЛЫ ЖИЗНИ ВАСИЛИЯ ГРОССМАНА

Его фамилия в переводе означает «большой человек». Таким он и был – Большим человеком и писателем. Честным, бесстрашным, верящим в людей. «Покоряли его не только умение работать, но и невероятно серьезное отношение к труду. И добавлю – такое же отношение к своему, назовем, поведению в литературе, к каждому своему слову» – так говорил о Василие Гроссмане Виктор Некрасов.

Василий Семенович Гроссман (настоящее имя Иосиф Соломонович) родился 12 декабря 1905 года в Бердичеве. Его отец, инженер-химик по специальности, был выпускником Бернского университета, а мать, преподаватель французского языка, получила образование во Франции. Еще в детстве с подачи русской няни уменьшительное имя Йося превратилось в Вася, и впоследствии стало псевдонимом писателя. Василий в 1929 году окончил Московский университет и получил специальность химика, как отец. Затем  заведовал лабораторией на шахте в Донбассе, заболел  туберкулезом, переехал в Москву и занялся писательским трудом.
В 1934 году вышел первый рассказ Гроссмана «В городе Бердичеве», чуть позже – повесть «Глюкауф». «Глюкауф» отметил сам Горький, а по поводу «Бердичева» Исаак Бабель воскликнул: «Новыми глазами увидена наша жидовская столица». Михаил Булгаков на сочинения молодого автора отреагировал так: «Как прикажете понимать, неужели что-то путное удается все-таки печатать?»
Но тогда это «путное» было вовсю «опутано» сетями соцреализма, как и первый роман Гроссмана «Степан Кольчугин» — о пути рабочего парня в революцию. Конечно, роман был встречен благожелательно – тема революции очень способствовала  пропуску в литературу. Семен Липкин вспоминал: «Когда мы с Гроссманом познакомились, он был счастлив. Смеялся в те дни часто, не то что потом. Необыкновенные были его глаза, одновременно пытливые и добрые».
Тем не менее, успешный «Степан Кольчугин», выдвинутый на Сталинскую премию, ее все же не получил – был вычеркнут из списка. Это произошло в начале 1941 года. Но тут  началась война, и Гроссман ушел на фронт в качестве военкора.

Говоря о военном периоде творчества Гроссмана, конечно, в первую очередь надо сказать о «Черной книге» — глобальной работе, имеющей, к сожалению, печальную историю. «Черная книга» — это уникальный сборник документов о преступлениях нацистов против еврейского народа на территории СССР и Польши в годы Холокоста. Книга создавалась под руководством Василия Гроссмана и Ильи Эренбурга в 1943-1944 гг. Именно они, в рамках своей  деятельности в Еврейском антифашистском комитете, составили и обработали этот архив. Кстати, документальные материалы Гроссмана из Треблинки и Майданека стали одними из свидетельств Холокоста, а его статья «Треблинский ад» была представлена на Нюрнбергском процессе как документ обвинения.
«Мы дали целый ряд человеческих судеб… Это крик человеческой души» — говорил о работе над «Черной книгой» Гроссман. А Эренбург впоследствии писал: «В конце 1943 года мы вместе с Гроссманом начали работать над «Черной Книгой». Мы решили собрать рассказы уцелевших жертв и свидетелей того поголовного уничтожения евреев, которое гитлеровцы осуществляли на оккупированной территории. К работе мы привлекли Антокольского, Каверина, Маркиша, Алигер. Когда я читал документы, мне казалось, что меня самого гонят к оврагу… «Черную Книгу» мы закончили в 1944-м и отпечатали. Когда в 1948-м закрыли Еврейский антифашистский комитет, книгу уничтожили. В 1956 году один из прокуроров, занятых реабилитацией, спросил меня: «Что такое «Черная Книга»? Она упоминается, там  есть ваше имя». Я объяснил, чем должна была быть «Черная Книга». Прокурор вздохнул и пожал мне руку». (Илья Эренбург, «Люди, годы, жизнь»)
Удачей оказалось то, что в 1946 году рукопись книги была отправлена в 10 стран мира – в том числе в  США и Израиль (тогда британскую Палестину). Ведь после разгона ЕАК все 27 томов материалов были изъяты властями. Доступ к ним был получен лишь в начале 90-х годов.
В 1970 году дочь Эренбурга нашла черновики «Черной книги» и только в начале 80-х переправила их в Иерусалим – эти материалы хранятся в «Яд ва-Шем». В Израиле в 1980-м «Черная книга» была издана на русском языке – по рукописи, отправленной заграницу в 1946 году. В Украине «Черная книга» впервые вышла в 1991-м двумя изданиями подряд. В России она увидела свет лишь в прошлом 2015 году.
Другие труды Гроссмана того периода имели более счастливую долю. Особой популярностью пользовались его сталинградские очерки – они и стали основой романа «За правое дело». В нем писатель сделал попытку осмыслить увиденное на войне. Пресса писала: «Автор раскрывает духовный мир советских людей и противопоставляет ему агрессивный мир гитлеровцев, звучит мотив превосходства высоких побуждений над жестокостью и корыстью».
Да, официальная критика вещала в черно-белых тонах, обобщенно, не замечая деталей. А вот главред «Нового мира» Твардовский разглядел всю суть и сразу приехал к Гроссману. После похвал он указал на «недоработки»: слишком мрачна картина военной жизни; мало о Сталине; много еврейской темы – один из главных героев физик Штрум.
Гроссман бросился спасать роман, и вскоре он появился в «Новом мире». Так, в окончательном варианте Штрум был задвинут на второй план, у него появился учитель, разумеется, русский. Но все равно роман «За правое дело» был высоко оценен читателями.
Но тут грянул неожиданный гром. Хотя почему неожиданный? «Писатели-патриоты» были начеку всегда – как только намечался успех у писателя-еврея, они тут же начинали привычную кампанию. Так было и с Мандельштамом, и с Пастернаком. Так произошло и с Гроссманом. Критик Бубеннов выступил со статьей «О романе В.Гроссмана «За правое дело», в которой были выдвинуты серьезные обвинения – неверное идейное осмысление подвига народа, нет определения ведущей роли партии и т.д. За Бубенновым ринулись в атаку и другие.

А тем временем писатель работал над второй частью дилогии – романом «Жизнь и судьба». Как отмечал литературовед Владимир Лакшин, роман Гроссмана «огромен, гулок, разветвлен – эпос сродни Льву Толстому», при этом содержал множество трагедийных страниц – например, описание конца Софьи Левинтон с мальчиком Давидом на пороге газовой камеры.
Как-то Василий Гроссман сказал о поэме Евтушенко «Бабий Яр»: «Наконец-то русский человек написал об антисемитизме. … тут дело в поступке – прекрасном, смелом». Создавая «Жизнь и судьбу», писатель сам совершил прекрасный и смелый поступок. Он писал без оглядки, доказывая, что всякая социальная покорность недопустима, ибо она есть  предательство. «Судьба ведет человека, – говорил Гроссман, – но человек идет потому, что хочет, и он волен не хотеть».
Когда роман был готов, встал вопрос – где его печатать? Автор отдал свою выстраданную книгу в журнал «Знамя», где главредом был Кожевников, что стало его роковой ошибкой. Редакция назначила день заседания – 19 декабря 1960 года, но Гроссман из-за проблем со здоровьем  придти не смог, и согласился, чтобы роман обсуждался без него. Его отсутствие развязало руки оппонентам – и понеслась: «Свой талант он употребил на выискивание всего дурного в жизни нашего общества. Роман для публикации неприемлем… все у него свертывается на 37-й год, пытки, концлагеря… Роман может порадовать только наших врагов». Ну и Кожевников подытожил: «Мы хотели раскрыть глаза Гроссману, чтобы он понял всю глубину своего падения…»
В трудную минуту Гроссмана поддержал все тот же Твардовский – приехал и заявил, что роман гениальный. Потом посетовал: «Нельзя у нас писать правду, нет свободы».
Еще до злополучного заседания в «Знамени» Липкин посоветовал Гроссману как-то сохранить экземпляр романа и тот молча вручил Липкину три папки. Липкин как в воду глядел – 14 февраля 1961 года роман «Жизнь и судьба» был арестован. Люди в штатском забрали все – и рукопись, и черновики, даже копировальную бумагу!
Гроссману приклеили ярлык «внутренний эмигрант», не печатали. Не выдержав изоляции, он обратился с письмом к Хрущеву: «Я много думал о катастрофе, произошедшей в моей жизни, о трагической судьбе моей книги… Моя книга не политическая. Я говорил в ней о людях, об их горе, радости…». Вместо ответа Гроссмана пригласили в ЦК на беседу к «серому кардиналу» Михаилу Суслову. Тот сказал: «Ваш роман – книга политическая… и она не будет напечатана».
Это было нелегкое время. Как вспоминал Липкин, «Гроссман старел на глазах. Телефон замолк, многие друзья его покинули. Чего эти люди испугались? Ведь Сталина уже не было…» Да, Сталина не было, но страх остался.
Но все же Гроссман работал. В последние годы он написал еще одно знаковое произведение – повесть «Все течет» об истории человека, проведшего в ГУЛАГе 30 лет. Так он завершал эпос о войне и об эпохе тоталитаризма – договаривал невысказанное. Рассчитывать на публикацию не приходилось, и это делало писателя абсолютно независимым. Гроссману надо было выкричаться, апеллируя уже к потомкам. Парадоксально, но в современной Украине мало знают об этой повести Василия Гроссмана. А ведь «Все течет» – это произведение, в котором впервые в советской литературе описана апокалиптическая картина голода в Украине.
…Василий Гроссман скончался 15 сентября 1964 года, немного не дожив до 59 лет. И даже кончина его была зацензурирована. В прессе вышел подготовленный Эренбургом некролог, из текста которого было выброшено все живое. Когда спросили одного из руководителей Союза писателей: «Неужели Эренбурга надо редактировать?» , последовал ответ: «Его-то как раз и надо».
Последующая же судьба произведений Гроссмана все же стала счастливой. Спасенный Липкиным экземпляр «Жизни и судьбы» был вывезен Владимиром Войновичем и напечатан в Швейцарии в 1980-м. На родине «Жизнь и судьба» вышла в 1988 году.
Закончить этот рассказ о Василии Гроссмане мы бы хотели словами самого писателя. Есть у него миниатюра «О смысле жизни»: «Они спорили. В чем смысл жизни? В борьбе! В любви! В творческой работе! В наслажденьи! Глупцы, сказал последний. Ведь смысл борьбы, любви, творчества, наслаждения в самой жизни».
Нам кажется, что несмотря на травлю, неприятие, которыми изобиловала окружающая писателя советская действительность, в жизни Василия Гроссмана присутствовали все эти составляющие. Его жизнь поистине была исполнена глубинным смыслом – в самом высоком, самом настоящем понимании этого слова.