ПАРАДОКСЫ СУДЬБЫ И ТАЛАНТА ИЛЬИ ЭРЕНБУРГА
125 лет назад в Киеве родился выдающийся прозаик, поэт и публицист
Трудно отыскать в истории русской культуры прошлого века фигуру более противоречивую, чем Илья Григорьевич Эренбург — писатель, публицист, общественный деятель, одновременно связанный с противоположными по своей сути культурными, политическими, нравственными (или безнравственными) кругами. Поэт-лирик, тонкий прозаик, он стал широко известен как политический публицист. Предлагаем нашим читателям вспомнить некоторые страницы жизни и творчества Ильи Эренбурга – на наш взгляд, любопытные, и возможно даже малоизвестные.
Илья Эренбург родился в Киеве 27 января 1891 года в семье инженера и домохозяйки. И хотя в 1895 году семья переехала в Москву, Илья все детство и юность продолжал часто бывать в Киеве, подолгу гостил в семье своего деда.
Эренбург и Киев
Из публикации историка Михаила Кальницкого:
«Эренбург говорил: «Я родился в Киеве на горбатой улице. Ее тогда звали Институтской». Дом писателя был разрушен в 1941-м, но о ранних годах Эренбурга в нашем городе напоминает здание по Музейному переулку, 8, принадлежавшее деду писателя. Спустя годы он писал: «Моя жизнь протекала в двух городах — в Москве и в Париже. Но я никогда не мог забыть, что Киев — моя родина».
Илья Эренбург снова увидел родной город в 1918 году. По сравнению с революционной Россией Киев казался островком стабильности, и сюда стекались тысячи беженцев. По выражению писателя, «Киев напоминал обшарпанный курорт, переполненный до отказа». Сам он жил в доме на Владимирской, 40/2, близ Золотых ворот у своего двоюродного брата Александра Лурье. Тогда же случился счастливый роман с красавицей художницей Любовью Козинцевой (сестрой режиссера). В Киеве сохранился дом на улице Саксаганского (Мариинско-Благовещенской), 22, где жила Люба. Уцелело и здание на Софийской, 5, рядом с нынешним Майданом, — место кофейни, которую часто посещали влюбленные.
В дальнейшем Эренбург еще не раз бывал в городе, выступал перед киевлянами. Тяжело переживал захват Киева осенью 1941-го, а, дождавшись освобождения, приехал и воочию увидел страшный Бабий Яр, узнал подробности трагедии. Сцена в Бабьем Яру стала одним из кульминационных моментов романа «Буря».
В Москве Илья учился в 1-й гимназии, где слушал проповеди Льва Толстого о нравственном самосовершенствовании. Там же подружился с Николаем Бухариным, участвовал в революционной организации, был арестован, но освобожден до суда, после чего в 1908 году бежал за границу.
В эмиграции Эренбург присутствовал на выступлениях Ленина, и даже бывал у него дома, общался с Луначарским, работал в Вене под началом Троцкого. Но, поселившись в Париже, юноша отошел от политики, начал писать стихи, которые отличались декадентской отрешенностью и символизмом. (Кстати, именно Эренбургу принадлежат знаменитые слова «Увидеть Париж и умереть».) Тогда же он подружился со многими писателями и художниками – Волошиным, Алексеем Толстым, Аполлинером, Леже, Модильяни, Пикассо.
В 1910 году Эренбург женился на переводчице Екатерине Шмидт, в 1911-м у них родилась дочь Ирина, ставшая впоследствии переводчиком французской литературы.
Эренбург и семья
Из рассказа правнучки писателя художницы Ирины Викторовны Щипачевой:
«Прадеда хорошо помню — мне было 11 лет, когда он умер. Мы с бабушкой Ириной Ильиничной часто гостили у него и его второй жены Любови Козинцевой. Он всегда был занят, но находил время терпеливо отвечать на мои бесконечные детские вопросы… Первой женой была моя прабабушка Екатерина Шмидт. Познакомились они в Париже, была любовь, и родилась моя бабушка Ирина… семейная жизнь не сложилась, но прадедушка всегда очень любил дочь и заботился о ней. Ирина подолгу жила с ним во Франции и стала переводчицей. Она счастливо вышла замуж за журналиста Бориса Лапина, но он, будучи военкором, погиб в боях под Киевом в августе 41-го. Бабушка мне говорила, что очень горевала и решила, что больше замуж не выйдет. Дальше – целая история. Однажды Илья Григорьевич во время поездки на фронт встретил маленькую, чудом спасшуюся девочку Фаню, на глазах которой немцы расстреляли всю семью. Эту девочку он привез в Москву в надежде отвлечь дочь Ирину от горя. И она удочерила Фаню. Было сложно, но теплота и любовь отогрели девочку. Я – дочь Фани. Фаня еще в детстве подружилась с Виктором, сыном поэта Щипачева, и соседский роман завершился недолгим браком, но я все-таки успела родиться. Потом мама снова вышла замуж, а я осталась с бабушкой. Она меня воспитала, мое отношение к жизни, принципы — все от нее. Она помогла мне стать художником».
Первая мировая война открыла Эренбургу путь в журналистику — он стал военкором, и сам увидел ужасы войны. В феврале 1917 года вернулся в Россию, но ему было трудно разобраться в происходящих там событиях. В 1921-м Эренбург снова уехал в Европу, много писал и печатался в Москве. Особое внимание привлек его роман «Необычайные похождения Хулио Хуренито», который вызвал споры, обвинения в нигилизме и скептицизме. Многие и сегодня считают «Хуренито» лучшим прозаическим произведением Эренбурга.
Эренбург и пророчества
О романе «Необычайные похождения Хулио Хуренито»:
Одно место из «Хуренито» до ужаса предрекало грядущий Холокост: «В недалеком будущем состоятся торжественные сеансы уничтожения иудейского племени в Будапеште, Киеве, Яффе, Алжире и во многих иных местах. В программу войдут, кроме излюбленных уважаемой публикой традиционных погромов, также реставрирование в духе эпохи: сожжение иудеев, закапывание их живьем в землю, опрыскивание полей иудейской кровью и новые приемы, как-то: «эвакуация», «очистка от подозрительных элементов» и пр. О месте и времени будет объявлено особо. Вход бесплатный». Просто жуть — кажется, что Эренбург прочитал Ванзейский протокол об «окончательном решении» еврейского вопроса более чем за двадцать лет до его возникновения!
Кроме того, в романе были другие пророчества. Леонид Жуховицкий писал: «Меня до сих пор потрясают сбывшиеся пророчества из «Хуренито». Случайно угадал? Но можно ли было угадать и немецкий фашизм, и его итальянскую разновидность, и атомную бомбу, использованную американцами против японцев. Наверное, в Эренбурге не было ничего от Нострадамуса. Было другое — мощный ум и быстрая реакция, позволявшие улавливать черты народов и предвидеть их развитие». Десятилетия спустя японские журналисты на одной из встреч все спрашивали Эренбурга — откуда он в 1922 году знал о грядущей бомбардировке Хиросимы и Нагасаки?
С 1923 года Эренбург работал корреспондентом «Известий», и пропаганда вовсю использовала его для создания привлекательного образа советского строя за границей. С начала 1930-х он вернулся в СССР, много ездил по стране, писал злободневные книги.
Характерным для его тогдашней позиции стало письмо Сталину от 13 сентября 1934 г. В письме предлагалось превратить Международную организацию революционных писателей (МОРП) в объединение кругов зарубежной интеллигенции, выступавшей против фашизма и в поддержку СССР. Проявив себя хорошим психологом, Эренбург составил письмо — почтительное и деловое, без излишних подробностей, рассчитывая, что именно так сможет привлечь внимание Сталина: «Я долго колебался, должен ли я написать Вам. Если я все же решился, то это потому, что без Вашего участия вопрос об организации близких нам литератур Запада и Америки вряд ли может быть разрешен». Назвав имена около 30 зарубежных писателей, которые могли бы войти в проектируемую организацию, Эренбург завершил письмо словами: «…мне кажется, что и помимо нашей литературной области такая организация будет иметь политическое значение».
Эффект письма был еще более существенным, чем ожидал писатель. Сталин тут же отписал Кагановичу: «Прочитайте письмо т.Эренбурга. Он прав. Это необходимо. Хорошо бы расширить рамки МОРП: (а) борьба с фашизмом, (б) активная защита СССР и поставить во главе МОРПа т.Эренбурга. Это большое дело». Иначе говоря, Сталин повторил предложения Эренбурга, и доверил ему высокий партийный и международный пост.
Ну а с началом войны Илья Эренбург приступил к своей титанической публицистической работе. «Мне рассказывали люди, что у партизан существовал приказ: «Газеты после прочтения употреблять на раскурку, за исключением статей Ильи Эренбурга». Это поистине самая короткая и самая радостная для писателя рецензия», — писал Симонов. Сам же Эренбург так рассказывал о первых днях войны: «22 июня меня повезли в «Труд», в «Красную звезду», на радио. Я написал первую военную статью. … спросили: «У вас есть воинское звание?» — я ответил, что нет, но есть призвание: поеду, куда пошлют, буду делать, что прикажут».
Кроме того, публицист постоянно выступал с лекциями для фронтовых корреспондентов, в частности напутствуя коллег: «…прежде чем отдать материал …в руки утомленного редактора, еще раз внимательно прочтите, подумайте, даст ли ваше произведение солдатам, находящимся в окопах, необходимую для них живительную влагу. Избегайте крикливых, ничем не оправданных призывов, — каждый лозунг следует облечь в сжатую, эмоциональную, но непременно в литературную форму».
Эренбург и лозунг «Убей немца!»
Он не сдерживал своей ненависти к нацистам — она выплескивалась в каждой его публикации. Считается, что Эренбургу принадлежит авторство знаменитого лозунга «Убей немца!». Хотя его статья, опубликованная 24 июля 1942 года и получившая огромное распространение, называлась «Убей!». Вот выдержка из нее: «Если ты убил одного немца, убей другого… Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! — это просит старуха-мать. Убей немца! — это молит тебя дитя. Убей немца! — это кричит родная земля. Не промахнись!» За острые антинацисткие призывы Гитлер издал распоряжение поймать и повесить Эренбурга, а пропаганда Третьего Рейха прозвала его «домашним евреем Сталина».
История с лозунгом получила свое продолжение уже в конце войны. Городок Неммерсдорф близ Кенигсберга (ныне Маяковское, Калининградская область России) был одним из первых в Восточной Пруссии, занятых советскими войсками, и представлял собой важный укрепленный пункт. Утром 21 октября 1944 года городок, в окрестностях которого располагался спиртзавод, был занят частями Красной армии, состоявшими в основном из бойцов-«штрафбатников». Когда 23 октября немцы отбили город, они обнаружили там погибших местных жителей, в основном женщин – изнасилованных и убитых. 24-25 октября в Неммерсдорф прибыли представители немецкого Генштаба и военные репортеры. Был составлен рапорт о том, что «все молодые женщины подверглись изнасилованию, некоторые многократному, а потом убиты». 27 октября в немецких газетах вышли статьи о «ярости советских бестий» с подробными описаниями убийств.
Можно ли утверждать, что со стороны советских солдат по отношению к населению не было насильственных действий? Нет, к сожалению, нельзя. А немцы давно ожидали подходящего случая, чтобы создать жупел «смертельной угрозы со стороны диких большевистских орд». 26 октября Геббельс записал в дневнике: «Это преступление я сделаю поводом для кампании в прессе». Тут-то ему и «вспомнился» лозунг Эренбурга трехлетней давности, и Геббельс постарался расписать зверства «азиатких орд», которые по призывам Эренбурга «убивали немцев только за то, что они – немцы». Генералы, желая воодушевить своих солдат, писали в приказах: «Эренбург призывает азиатские народы «пить кровь» и насиловать немецких женщин. Подлостью было бы отступать, ибо немецкие солдаты защищают своих жен». Геббельс распространял легенду о еврее Эренбурге, который жаждет уничтожить немецкий народ, а его газеты изображали писателя кровожадным страшилищем. Приказом от 1 января 1945-го к кампании примкнул сам Гитлер: «Сталинский придворный лакей Эренбург заявляет, что немецкий народ должен быть уничтожен»…
Но ведь Эренбург, когда призывал «Убей немца!», имел в виду немцев, вторгшихся с оружием в руках на его родину. В любой войне призыв «Убей врага!» естественен, о чем и шла речь в публикации — там все очень ясно сказано. Не мог и не должен был Эренбург в 1942 году думать и знать, что случится в Восточной Пруссии в 1945-м… Кстати, можно сказать, что писатель отреагировал на ситуацию. Вот отрывок из его статьи в «Красной Звезде» от 14 марта 1945 г.: «Я получил письмо от человека, которого больше нет. Этот наш офицер погиб на немецкой земле, письмо мне переслали его товарищи, и я хочу, чтобы эти слова дошли до моих читателей… Вот что писал он накануне смерти: «Огонь ненависти поддерживал нас в самые тяжелые дни. Теперь мы в Германии. Немцы думают, что мы будем делать на их земле то, что они делали на нашей. Эти палачи не могут понять величие советского воина. Мы будем суровы, но справедливы, и никогда наши люди не унизят себя…». Гордость переполняет мое сердце, когда я держу этот лист бумаги: на нем …слова, написанные кровью, высокие, прекрасные слова. Мы побеждаем фашизм не только на поле брани, но и в моральном поединке между злом и добром… Наша ненависть – высокое чувство, оно требует суда, а не расправы, кары, а не насилия…. Советский воин пришел в Германию не за добычей, не за барахлом, не за наложницами, он пришел в Германию за справедливостью…». Понятно, что здесь Эренбург выдает желаемое за действительное. Но в другой форме высказать в советской печати осуждение насилия в отношении немецкого населения ему никто бы не позволил.
После войны в 1947 году Илья Эренбург переехал в квартиру на Тверской улице, где прожил до самой смерти. В послевоенные годы он опубликовал дилогию — романы «Буря» и «Девятый вал», вызвавшую неоднозначные оценки коллег по цеху.
Эренбург и «борьба с космополитизмом»
С началом борьбы с космополитизмом в струю «разоблачения» попал и сам Эренбург. Ему припомнили декадентские стихи, довоенные романы. На «историческом» писательском собрании Эренбурга ругали за все, вплоть до публицистики военных лет. Вот отрывки из стенограммы:
«Повестка дня: «Обсуждение литературной деятельности «беспартийного» писателя Ильи Эренбурга». Анатолий Суров: «Я предлагаю Эренбурга исключить из Союза советских писателей за космополитизм». Николай Грибачев: «… в романе «Буря» он … лишил жизни русских героев. … отдал предпочтение француженке … напрашивается вывод: русские люди пусть умирают, а французы — наслаждаются жизнью? … Эренбургу, презирающему все русское, не может быть места в рядах «инженеров человеческих душ», как назвал нас гениальный вождь и мудрый учитель Иосиф Виссарионович Сталин». Михаил Шолохов: «Эренбург — еврей! …ему чужд русский народ, …он не любит Россию. Тлетворный, погрязший в блевотине Запад ему ближе. Я считаю, что Эренбурга неоправданно хвалят за публицистику военных лет…»
Илья Эренбург: «Вы только что с беззастенчивой резкостью, на которую способны злые и завистливые люди, осудили на смерть мой роман «Буря», пытались смешать с золой мое творчество. … каждый имеет право принять книгу или ее отвергнуть. Я могу привести множество читательских отзывов… не для того, чтобы вымолить прощение, а чтобы научить вас не кидать в человека комья грязи. …Разрешите выступление закончить прочтением еще одного письма, самого дорогого из всех отзывов, полученных мной. Оно лаконично и займет у вас немного времени. «Дорогой Илья Григорьевич! Только что прочитал Вашу чудесную «Бурю». Спасибо Вам за нее. С уважением И.Сталин».
Что творилось в зале! Те самые «инженеры-людоведы», которые только что ругали Эренбурга, теперь без всякого стыда ему аплодировали…
После смерти Сталина, в 1954 году Эренбург написал повесть «Оттепель», в которой передал свои ощущения «оттаивания» человеческих сердец. Там отсутствовала серьезная критика сталинского режима, однако его неприятие и надежда на перемены чувствовались «между строк». Многие считали «Оттепель» слабой в литературном отношении, но признавали ее важную роль в пробуждении общества. Неслучайно тот период советской истории получил наименование «хрущевской оттепели».
В конце 1950-х Эренбург начал работу над книгой мемуаров «Люди. Годы. Жизнь». Изданная в 1960-е годы, она включала шесть частей; седьмая (незаконченная) была опубликована только в 1987 году. В книге описаны события первой половины XX века, даны литературные портреты многих выдающихся личностей – Эйнштейна, Есенина, Мандельштама, Маяковского, Пастернака, А. Толстого, Цветаевой, Тувима, Хемингуэя, Матисса, Модильяни, Пикассо и др.
Публикация мемуаров проходила в борьбе с цензурой. Эренбург не отрицал, что его книга субъективна и отстаивал свое право на такую оценку. Мемуары подвергались критике с двух сторон – как консерваторами, так и теми, кто надеялся увидеть в них «всю правду». Эренбург оправдывался тем, что из его книги читатели узнают хотя бы часть правды. И действительно, его мемуары сыграли важную роль в становлении мировоззрения «шестидесятников».
Илья Эренбург умер 31 августа 1967 года в Москве. Незадолго до смерти он написал: «Я — русский писатель, а покуда на свете будет существовать хотя бы один антисемит, я буду с гордостью отвечать на вопрос о национальности: «Еврей». Мне ненавистно расовое и национальное чванство. Оно не раз приводило человечество к страшным бойням. …Книга тоже может бороться за мир, за счастье… Я сказал то, что думаю о долге писателя и человека. А смерть должна хорошо войти в жизнь, стать той последней страницей, над которой мучается любой писатель. И пока сердце бьется — нужно любить со страстью, со слепотой молодости, отстаивать то, что тебе дорого, бороться, работать и жить, — жить, пока бьется сердце…»
