СУДЬБА МАЛЕНЬКОГО ДАВИДА – СУДЬБА ЕВРЕЙСКОЙ ОДЕССЫ
Эмигрировав в США, одессит Давид Айзенштейн никогда не вспоминал, как во время войны он с родителями выжил в гетто. Пока внезапно не умер его сын. Тогда Давид собрал все свои воспоминания – про раздробленные пальцы, про голод, про спасительные укрытия из мертвых тел – и привез их в Одессу. В город, в котором родился и чуть не погиб.
Отец Давида инженер Тевье Айзенштейн руководил выполнением фронтовых заказов на заводах Одессы и был одним из создателей знаменитого танка НИ-1, который одесситы шутливо называли «На испуг». По сути НИ-1 – это обычный трактор, обшитый броней и оснащенный либо настоящими пулеметами, либо просто их деревянными муляжами. Из-за всего этого «апгрейда» НИ-1 во время движения ужасно гремел – и поэтому оказывал невероятное психологическое воздействие на противника.
Летом 1941 года в осажденной Одессе Тевье Айзенштейн работал круглосуточно, спал прямо в цеху. Директор завода обещал – если советские войска оставят город, Айзенштейн и его семья получат талоны на эвакуацию. Слова своего он не сдержал – точнее, выдал лишь два талона на семью из девяти человек. В итоге 16 октября 1941 года в оккупированной румынскими войсками Одессе остались сам Тевье Айзенштейн, его родители и сестра Фрида с 9-летней дочкой Ритой, его жена Ребекка со своими родителями, а также их 5-летний сын Давид.
«Кроме меня, отца и матери, все погибли в Доманевке. На моих глазах. Я это помню, как будто все случилось вчера, несмотря на то, что мне было всего пять лет», – говорит Давид Айзенштейн.
Репрессии начались сразу – евреев выселяли из квартир, инвалидов и малоподвижных убивали. Мужчин сгоняли в тюрьму. Мама Давида спрятала сына у русской подруги, но потом их все-таки вместе забрали в тюрьму, где маме и сыну посчастливилось встретить отца. Надо сказать, что семье действительно очень повезло – их не убили после взрыва румынской комендатуры, когда весь Александровский проспект был увешан трупами, и не сожгли, как тысячи других евреев, в складах на Люстдорфской дороге.
Зимой 1941 года узников вывели из тюрьмы и погнали за город. По дороге колонну пополняли новые «выявленные» евреи. Давид помнит, что зима была лютая. Люди не знали, что происходит, и клали на санки все свое имущество, но все было без толку – колонна двигалась через сортировочную станцию в Слободке. Еды никакой, естественно, не было, многие быстро слабели и не могли идти. Таких сразу расстреливали или обливали водой – через два-три часа человек сам замерзал насмерть.
Когда стало понятно, что ничего хорошего ждать не приходится, мама сказала: «Данечка, когда будет поворот, нырни в кусты и делай вид, что ты писаешь». В подходящий момент мама подтолкнула Давида, и он скрылся в высоких кустах. Колонна медленно двигалась дальше. Вдруг раздался истошный возглас: «Конвоир, жиденка забыли!». Давида схватили, прикладом раздробили пальцы, бросили обратно в колонну. Ни мамы, ни папы уже не было видно. Помогли другие конвоируемые: спросили мальчика, как его зовут, и стали посылать информацию в разные стороны колонны. Оказалось, что родители далеко впереди. Несмотря на слабость, люди передавали малыша на руках друг другу, и так он воссоединился с семьей.
Таким образом узников пригнали в Доманевку – гетто за колючей проволокой. Давид запомнил старого еврея из Кишинева с большой бородой, все его называли рабби Моше. При любой возможности рабби Моше учил Давида ивриту. Когда приходили с обыском, ребенка прятали. В этом бараке маленьких детей практически не было. Рабби говорил всем: «Надо обязательно Дувочку прятать. Почему Дувочку? Он нас будет помнить».
Через некоторое время Давида с родителями перебросили в лагерь в Богдановке. Тевье Айзенштейн как механик находил подработки – его периодически брали на тракторную станцию ремонтировать колхозную технику. Изредка он приносил жене и сыну найденные «дары»: полпочатка кукурузы или мерзлую картошку – вот и вся еда.
В конце марта 1944 года в бараке раздались выстрелы, послышались крики и стоны. Советские войска освобождали юг Украины, и перед отступлением фашисты уничтожали гетто. Семья Айзенштейн ютилась на втором этаже барака, и это в очередной раз спасло им жизнь. «Отец предложил всем, кто были с нами на втором этаже, оторвать окно и прыгать, – вспоминает Давид. – Сил ни у кого не было, ничего не получалось. Наконец отцу удалось оторвать одну доску, за ней вторую».
Тевье выпрыгнул на снег первым, его жена сбросила Давида и прыгнула сама. За ними ринулись еще двое. «К сожалению, они уже не успели. Оккупанты расстреляли их в упор, и тела упали прямо на нас, – рассказывает Давид. – Это и спасло нам жизнь. Выглянув в окно, фашисты нас не заметили. А в это время советские самолеты сбросили пару бомб, началась паника. Мы выползли из лагеря, отползли на какое-то расстояние и всю ночь лежали в снегу».
В Одессу эти три человека из некогда большой семьи Айзенштейн вернулись 18 апреля 1944 года. Они пришли босиком, в обрывках одежды. Их квартира в центре города стояла пустая – оккупанты бежали, а соседи растащили имущество. Окна квартиры выходили во двор, и Давид с родителями видели свои вещи в квартире соседки с первого этажа: «В какой-то момент она, видимо, заметила наши взгляды, потому что сказала – даже не надейтесь, я вам ничего не отдам».
А потом Давид увидел у соседского мальчика свой трехколесный велосипед: «Я не мог этого выдержать, подошел, попросил отдать, мне отказали. Тогда мы с еще одним пацаном, с которым были вместе в гетто, подкараулили мальчугана и забрали у него мой велосипед. Соседи еще долго смотрели на нас очень неприветливо».
…После войны Давид выучился, женился и уехал в США, где у него родился сын. Его родители никогда не вспоминали об ужасах гетто, и Давид тоже все никак не мог собраться с силами, чтобы рассказать кому-нибудь о пережитом. Но в январе 2018 года из-за тяжелой болезни скоропостижно скончался сын Давида. Это не только стало для него страшной трагедией, но и поводом задуматься о том, что нужно поделиться с кем-то воспоминаниями, которые он так и не передал сыну. В этой связи Давид Тевельевич вступил в контакт с несколькими историческими музеями, и его выбор пал на Музей истории евреев Одессы «Мигдаль-Шорашим».
Давид Айзенштейн приехал в родную Одессу, встречался с людьми, несколько дней вспоминал, рассказывал. А потом передал музею семейные фотографии, которые вместе с фрагментами его воспоминаний стали основой для выставки «И расскажи сыну своему…», приуроченной к 75-летию освобождения Одессы. И теперь о трагедии одесского еврейства во время войны через призму судьбы маленького Давида узнают тысячи.
