«Иосиф назвал меня большим поэтом»

| Номер: Ноябрь 2024

За что Иосиф Бродский ценил Владимира Высоцкого

Фрагмент почтовой марки 1999 года. Фото: Wikipedia / Andrei Sdobnikov

Василий ИВАНОВ

Вот ведь интересно, что Владимир Высоцкий добивался признания как Поэта от людей, которых он хорошо знал и дружил.

Он написал:

«И мне давали добрые советы,

Чуть свысока похлопав по плечу,

Мои друзья — известные поэты:

Не стоит рифмовать «кричу — торчу».

А признание, да ещё какое, он получил от человека, от которого это трудно было ожидать. Уж больно они казались разными. Да, собственно, так и было.

При этом мэтр Иосиф Бродский говорил такие слова, явно не льстя и не пытаясь как-то осыпать гостя неискренними комплиментами.

Они встретились в Нью-Йорке в квартире Бродского и читали стихи. Именно стихи, Высоцкий не пел.

При встрече Бродский сразу поставил Высоцкого в тупик:

«А я о вас знаю. Первый раз услышал фамилию «Высоцкий» из уст Анны Андреевны Ахматовой. Она вас даже цитировала — «Я был душой дурного общества.». Это ведь ваши стихи?»

Очень неожиданно, да?

А расставаясь, Бродский подарил только что вышедшую книгу с надписью «Большому поэту Владимиру Высоцкому».

Это всё известно со слов Марины Влади, Михаила Шемякина и других. Хотя существуют некоторые, незначительные совсем, расхождения.

Но вот что сам Бродский говорил уже после смерти Высоцкого:

«Принято в общем относиться к поэтам-песенникам с некоторым, мягко говоря, отстранением, предубеждением, если угодно. И в общем до Высоцкого мое отношение ко всем этим бардам было примерно вот таким. Но именно начав не столько читать, сколько слушать более-менее внимательно, я просто понял, что мы имеем дело прежде всего с поэтом, более того, я бы даже сказал, что меня, в некотором роде, не устраивает, что это все сопровождается гитарой. Потому что это само по себе, как текст, совершенно замечательно.

Я говорю именно о его способности… о том, что он делал с языком, о его рифмах… Это гораздо лучше, чем всякие… Кирсанов или Маяковский, — я уже не говорю о более молодых людях, вроде Евтушенко и Вознесенского. Дело в том, что он пользовался совершенно феноменальными составными рифмами. До известной степени, конечно же гитара помогала ему скрадывать этот невероятный труд, который он, на мой взгляд, затрачивал именно на лингвистическую сторону своих песен. В принципе, я думаю, что они поражают… действуют таким образом на публику не столько благодаря музыке или содержанию, но бессознательному усвоению этой языковой фактуры. И в этом смысле, потеря Высоцкого — это потеря для языка совершенно ничем не восполнимая».

Сказано это было Бродским в 1981 году, примерно через год после смерти Высоцкого.

Во время лекции в Сорбонне в 1988 году Бродский сказал:

«Самый талантливый человек из всех этих людей, которые взяли в руки гитару — это безусловно Владимир Высоцкий. Это — действительно поэт… То есть там есть чрезвычайно высокий элемент именно поэзии. Если вы посмотрите на то, какими рифмами он пользуется, вам все станет ясно. Обидно, что… То есть в известной степени обидно, но и не обидно… Но мне обидно, лично… Что он писал песни, а не стихи».

Любители поэзии, как мне кажется, проходят мимо Высоцкого, не оценивая его как поэта. Только как певец он нравится многим, как поэт, мне кажется, он недооценен.

Я бы советовал прислушаться к тонкому ценителю поэзии Иосифу Александровичу.

ОТ РЕДАКЦИИ

Ныне живущий в Хайфе Илья Симановский в своем ЖЖ o-tets собрал самую полную из возможных информацию о взаимоотношениях Иосифа Бродского и Владимира Высоцкого.

Илья опубликовал в том посте немало цитат. Мы приведем только две из них.

Михаил Шемякин в одном из интервью рассказывал:

«В Нью-Йорке Володя познакомился с Бродским, который подарил ему сборник своих стихов с посвящением:

«Большому русскому поэту Владимиру Высоцкому».

Cледует заметить, что Володя сильно комплексовал из-за того, что признанные советские стихотворцы относились к его стихам снисходительно, заявляя, что рифмовать «торчу» и «кричу» — дурной вкус. Подаренную Бродским книжку Володя неделю из рук не выпускал:

«Миш, ну посмотри же еще раз, Иосиф назвал меня большим поэтом».

* * *

Из книги Марины Влади «Владимир, или Прерванный полет»:

«На следующий день у нас назначена встреча с Иосифом Бродским — одним из твоих любимых русских поэтов. Мы встречаемся в маленьком кафе в Гринвич-Виллидж. Сидя за чашкой чая, вы беседуете обо всем на свете. Ты читаешь Бродскому свои последние стихи, он очень серьезно слушает тебя. Потом мы идем гулять по улицам. Он любит эту часть Нью-Йорка, где живет уже много лет.

Становится прохладно, и ты покупаешь мне забавную шапочку — чтобы не надуло в уши. Улица, по которой мы идем, кажется безмятежно-спокойной, но Бродский говорит, что ночью здесь просто опасно… Продолжая разговор, мы приходим в малюсенькую квартирку, битком забитую книгами, — настоящую берлогу поэта. Он готовит для нас невероятный обед на восточный манер и читает написанные по-английски стихи.

Перед тем как нам уходить, он пишет тебе посвящение на своей последней книге стихов. От волнения мы не можем вымолвить ни слова. Впервые в жизни настоящий большой поэт признал тебя за равного. Сколько же лет ты ждал этого? Ты всегда считался автором-исполнителем — в лучшем случае бардом, менестрелем. Но о твоей причастности к поэзии просто не было речи. Официальные поэты — Евтушенко и Вознесенский — с удовольствием общаются с тобой, но снисходительно улыбаются, когда ты приносишь им свои стихи: «Не стоит рифмовать «кричу — торчу». Много раз они забирали с собой твои стихи, обещали их напечатать, но так ничего и не сделали.

Что до «почета» — вот ведь признал тебя за равного лучший из живущих ныне поэтов! У тебя в глазах счастливые слезы. Книгу эту ты будешь показывать каждому из гостей, она всегда будет стоять на почетном месте в твоей небольшой библиотеке. И я буду тихонько улыбаться, глядя, как ты часто перечитываешь посвящение, произведшее тебя в сан поэта».