Имя

И море там — Израилеванное!

Геннадий БРУК | Номер: 02/302 Февраль 2018

К 80-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО

Творчество Высоцкого поражает не только высочайшим поэтическим и неподражаемым исполнительским мастерством, но и разнообразием тематики. С глубокими произведениями трагического и философского содержания соседствуют песни, стилизованные под «блатные», и песни шуточные, на первый взгляд, легкие, чисто развлекательные. Но при внимательном прослушивании и, особенно, при прочтении в них просматривается и глубина чувств героя, пусть нередко внешне примитивного и нелепого, и серьезная сатира на «родную» действительность.
Среди наиболее популярных шуточных песен — «Мишка Шифман». Услышав ее в первый раз и вволю отсмеявшись, мы задумываемся и замечаем, что она не так уж проста. Недаром с первой же строки утверждается, что Мишка «башковит», в одном из вариантов фраза была продолжена: «по образованию», в окончательном варианте последовало более определённое: «Мишка — врач…». Поскольку вся песня построена как рассказ друга Коли, то в дальнейшем все несуразицы в тексте надо отнести не на счет башковитого и образованного Мишки, а воспринимать как ошибки Коли либо его неверный пересказ Мишкиных слов.
«А кого ни попадя, пускают в Израиль». Пускали-то – да, хоть не всякого, а вот как выпускали…
«Чуть было не попал в лапы Тель-Авива» — во-первых, распространенный штамп советской печати о том, что уезжают только пойманные «лживой» израильской пропагандой, во-вторых, игнорирование факта, что столица Израиля — Иерусалим. А ведь и по сей день в России многие считают Тель-Авив столицей еврейского государства.
«Моше Даян … агрессивный … ну, а где агрессия…» — мы помним, что в СССР иначе, чем агрессией Израиля не объясняли кровопролитие на Ближнем Востоке, но в песне-то ясно просматривается ирония далеко не рядового советского обывателя.

«Они же нас выгнали с Египета!»

Высоцкий не очень-то любил разжевывать тексты, а не считая слушателя и особенно читателя способным только глотать преподнесенное, оставлял место для фантазии. Под песню не очень успеешь подумать, но услышишь достаточно, чтобы что-то шевельнулось в сознании, а потом, переслушивая или перечитывая — строй свои предположения. Кто-то смеется над безграмотностью Мишки — мол, перепутал выход евреев из египетского плена с изгнанием. Примитивно, зато думать не надо, да и на Мишку, башковитого врача, свысока взглянуть приятно — допился, дескать. Но известно, что нельзя понять произведения без учета реалий, в том числе исторических. Вот и вспомним историю: «В 1972 году А.Садат решил выслать из Египта советских военных советников. Несколько десятков тысяч человек (включая женщин и детей) в кратчайшие сроки покинули страну под саркастические комментарии западных и израильских СМИ. Попытка наших идеологических работников, погрязших в устаревших догмах, тупо протащить в полуфеодальную страну идеи диктатуры пролетариата и отмены частной собственности провалилась». Есть и советская версия, что СССР сам начал вывод из Египта развернутых там воинских частей, оставляя только «специалистов» — военных советников, но кто у нас верил, что Союз может что-то оставить добровольно? А возвращение десятков тысяч военных с семьями не могло остаться незамеченным. И по кухням — нашим квартирным клубам — поползли слухи: «выгнали с Египета». Мне лично иная мысль даже в голову не приходила — Мишке я доверял. Опять же — «нас». И Мишка, и Коля были советскими гражданами, а Коля — даже не еврей, так что ассоциировать себя с выходящими из рабства евреями, я уверен, не могли. А вот смыть позор, переметнувшись из опозоренной страны в страну-победительницу — вполне здравое решение. И откладывать Мишка не стал — не позже как с начала следующего года, с 8 января, с Рождества то есть, быть в Израиле.

…С Мишки — прочь сомнения:
У него евреи сплошь —
В каждом поколении.
Дед параличом разбит —
Бывший врач-вредитель…
А у меня — антисемит
На антисемите.

Когда-то Ильф и Петров написали, что в советской стране евреи есть, а еврейского вопроса нет. Но мы хорошо знаем, что хоть в СССР не было географической «черты оседлости», но были другие ограничения для евреев в карьерных и образовательных сферах. В результате непримиримой «борьбы с космополитизмом» была полностью разгромлена еврейская культура.
В 1953 году было состряпано «дело врачей», под которое готовилась совсем уж фашистская акция — высылка евреев в Сибирь. К счастью — «не состоялось» (по случайному совпадению так в некоторых сборниках называется песня про Мишку). Но дело-то врачей состоялось, хотя не было доведено до конца — вдохновитель и организатор, отец народов, диктатор, почти фараон-наместник бога, скоропостижно скончался. Между прочим заметим, что Мишка — не просто врач, а врач, как минимум, в третьем поколении — от деда, в одном из набросков так и было сказано. И такой-то потомственный еврейский интеллигент мог спутать «исход» с «изгнанием»?

…Мишке там сказали «нет»,
Ну а мне — «пожалуйста».
Он кричал: «Ошибка тут,
Это я — еврей!…

Когда в результате героической борьбы за выезд в Израиль из СССР начали выпускать евреев, перед желающими репатриироваться воздвигались различные барьеры, самые нелепые, вот и спето: «за графу не пустили пятую».
Сколько острых проблем представлено в «юморном» «Мишке Шифмане»! Мало того — спето перед публикой, притом с подробностями, о которых обычно не упоминалось в советской прессе.
Как это могло случиться? Откуда поэт детально знал соответствующие реалии, как ухитрился втиснуть их в шуточную песню и озвучить «при огромном скопленьи народа»?
В.Высоцкий, еврей по отцу, никогда не отрекался от своих еврейских корней. Евреи встречаются в его песнях гораздо чаще, чем в стихах большинства русских поэтов, причем встречаются в песнях не только серьезных, но и в шуточных, как привычная, рядовая деталь быта. Неудивительно, что о многом он знал не только из газет.
Примечательно, что даже в неподцензурном альманахе «Метрополь», единственном прижизненном издании, для которого стихи были подготовлены самим поэтом, среди девятнадцати вошедших туда произведений было и стихотворение «Он был хирургом, даже нейро…», посвященное нейрохирургу Эдуарду Израилевичу Канделю (1923-1990), одному из пионеров применения стереотаксического метода в нейрохирургии, разработавшему хирургическое лечение аневризмы сосудов головного мозга:

Всех, кому уже жить не светило,
Превращал он в нормальных людей.
Но огромное это светило,
К сожалению, было еврей.

Так как в художественном отношении это, по моему мнению, не самое сильное произведение Высоцкого, надо думать, что оно было помещено в «Метрополь» именно с целью осветить состояние «еврейского вопроса» в СССР и отношение самого поэта к «несуществующему» вопросу.

Но все же наиболее известными песнями Высоцкого на еврейскую тему являются «Антисемиты» (1964) и «Мишка Шифман» (другое название песни «Не состоялось»,1972). Известно по семнадцать вариантов исполнения каждой из этих песен, причем исполнение «Мишки» в немецком Кельне для работников советского посольства 14 апреля 1979 года я бы отнес к категории рискованных экспериментов.
Был ли у Мишки Шифмана реальный прототип?
В газете московского КСП «Менестрель» (№1, 1981) можно прочитать: «…Гися Моисеевна и ее сын Мишка Шифман». Ошибка, конечно, хотя кое-кто в те годы принимал эти сведения всерьез.
В 1996 году в газете «Комсомольская правда» была опубликована беседа Михаила Рыбьянова с Л.А.Штурманом, во вступлении к которой говорится: «Леонид Абрамович — двоюродный брат Михаила Яковлевича Яковлева, друга детства Высоцкого». В интервью Штурман отметил, что прототип Мишки Шифмана из одноименной песни — реальный человек: «Вот он (Высоцкий) пел такую песню, что еврей и русский собрались в Израиль, а пустили не еврея, а русского. … Мишка Шифман — это муж моей сестры».
Других данных о Мишке Шифмане найти не удалось, а по поводу «Михаила Яковлевича Яковлева, друга детства Высоцкого» и его мамы стоит, пожалуй, поговорить поподробнее, хоть это и не имеет прямого отношения к нашей теме о «Мишке Шифмане».
Яковлевы были соседями Высоцких по коммуналке, да не просто соседями, а такими, что когда при сносе старого дома на 1-й Мещанской им предоставили «метраж» в новом доме на проспекте Мира, они предпочли совместное проживание двух семей в трехкомнатной квартире. Одна комната — Высоцкие, другая — Яковлевы, а проходная — как бы общая столовая, чисто условно по цвету салфеточек и оконных занавесок — голубые и розовые — делившаяся на две половины. В этой общей комнате за ширмой жили потом молодожены Володя и Иза Высоцкие. Народная артистка России Иза Константиновна Высоцкая подробно описала этот романтический период в своей книге «Короткое счастье на всю жизнь» (2005).
Михаил Яковлев знал Володю с момента прибытия будущего поэта и барда домой из «родилки». Двенадцатилетний Михаил даже был соавтором и исполнителем коллективного письма обитателей коммуналки, полученного мамой малыша Ниной Максимовной еще в роддоме. В этом письме общественность коммуналки предлагала Высоцким назвать новорожденного члена сообщества Олегом, в честь киевского князя. Но родители назвали сына Володей, чем несколько разочаровали соседей (в 1967 году В.Высоцкий создал свою «Песню о вещем Олеге» и таким образом вернул свой «долг» князю). То есть, если говорить о «знали друг друга с детства», то Миша Володю знал с двенадцати лет, а для Володи Миша, как говорится, был всегда, но тогда говорить о дружбе было еще рановато.
Михаил вспоминал: «Виделись мы редко… Да и, честно говоря, я Володю иногда недооценивал: «большое видится на расстоянии» … Ну кто для меня был Вовка Высоцкий — сосед, который на двенадцать лет моложе меня. Я еще раз скажу, что тогда я не видел в Володе большого поэта, это моя вина и мой грех…».
Как известно, разница в возрасте с течением времени сглаживается, и «…когда Володя записал свою первую пластинку во Франции, то позвонил мне:
— Немедленно приезжай! Привез десять авторских пластинок…
Я приехал, он торжественно вручил мне пластинку с такой надписью: «Вечному другу и вечному соседу — Мише Яковлеву».
Михаил Яковлев, «друх», как называл его Владимир, («Друх! Вот ты — член Союза журналистов, а я ни в каком творческом союзе не состою. Уйду из театра — и я никто. Тунеядец…»), к тому времени инженер электролампового завода и автор фраз типа «у меня перестал болеть зуб, и я спокойно слез со стены», вошел в историю советской культуры как один из основателей КВНа.
Кстати, в своих воспоминаниях о Высоцких Миша упоминает и отца поэта Семена Владимировича:
«Он мог вернуться домой поздно и, не заходя к себе, постучаться в нашу комнату:
— Гися! У тебя сегодня борщ?
— Борщ…
— Тогда грей!
Мама вставала, разжигала керосинку, грела борщ. Я же говорю, мы жили одной семьей.
Я уверен, что своим умением общаться с самыми разными людьми Володя обязан отцу. Потому что в Семене Владимировиче, по моему мнению, пропал блестящий актер. Как он умел «вести стол», как он рассказывал анекдоты!»
Эти воспоминания тем более важны, что опровергают ложь Марины Влади в адрес Семена Владимировича. Когда те, кто знаком с реальной жизнью Высоцкого и его близких, указывают на искажения фактов в романе, написанном Мариной, она обычно отвечает, что это же книга, а книгу должны покупать. Но ведь очевидно, что если в книге пишется о реальных людях с настоящими, не условными именами, то это уже не просто роман, а история. А историю нельзя «подгонять под себя» или под читателя, потому что тогда она становится фальсификацией.
Мама Миши Яковлева, «легендарная», по выражению второй жены поэта Людмилы Абрамовой, Гися Моисеевна стала «главной героиней второго плана» в «Балладе о детстве» Высоцкого. Михаил рассказывал: «…если раньше говорили: «Вот Миша Яковлев — один из авторов КВН, а это его мама — Гися Моисеевна. А потом, когда мамы не стало и я приходил к Нине Максимовне, где собирались Володины родные и друзья, то меня представляли так: «А это Миша Яковлев, наш сосед, сын Гиси Моисеевны…».
Помните:

И било солнце в три ручья,
сквозь дыры крыш просеяно
На Евдоким Кириллыча
и Гисю Моисеевну.
Она ему: Как сыновья?
— Да без вести пропавшие!
Эх, Гиська, мы одна семья,
вы тоже пострадавшие.
Вы тоже пострадавшие,
а значит обрусевшие.
Мои — без вести павшие,
твои — безвинно севшие…

 

Как видим, здесь Высоцкий опять не обошелся без евреев и некоторых намеков на «еврейский вопрос».
Несколько деталей по поводу других лиц, упомянутых в вышеприведенной цитате. Они не имеют отношения к «Мишке…», но могут показаться интересными читателю. Известно, что в паспорте у Яковлевой, в девичестве Гофман, значилось — Шейна-Гися-Лейза Эрлиповна. Фамилия ее мужа Якова Михайловича «Яковлев» появилась сначала как его партийный псевдоним в годы гражданской войны, т.к. он участвовал в подпольной работе. На псевдоним были сделаны все документы, а первоначальная еврейская фамилия ушла в небытие. Яков Михайлович Яковлев в августе 1941 года записался в ополчение и ушел на фронт. Погиб в октябре 1941-го под Вязьмой. Репрессированных в семье Яковлевых не было.
«Евдоким Кириллыч» (Усачев) погиб на фронте. У него было трое детей — Николай, Михаил и Нина, но никто из них не был без вести пропавшим. Вот цитата из воспоминаний Михаила Яковлева: «Хорошо помню Николая, двоюродного брата Володи Высоцкого… Однажды Николай появляется у нас, появляется после сталинских лагерей. А попал он туда, кажется, за то, что с голоду украл буханку хлеба. … В лагере заболел туберкулезом, вернулся, по существу, инвалидом. … И вот мы втроем — Володя, Коля и я — иногда сидели до утра, Коля рассказывал нам про лагерную жизнь, пел тюремные песни. Я глубоко убежден, что это оказало влияние на первые песни Высоцкого, так называемые блатные. … И я думаю, что влияние Николая на Володю еще недостаточно оценено».
Откуда поэты и писатели берут имена для своих героев? Нередко и сам автор сказать не может, но двоюродный брат Николай — один из близких поэту носителей этого имени.
Николай отбывал срок на золотых приисках в Бодайбо, рассказывал о них Высоцкому, и наверняка неслучайно появились потом строчки:
А меня в товарный и на восток,
И на прииски в Бодайбо.
Это было написано в 1961 году. А в 1976-м Высоцкий сам побывал на этих приисках в качестве гостя Вадима Туманова и сочинил песню «В младенчестве нас матери пугали» с посвящением другу:

Не раз нам кости перемыла драга —
В нас, значит, было золото, братва!

* * *

Если в песне «Антисемиты» прямо в лоб сказано о бытовом антисемитизме и тема решена простым перечислением нелепых «аргументов» юдофобов, то главная тема в «Мишке» — репатриация евреев в Израиль и такой болезненный вопрос как «отказничество», т.е. процесс политический, находящийся под непосредственным контролем государства.

В 70-х выезд репатриантов в Израиль еще не достиг такого массового характера, как в начале 90-х, тогда поток желающих сдерживался искусственно, что и мастерски обыграно в песне. Круг затронутых в «Мишке» проблем куда разнообразнее, чем бытовой антисемитизм. Здесь и упоминание о деле врачей, и о советском вмешательстве в ближневосточные дела, и затрепанные пропагандистские штампы об «израильской агрессии», насмешка над провалами российской внешней политики и над плохим знанием реальной истории. И в итоге источником Мишкиных бед оказывается государство в лице ОВИРа.
В песне автор демонстрирует очень неплохую осведомленность в израильских делах – трудности в трудоустройстве, арабская угроза и отсюда необходимость службы в армии для женщин. Особо стоит вопрос об экономических причинах репатриации. В черновых вариантах песни им придавалось бОльшее значение, а в окончательных они отошли на второй план. Тем отчетливее прозвучала тема «пятой графы».
В «Антисемитах», в соответствии с простотой сюжета, количество вариантов исполнения песни невелико, а наиболее острая строка «…поддержка всех наших двухсот миллионов» исполнялась автором реже, чем более расплывчатое «энтузиазм миллионов». А вот количество исполнений разных вариантов «Мишки» превышает основной вариант песни. Читая их, мы видим, какая огромная работа над песней проводилась поэтом.
Позволю себе еще одно отклонение от основной темы, приведу цитату: «Был он (Александр Галич) зорок, когда пел впервые новую песню. Глядел вовсю, выверял, проверял, взвешивал, отмеривал, отмечал впечатления. Высоцкий практически ничего не переделывал. Володя — стихия, ураган, а ураган не может вернуться назад и подправить разрушенное. Саша почитал Слово, Володя сам был Словом, сказанным Россией…» (П.Леонидов. Операция «Возвращение», Нью-Йорк, 1981). Павел Леонидов – родственник Высоцкого, он называл себя двоюродным братом поэта, но фактически их родство было более отдаленным.
Количество известных набросков вариантов строк и строф «Мишки…» опровергает эмоциональное высказывание Леонидова и читатель может сам составить представление о работе поэта над песнями.
Приводим часть из отброшенного или измененного в работе над песней (Высоцкий В.С. Собрание сочинений в четырех книгах. Книга первая «Грустный романс». М, Изд-во «Надежда-1», 1997, стр. 483-487):

Голду Меир я поймал
В радиоприемнике.
Я, вообще, не сионист —
Что мне синагога!
Но она — премьер-министр,
Обещает много!
Она уже вошла во вкус,
И изменила только стиль:
Мол, покидайте вы Союз,
Мол, я тут с вами разберусь,
И, мол, валяйте в Израиль.
В глаза пускает
Евреям пыль,
И подбивает
На Израиль.
Телам и ртам —
Икра и ванная…
И море там —
Израилеванное!
Ох, катанем
Мы в Израиле
Да на своем
Автомобиле.
Что же это вдруг творится,
Что за новый стиль?
Стали многие проситься
Ехать в Израиль.
А на кой нам Израиль,
Что мы там забыли?
Ну а он: «Автомобиль
Будет в Израиле!»
Мишка Шифман круто гнет
Мягкими манерами:
«Станем, Коля, через год
Мы миллионерами!»

Как видим при сравнении набросков и окончательного варианта песни – только море и осталось из материальных благ, ожидающих репатриантов в Израиле.

И решил я в это влезть
Как могу скорей,
Но одна загвоздка есть,
Что я — не еврей!
Русский дед, отец и мать,
Буква «Р» — расейская,
Да и внешность, так сказать,
Не совсем еврейская.
Это Мишка Шифман все затеял…
Что ему волнение:
У него евреи сплошь
И в третьем поколении!
И отец — седой, как лунь, —
За еврейство битый,
А у меня, куда ни плюнь,
Одни антисемиты!

В окончательном варианте вместо «за еврейство битый» (то ли намек на погромы, о которых достаточно сказано в «Антисемитах», то ли намек на служебно-идеологические преследования) появилось политически более острое упоминание о сфабрикованном процессе «врачей-вредителей», т.е. о государственном антисемитизме.

Гинекологов одних —
Как собак нерезаных,
Значит — дети, как на грех,
Медленно родятся…
Вот они и просят всех:
«Приезжайте, братцы!»

Как видим, не забыл поэт про часто упоминаемое (теперь, правда, реже) отставание рождаемости в еврейских семьях по сравнению с арабскими, которое представляет демографическую угрозу существованию Израиля.

Под ружьём и бабы там —
Просто срам и страх!
Потому — арабы там
Прямо в двух шагах.

Мне жаль, что эта строфа не вошла в окончательный вариант, но автор, вероятно, не хотел, так сказать, «перегнуть», а его поэтическое чутье наверняка лучше моего.
Были в набросках и такие строчки, опровергающие миф об агрессивности «этих евреев»:

Во Вьетнаме и в Корее
Воевали не евреи!

Но то, что эти строчки не были включены в песню, меня радует, ибо они не совсем правдивы — да, корейская и вьетнамская войны были затеяны не «сионистами», но все же без евреев не обошлось. Мой отец майор Брук Давид Михайлович, служивший тогда в Иркутске в зенитной бригаде, воевал в Корее в качестве… китайского «народного добровольца». И таких «китайцев» воевало в Корее немало. Уверен, что евреи сражались и в американских частях.

Голда Меир и Моше Даян
На евреев напустил дурман,
Действовал, как иллюзионист,
Этот одноглазый сионист.

Данный набросок превратился в песне в более «крепкий», высказанный в стиле русского алкаша.
Строфа «Ну, а где агрессия/Там мне не резон» немного перекликается с написанной в 1968 году галичевской песней «О том, как Клим Петрович выступал на митинге в защиту мира»: «Израильская, — говорю, — военщина/ Известна всему свету!/ Как мать говорю, и как женщина/ Требую их к ответу». Строки Галича написаны в полном соответствии со стилем советской прессы, только – в пародийном духе.

Почему же мне — лафа,
А ему не светит?
Видно, пятая графа
Подвела в анкете!

Сравнивая с традиционной версией, видим, что в окончательном варианте Высоцкий предпочел поэтически более интересную редакцию. Но в отношении «канонического» текста попался мне однажды комментарий, высказанный на полном серьезе: мол, Мишкины претензии в отношении «пятой графы» беспочвенны — его не пустили, потому что он алкаш, а Колю пропустили в Израиль как трезвенника. Версия тем более нелепа, что бытовое «не пустили» на самом-то деле означает «не отпустили», т.е. не Израиль не принимал потенциального репатрианта, а СССР не отпускал. А ведь отпустить алкаша, избавившись от него таким образом, куда целесообразнее, чем потерять трезвого работягу! Комментатор то ли не додумал, то ли был на стороне тех, кто не отпускал. У Высоцкого же простоватый черновой вариант более конкретен, чем окончательный, но, видимо, не устроил автора, потому что слишком «разжеван», не оставляет места для размышления.
Хоть в окончательном варианте вся песня исполняется от имени «друга Коли», видимо, автор рассматривал и возможность диалога героев — последующие строки, надо думать, предполагались от имени Мишки:

Ну за это я спокоен —
У меня лицо такое,
Что анкеты заполнять не надо.
А мои отец и мать
Просто стопроцентные евреи.
В общем, все в порядке, слава богу,
Долго я готовился в дорогу,
Посещал исправно синагогу…

Видимо, в процессе работы над песней поэт так сроднился со своим героем, что ему не сразу удалось с ним расстаться. Поэтому Мишка Шифман снова появился в одном из вариантов «Лекции о международном положении» (черновик от декабря 1978 года):

Сижу на нарах, жажду передачу я —
Приемничек сосед соорудил!
Услышу Мишку Шифмана — заплачу я:
Ах, Мишка, я ж тебя и породил!

***

Ну что ж, сегодня граждане Израиля, когда-то приехавшие в эту страну из СССР, могут смело сказать – раз мы здесь, и раз здесь «на четверть бывший наш народ», значит не прошли даром ни героическое «самолетное дело», едва не стоившее жизни М.Дымшицу и Э.Кузнецову и оплаченное ими многими годами заключения, ни движение «Отпусти народ мой», ни мытарства многих тысяч «отказников».