АВТОР «МАРША АВИАТОРОВ»

Михаил ФРЕНКЕЛЬ | Номер: Июль 2013

Юлий Хайт

Юлий Хайт

(Кто у кого украл мелодию)
Мы рождены, чтоб сказку
сделать былью,
Преодолеть пространство
и простор.
Нам разум дал
стальные руки-крылья,
А вместо сердца
пламенный мотор!

Людям старшего поколения памятны эти строки из «Марша авиаторов», поскольку в советские времена, наверное, не было дня, когда бы они не звучали по радио или в телепрограммах.
Однако же, времена меняются.
«Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется…» Еще раз я убедился в высокой правдивости этой мысли поэта, когда из случайного разговора на житейские темы вдруг выкристаллизовалась беседа о судьбе талантливого человека.
На этот раз речь шла о словах Севы Новгородцева. Но главным героем нашей беседы с директором киевского Музея Шолом-Алейхема Ириной КЛИМОВОЙ стал не знаменитый сотрудник заграничных радиоголосов, а человек, о котором он позволил себе неосторожные и несправедливые слова. Этого человека звали Юлий (Илья) Хайт. И был он талантливым композитором. Большая часть его жизни прошла в Москве, но молодость — в Киеве.
Он был студентом юридического факультета Киевского университета. Очевидно, это впоследствии способствовало тому, что он возглавил Российское авторское общество (РАО).
Как оказалось, Ирина – близкая родственница Хайта. И она весьма возмущена тем, что в одной из своих статей Новгородцев незаслуженно по нему «прошелся».

– Как-то мой давний приятель Юрий Камянной, – рассказала Ирина, – укорил меня: «Ирка, что ты гордишься дядиным маршем? Он же слямзил его у немцев». Я была глубоко оскорблена этим обвинением. Откуда ты это взял? – спросила я у него. И он ответил: прочти статью Севы Новгородцева. Через некоторое время я нашла запись радиопередачи в Интернете. И убедилась – да, так там и сказано.
Глаза Ирины горели возмущением.
– В «застойные» времена мы привыкли к тому, что «голоса» в отличие от газеты «Правда», действительно не врут. И тут такая ложь. Ведь в нашей семье сохранились ноты этой мелодии, датированные 1926 годом. Вот почему утверждение о том, что Хайт украл эту музыку, вызывает у меня горечь и обиду. Это непростительно. Где-нибудь в Европе можно было бы подать в суд, и я, наконец, стала бы миллионером. Но шутки шутками, а обидно до слез. И вдвойне от того, что Хайта обвинили, будто он украл мелодию у нацистов!
Мария Хайт

Мария Хайт

– Ира, понимаю Ваше возмущение. Юлий Хайт действительно попал в неприятную ситуацию – «не то у него украли, не то он украл». А произошло это из-за того, что в одном из известных документальных фильмов Лени Рифеншталь этот марш, естественно, с совершенно другими словами исполняет толпа, с визгливым восторгом приветствующая своего фюрера. Все это прискорбное недоразумение началось с того, что сочиненный композитором Юлием Хайтом и поэтом Павлом Германом «Марш авиаторов» очень понравился немецким коммунистам, услыхавшим его на одном из съездов Коминтерна. Они увезли мелодию в Берлин. И там придумали к ней новые слова. Так появилась на свет «Песня берлинских рабочих». А уже затем гитлеровцы фарисейски вставившие в название своей партии слово «рабочая», видя популярность мелодии Марша, сочинили к ней новый текст, прославляющий их фюрера. Лени Рифеншталь была отъявленной нацисткой, но, надо признать, одаренным режиссером. Ее фильмы впечатляли. Должно быть, поэтому многим и запомнился фрагмент знаменитой киноленты «Триумф воли», в котором использована музыка Хайта. Отсюда и пошла нехорошая легенда, что это нацистский марш.
Однако занятно то, – продолжаю я беседу, – что эта мелодия написана Хайтом, подтверждают не только его друзья, но и недоброжелатели. Так еще в 1931 году газета «За пролетарскую музыку» набросилась с резкой критикой на создателей «Марша авиаторов», обвиняя их творение в…буржуазности. Возможно, этому способствовало то, что Павел Герман был автором слов популярнейших в те времена «Кирпичиков» — предтечи нынешнего «шансона». Хотя как раз в марше текст был по тем временам весьма идеологически правильный. Более того, в тридцатые годы третья строчка звучала так: «Нам Сталин дал стальные руки-крылья». «Разум» возвратился спустя годы.
Мне кажется, что музыка вообще не может быть в чем-то виновата. На одну и ту же мелодию можно положить самые разные тексты. От самого гуманистического до вызывающего ненависть и насилие. В истории это бывало не раз.
Возьмем для примера гимн той же Германии. Его музыка красива и величава. И это неудивительно. Ведь она еще в конце XVIII века написана Иосифом Гайдном. Выдающийся композитор создавал эту мелодию как гимн Австрийской монархии, текст которого славил ее императора. После падения этой империи мелодию «позаимствовали» немцы. Свой гимн они, естественно, пели на другие слова. А когда к власти пришли нацисты, у германского гимна появился совершенно шовинистический текст. После падения гитлеровского рейха, немцы не захотели отказаться от прекрасной мелодии. Но слова у гимна демократической Германии сегодня совсем другие.
На этом примере мы еще раз убеждаемся, что слова могут сеять вражду. В музыке же много объединяющего начала.

– И здесь я бы хотела сказать, что Юлий Хайт написал много замечательных мелодий, и вовсе не был композитором одного или нескольких маршей. Он создал немало прекрасных лирических песен и романсов.
Вот у меня в руках диск с удивительным концертом. Это детище московской певицы Любови Анисовой и ее аккомпаниатора Олега Любимова. Они долго работали в архивах, в разных фондах. И нашли большое количество дядиных романсов. И отнюдь не только на стихи Павла Германа. И знаете, оказывается, я эти романсы пела с детства, не зная, чьи они.
Ирина Климова и Юлий Хайт

Ирина Климова и Юлий Хайт

– Можете назвать?
– Конечно! Например «Чайный домик словно бонбоньерка».
– Знаю такой. Моя мама его часто пела.
– Все пели. А еще «Душа моя – мы с тобой не пара». И много других.
– Там такая душещипательная история в этой «бонбоньерке» про моряка и его девушку.
– Да, просто душераздирающая история, поэтому дети в пионерских лагерях ее очень любили. Хайт был достаточно известным человеком. Они, собственно говоря, и с моей тетей, его будущей женой, познакомились при забавных обстоятельствах. Тогда еще не было телевидения и прочего. Живая музыка, ноты были очень популярны. И вот тетя Муся с подругой в магазине увидели ноты с новыми романсами и там была фотография Хайта. И тетя говорит своей подруге: «Как жаль, такой замечательный композитор и так уродлив!». А Хайт, вот счастливый случай, стоял у них за спиной. Он похлопал Мусю по плечу и говорит: «Неужели так уж уродлив?». И она, повернувшись, увидела красавца-мужчину. Оказывается, фотография очень сильно исказила его лицо. Он действительно был красивым — высоким, статным, с замечательной фигурой, речь у него была русского барина, одевался так же.
– Но он был евреем?
Мария Николаевна Хайт (Морозова) с первым мужем Лайошем Гавро  (военным комендантом Киева)

Мария Николаевна Хайт (Морозова) с первым мужем Лайошем Гавро
(военным комендантом Киева)

– Да, конечно. Из большой еврейской семьи. Что интересно – первым мужем тети Муси был венгр Лайош Гавро — известный деятель большевистской партии. В годы революции он был комендантом Киева. И есть у нас в семье такое предание.
Когда мне было уже за тридцать, я навестила своего отца в Питере, они с мамой давно развелись. И папа рассказал мне семейную историю. Его отец был красным боевым командиром. И как-то он с фронта прибыл в Киев и пришел проведать своих еврейских родителей на Подоле. И оставил дома полковую кассу. А его брат был весьма легкомысленным человеком, он взял эту кассу и пошел на Фундуклеевскую в игорный дом. Дедушка мой пришел домой. Не нашел кассу и угадав что произошло, отправился с револьвером расстреливать брата. Их напуганные родители побежали к коменданту Киева Лайошу Гавро сообщить, что «этот сумасшедший сейчас убьет своего брата». В конце концов дед нашел кассу, брат ничего не успел растратить. И Лайош Гавро ему говорит: «Успокойся, все-таки родной брат, не нужно его расстреливать, лучше помиритесь». И дед с Гавро подружились после этого случая.
– Вы хорошо помните дядю?
– Мама у них очень часто жила в Москве, и даже училась там в школе. Ее часто отправляли в гости к Марье Николаевне и Юлию Абрамовичу. Она очень много жила у них на даче в Малаховке. Это ее любимые воспоминания детства и юности. Ну и меня отправляли к ним в Москву. И хорошо помню, что когда мне было лет 15, уже дяди к тому времени не было, тетя Муся спрашивает: «Кого ты больше любишь (почему-то ей понадобилось спросить) меня или дядю?» Я говорю: «Тетя Муся, конечно, Вас!» Она спрашивает: «Почему?» И я говорю: «Когда-то в детстве я безумно на дядю обиделась. Он любил детей, но он не умел разговаривать на детском языке. Я помню, как я вышла во двор, у меня не было санок, и мы с домработницей Любашей катались на коврах, которые она вынесла чистить, используя их как санки. А потом мы с дядей куда-то идем, и я ему с восторгом рассказываю историю о том, что я только что каталась на коврах. И вдруг он говорит: «Это глупо и нелепо». Я безумно обиделась. Почему глупо и нелепо? Это было замечательно – весело и хорошо. И вот таких историй было несколько».
– А как он работал, помните?
– Конечно, помню. У них была небольшая квартира, но в гостиной стоял огромный рояль. За ним дядя и работал. А кроме того, он же возглавлял Российское авторское общество. Когда приехала оформлять права наследования, его там еще помнили, были сотрудники, которые еще с ним работали. И у меня есть фотография, где он с Алексеем Толстым как раз в своем кабинете. На самом деле он там работал с некоторым перерывом. Дядя провел в ГУЛАГе три года. Это было уже после войны.
Юлий Хайт– А что ему инкриминировали?
– Бомбу он делал.
– Бомбу? А зачем?
– Думаю, чтобы подорвать основы советской власти. Грустный юмор. Но эти годы были вырваны из его жизни.
– Известно, что в отличие от Александра Фадеева, – писательского «босса», Тихон Хренников, который был председателем Союза композиторов, всегда пытался защищать своих коллег.
– Да, это так. Особенно во время той страшной компании «борьбы с космополитизмом»…
– У Хренникова ведь жена тоже была еврейкой?
– Да. Художников и композиторов пострадало меньше, чем писателей. Конечно, к слову скорее можно придраться, музыка – она более аполитична.
– Ну почему же? Уже упомянутый мной журнал «За пролетарскую музыку» не только слова ругал. Понятно, что легче было шельмовать Германа, но и музыку тоже. Писал, что она какая-то мещанская, «революционная шансонетка». Ну, романсы, конечно, тоже клеймили – «декаданс этот паршивый…».
Но конечно, «Марш авиаторов» — самое знаменитое из произведений Хайта. И скажите, как вы считаете, действительно музыка реально может повести людей за собой? Или это все же преувеличение?

– Я совершенно убеждена, что музыкой можно лечить, музыкой можно уничтожить, музыка действует на психику человека невероятно. Музыка меняет настроение. Для чего же люди ходят на концерты? Ну, никто же не марширует под колыбельную. Музыка обладает невероятным воздействием и воодушевляет! И не только музыка. Вот был замечательный художник, которого все забыли. Я проводила опрос среди театральных художников, никто не помнит Исаака Рабиновича. А это один из мэтров нашего театра. Он работал у Марджанишвили. И они сделали спектакль «Овечий источник» по Лопе де Вега. Но изменили концовку. Они сделали ее мажорной. В 18-ом году солдат, которые шли на фронт, вели в театр. В конце спектакля шло невероятное братание – актеры шли к солдатам, солдаты шли к сцене и после этого они шли воодушевленные на фронт. Искусство и вот так действует. И музыка в том числе.
А «Марш авиаторов» не умер, и по сей день живет. И это только говорит о его притягательности для людей.
– А как же так получилось, что имя его автора сегодня мало кто помнит?
Юлий Хайт в 20-е годы – период написания романсов

Юлий Хайт в 20-е годы – период написания романсов

– Не знаю… Я вам дам диски и вы послушаете эти романсы, они все на слуху. Их часто исполняли. Наверное, люди просто не помнят автора. Какая разница, кто написал? Я думаю, что поэтому. А «Марш Авиаторов» везде звучал. Особенно мы очень любили 23 февраля, потому что нам тут же начинали капать авторские. Они капают мне по сей день. Шучу, конечно. Просто этот Марш – знак эпохи. Ко мне до сих пор часто обращаются с просьбой разрешить использовать его музыку в фильмах. В самых разных.
– Потому что знак минувшей эпохи – «Широка страна моя родная», «Марш энтузиастов» и «Марш авиаторов».
– Да, минута, две минуты звучания, и уже понятно какая это эпоха. Это знаковая мелодия. И я надеюсь, что наша беседа поможет вернуть имя прекрасного человека и композитора из забвения. Очень важно, чтобы не просто звучало произведение, а чтобы люди знали, кто же его автор! Это очень важно. А тут еще и эта чудовищная история с порочащей имя Хайта статьей.
– Любовь к красивым историческим параллелям характерна для многих публицистов. Вот нужно было либералу Новгородцеву, да и не ему одному, сравнить гитлеровский и сталинский режимы, он и использовал, как ему показалось, подходящий случаю пример. А то, что за всей этой историей стоят талантливые творческие люди – авторы Марша, как-то недосуг было осознать.
Юлий Хайт и Мария Хайт– Вот-вот. Это знаменитое: «ради красного словца не пожалею и отца». В еврейской традиции словом можно убить. Если ты заставил своего собеседника побледнеть, это равноценно убийству. Если бы дядя был жив и при жизни его уличили бы в плагиате, он бы точно вызвал клеветника на дуэль.
– Ирина, эта история тянется довольно давно. О ней говорили в годы «перестройки», потом забыли. А сейчас наконец-то, слава Богу, нашлись те, кто не поленился выяснить как было на самом деле. И хорошо, что справедливость восстановлена.
– Да, и слава Всевышнему, что так случилось.

Вел беседу Михаил ФРЕНКЕЛЬ

P.S. Я возвращался из музея Шолом-Алейхема домой. Вдруг в памяти всплыла знакомая мелодия марша. Настроение сразу поднялось…