Ближний Восток

Еще раз про страшный Тегеран

| Номер: 03/381 Март 2025

Петр ЛЮКИМСОН

Иран и его ядерная угроза вот уже два десятилетия находится в центре внимания израильского общества, а в связи с последними событиями стала одной из главных. Какова ситуация в этой стране и насколько обоснованы предположения о том, что фундаменталистский режим находится на грани краха, мы поговорили с одним из ведущих израильских специалистов по этой стране д-ром Владимиром МЕСАМЕДОМ из Еврейского университета в Иерусалиме

— Господин Месамед, в последнее время мы все чаще слышим об аресте иранских агентов, выполнявших довольно странные задания. Какие основные цели, на ваш взгляд, преследуют иранские спецслужбы в Израиле?

— То, что мы сейчас наблюдаем, – это борьба двух разведок, иранской и израильской. И сказать, что она началась или как-то особенно активизировалась именно сейчас, я не могу. Не стоит забывать, что израильская разведка добилась немалых успехов на территории Ирана. Иранские силовые структуры признаются, что страна буквально наводнена агентами «Моссада», проводящими весьма успешные операции, коих за последние два десятилетия было немало. Главную задачу в Иране «Моссад» видит в ослаблении ядерной программы и на этом поприще добился впечатляющих успехов. Внешней разведке Израиля удалось ликвидировать значительную часть научной элиты, которая занималась указанной программой, включая убитого четыре года назад «отца» иранской атомной бомбы Мохсена Фахризаде, а вслед за ним и генерала КСИРа Худайари, за которым долго охотились — тот отвечал за производство беспилотников, играющих, как известно, огромную роль в современных войнах. А как не вспомнить, что «Моссад» сумел вывезти из Ирана весь архив ядерной программы, заполучив поистине океан секретной информации. Все это лишь малая часть работы, которую проделывают израильские спецслужбы на территории нашего злейшего врага. Очень многое делается и для технического ослабления иранской ядерной программы. Например, несколько раз уничтожалось предприятие по обогащению урана в Натанзе, наносились удары и по другим объектам. Хотя программа эта, конечно, жива, более того, в последнее время снова активно развивается. Поэтому деятельность иранцев на нашей территории – это, скорее, ответ на действия Израиля; попытка доказать, что и их спецслужбы кое-что могут.

Сейчас Иран пытается работать с широкими кругами израильского населения, тем более что в эпоху социальных сетей это совсем не трудно. Они вербуют граждан, принадлежащих к самым разным слоям общества, включая, разумеется, выходцев из Ирана, но были среди них, как известно, и репатрианты из бывшего СССР. Часть заданий, которые получают такие агенты, заключается в создании впечатления, что в Израиле есть немало людей, протестующих против политики нынешнего правительства. Сказать, что они достигли на этом пути каких-то впечатляющих успехов, нельзя. В борьбе разведок Израиль явно побеждает с большим отрывом. Хотя и игнорировать деятельность иранцев в Израиле не стоит, потому что в любой момент она может принять новые и более опасные формы. Но, полагаю, наши спецслужбы готовы и к такому повороту событий.

— Действительно ли последний израильский удар по Ирану оказался столь эффективным, как это описывали израильские СМИ? Насколько сильно в Тегеране опасаются нового удара, и каким может быть ответ на него?

— Ну, иранский удар по Израилю был чем-то сродни укусу слона мухой. Никакого серьезного урона иранцы не нанесли, пусть и утверждают обратное. Однако и наш ответ тоже был не очень серьезным, хотя израильские источники говорят, что мы вывели из строя радарные установки и выявили слабые места Ирана. Словом, наш ответ был весьма ограниченным и явно не охватывал цели, которые мы ставили. Но в Тегеране всегда понимали, что Израиль рано или поздно ударит, и ждали такого удара еще десять лет назад. Тем более, что официальный Иерусалим никогда не скрывал, что покончить с ядерной программой можно только военным путем, то есть разбомбив ядерные объекты. Вместе с тем в Иерусалиме прекрасно понимают, что это задача совсем иного уровня, чем уничтожение реактора в Ираке в 1981 году или строившегося иранцами ядерного объекта в Сирии в 2007-м. Как мне кажется, у нас до сих пор нет точных данных, сколько именно объектов программы имеется в Иране, но понятно, что они разбросаны по всей стране, часто скрыты на большой глубине и хорошо замаскированы. На сегодня нам известно о 22-24 таких объектах. Да, мы очень давно готовимся к нанесению ударов по этим целям, но что из этого выйдет, совершенно непонятно. Большинство аналитиков сходятся во мнении, что ликвидация иранских ядерных объектов отнюдь не будет означать отказа Ирана от идеи обладания ядерным оружием. Иранцы накопили огромные знания и опыт по его созданию, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что иранские ученые лидируют на Ближнем Востоке по количеству публикаций на эту тему в научных журналах. Даже если мы нанесем удар, для них он будет очень болезненным, но не будет означать решения вопроса, лишь отсрочку во времени: иранцы смогут очень быстро восстановить понесенные потери. В то же время не следует забывать, что у нас накоплена огромная информация не только о ядерных, но и о других значимых объектах на территории Ирана. В Тегеране прекрасно понимают, что если Израиль, заявив, что ответит, уже просто не может позволить себе отступить. И поскольку до сих пор на израильские действия они эффективно отреагировать не смогли, то особенно тщательно к ним готовятся.

— А не случится ли, что в ответ на удар Иран обрушит на Израиль всю свою ракетную мощь, использует новейшие разработки, и его угрозы превратить наши города в развалины окажутся отнюдь не пустым звуком?

— Они уже использовали эти наработки в процессе двух предыдущих ударов, и результат известен. Не стоит забывать, что в этом случае для отражения иранской атаки почти наверняка будет снова задействована международная коалиция с ее силами ПВО. Для Тегерана это стало немалым сюрпризом. К примеру, там совсем не ожидали, что к коалиции присоединится и Иордания. Понятно, что готовиться надо к любому сценарию, но реальность такова, что сейчас Иран очень ослаблен – и в плане логистики, и в запасах вооружений, особенно после уничтожения складов оружия в Сирии, так что находится не в самой выгодной позиции. Другое дело, что американцы пока удерживают нас от удара по Ирану, опасаясь, что это приведет к большой войне, которая, впрочем, давно идет.

— Согласно недавним публикациям, Иран испытывает тяжелый энергетический кризис. Какова там общеэкономическая ситуация? Можно ли говорить о том, что страна на грани экономической катастрофы?

— Энергетический кризис — действительно один из самых серьезных, но далеко не единственный. Парадокс в том, что Иран, являясь одним из мировых лидеров по запасам и добыче нефти и газа, сегодня не может обеспечить себя в достаточной мере даже автомобильным топливом. До исламской революции 1979 года в стране была создана развитая нефтеперерабатывающая промышленность, однако с тех пор ее развитие резко затормозилось. В течение десятилетий в Иране не было построено ни одного нового нефтеперерабатывающего завода. Сейчас ситуация изменилась, новые мощности созданы, но и они не в состоянии обеспечить потребности страны. Все это налагается на тяжелейший экономический кризис, связанный с потерей доходов от продажи нефти, на которых зиждилась почти вся экономика. После ослабления санкций в 2015 году Иран воспрянул духом, ему показалось, что все вот-вот вернется к прежнему уровню, но вышло совсем не так. До введения санкций эта страна экспортировала до 5 млн баррелей нефти в день, с ними этот показатель упал до 0.5 млн, даже был период, когда он опустился на отметку в 0,25 млн баррелей в день.

Сейчас иранцы утешают себя тем, что у них есть достаточно источников для мобилизации денежных ресурсов. Это правда: в стране действует множество исламских фондов, которые могут компенсировать потери от продажи нефти. В 2016 году, когда руководство страны с тревогой ожидало последствий победы Дональда Трампа в президентской гонке, иранские экономисты говорили, что эпоху Трампа надо просто переждать, а необходимые для этого 100 млрд долларов можно добыть через исламские фонды, которых там видимо-невидимо. Но переждать не удалось, начался обвал экономики и продолжается до сих пор. Инфляция в Иране достигает 40% в год, идет настоящий обвал национальной валюты: сегодня 1 доллар стоит 55.000 туманов. Разумеется, все это больно ударило по населению: согласно статистике, всего за год 11% жителей Ирана, ранее принадлежавших к среднему классу, сегодня оказались за чертой бедности. Иранские СМИ полны историй о том, как многие семьи отказываются от базовых продуктов питания. Так, недавно было помещено интервью с рабочим металлургического завода — как считается, труженики этой отрасли получают неплохие зарплаты, — он рассказал, что его семья ест рыбу раз в год, а курицу не чаще одного-двух раз в месяц. Для иранцев, привыкших к сытной кухне, к изобилию продуктов питания, это звучит просто страшно.

Кроме того, в последние годы наблюдалось маловодье, что привело к резкому сокращению урожая и необходимости импортировать сельскохозяйственную продукцию, хотя раньше Иран обеспечивал себя всем необходимым и даже из соображений шиитской солидарности помогал Ираку. Наконец, не стоит забывать, что значительная часть населения Ирана страдает от религиозных ограничений. Протесты по этому поводу нарастают, можно сказать, что в Иране сейчас происходит или даже уже произошла тихая революция. На улицах многих городов появились женщины без хиджаба, и это очень серьезный удар по идеологии исламской революции. Правда, в последнее время там начали реализовывать так называемый «Закон о хиджабе и целомудрии», предусматривающий более жестокие, поистине драконовские меры по подавлению женского протеста против исламской морали. Но если, скажем, в 2022 году после смерти, а де-факто убийства Махсы Амини в стране поднялась волна протестов, то аналогичная история в марте 2023-го столь яростных демонстраций и столкновений с властями уже не вызвала. Репрессивные меры сработали, и активность масс пошла на спад.

— По вашему мнению, в обозримом будущем новой волны массовых протестов и, тем более, свержения фундаменталистского режима ждать не приходится?

— Скажем так: протесты существуют, но серьезной динамики не приобретают. Это связано со многими факторами. Прежде всего, с тем, что подавляющий механизм сохраняет свою силу, о чем свидетельствует хотя бы число смертных казней и резкий рост количества арестов противников режима. Протесты в буквальном смысле топят в крови. В то же время опросы показывают, что доля людей, осознанно принимающих и сохраняющих приверженность идеям исламской революции, не превышает 30%. Тех, кто активно выступает против этих идей или готов принять участие в акциях протеста, примерно столько же. Оставшаяся часть населения относится к режиму индифферентно, то есть не разделяет его ценности, но и не готова с ним бороться. Таким образом, сложилось равновесие, и в стране нет реальной силы, которая могла бы возглавить протестное движение.

— А как же иранская оппозиция, которая так часто напоминает о себе в международных СМИ?

— В Иране существует множество партий, некоторые из них называют себя оппозиционными, но речь идет в основном об оппозиции внутри режима, никак ему не угрожающей. Представители же реальной оппозиции живут в Европе, США и Канаде. Самым сильным ее крылом является монархическое, но хотя в Израиле пытаются представить его как якобы очень влиятельную силу, на самом деле большой поддержкой у народа монархисты не пользуются. Немалая часть населения Ирана еще помнит шахский режим, который, по мнению многих, был пусть и более либеральным, но столь же деспотичным и беззаконным, как и нынешний. Кроме того, существует организация «Моджахединэ халк» («Народные борцы»), благодаря которой в свое время миру узнал об иранской ядерной программе. Одно время она базировалась на территории Ирака, сейчас ее штаб-квартира находится в Париже. Но, как и любая эмигрантская организация, большим влиянием и популярностью на родине она тоже не пользуется. Так что, повторю, силы, способной возглавить и повести за собой действенное движение протеста, сегодня в Иране нет — как, впрочем, и в других странах подобного толка. А без этого любой социальный взрыв, даже если произойдет, будет подавлен. Хотя история, как показывают последние события в регионе, штука непредсказуемая, и возможны самые неожиданные повороты.

— А не может ли сыграть роль своего рода детонатора революционного переворота проблема нацменьшинств? Например, того же Южного Азербайджана…

— Что ж, эта проблема действительно существует, поскольку Иран – пожалуй, одна из немногих современных стран, в которой титульная нация не представляет собой однозначное большинство. Но дело в том, что большинство представителей нацменьшинств Ирана идентифицируют себя, прежде всего, как иранцы, а уже затем как члены той или иной этнической группы. Таким образом, сепаратистские тенденции в стране не очень выражены, и делать на них ставку, думаю, не стоит. Хотя нацменьшинства в Иране подвергаются страшным унижениям. К примеру, азербайджанцы, число которых в Иране составляет порядка 22-24 млн человек, внесли огромный вклад в современную литературу и другие сферы культуры и истории страны. При этом у них нет национальных школ, им даже не позволяют давать детям исконные азербайджанские имена. Для того чтобы назвать ребенка именем предков, надо обратиться в суд за специальным разрешением. И все же осознанного общенационального движения азербайджанцев в Иране нет, так что считать их той взрывной силой, которая обрушит режим, нет никаких оснований. То же можно сказать и по поводу других, менее крупных нацменьшинств — курдов, белуджей, туркменов, арабов. Курды, правда, ведут борьбу, у них до сих пор есть очаги вооруженного сопротивления, но это не приобретает достаточного размаха. Иранских арабов не поддерживают даже арабские страны. Впрочем, и здесь ничего нельзя с уверенностью прогнозировать. Возможно, произойдут некие события, которые доведут этот котел народов до точки кипения, и тогда все в одночасье изменится.

— Может ли приход к власти Дональда Трампа сыграть роль катализатора такого подогрева?

— Иранцы очень опасаются Трампа. Они панически боялись еще его первого прихода, очень боятся и сейчас. Но американцы никогда не рассматривали внутренние проблемы Ирана как некий бикфордов шнур, который можно поджечь. В то же время Трамп может очень серьезно взяться за ядерную и ракетную программы, поднять вопрос о соблюдении прав человека и т.п. Словом, надежды Ирана на отмену нефтяных санкций после его победы становятся совсем призрачными. Трамп также может ввести новые санкции в связи с антиизраильской и антизападной политикой Тегерана. Так что и народ, и власти там готовятся к худшему. И вот это уже действительно может привести к серьезному социальному взрыву. Однако, повторю, особых надежд питать не стоит. Скорее всего, взрыв будет потоплен в крови, как не раз было раньше. Но может дать и обратный эффект: ускорить работу над созданием атомной бомбы, а также отменить фетву аятоллы Али Хаменеи о запрете применения ядерного оружия – сегодня по этой фетве его можно только хранить и производить. Что, в свою очередь, лишь еще более усилит иранскую угрозу. Особенно с учетом того, что санкции против создания Ираном ракет, способных нести ядерные боеголовки, были в 2023 году отменены.

— Насколько крепко сегодня Иран завязан на Россию и как эта связь может повлиять на дальнейшее развитие событий в регионе?

— Отношения очень дружественные, просматривается тенденция на их укрепление. База для такого сотрудничества имеется. Прежде всего, потому что обе страны взяли курс на открытое противостояние Западу. И то, что Россия, будучи, несмотря ни на что, все же европейской страной, решила идти в одном фарватере с государством, увязшим в средневековье, оптимизма не прибавляет. В то же время полного доверия к другой стороне ни у лидеров Ирана, ни у российского руководства нет. В исторической памяти иранского народа накопилось много негативного по отношению к России, начиная с Туркменчайского и Гулистанского договоров и до попыток СССР отхватить во время Второй мировой войны значительную часть Ирана и создать на его территории марионеточные просоветские государства, и многое, многое другое, включая отсутствие доверия к подписанным Россией договорам.

Союз Ирана и России может иметь негативное влияние на мировую политику, включая и события в нашем регионе в целом и в Израиле в частности. А значит, с решением иранской проблемы Иерусалиму стоит поспешить.