«ИНТЕЛЛИГЕНТ В ВОЕННОМ МУНДИРЕ»?

М. ГИЛЕЛАХ | Номер: Апрель 2014

Den_1(ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ А.И.ДЕНИКИНА)

Во времена исторических катаклизмов почти всегда происходит переоценка привычных мораль­ных ценностей, переосмысливание многих историче­ских событий. Так было после Октябрьского перево­рота, нечто подобное мы видим и теперь.
Потому и столь велик интерес к литературе, со­вершенно неизвестной нашему читателю, той, в ко­торой, в частности, история Октября, последовавшей за ним опустошительной гражданской войны трак­туется не так, как было принято у нас ранее.

Сказанное относится и к генералу А.И.Деникину, чьи «Очерки русской смуты» (вы­пуск первый) были опублико­ваны в журнале «Октябрь». Художественные достоинства «Очерков», их историческая ценность несомненны. В зада­чи автора этой статьи отнюдь не входит рецензирование де­никинских мемуаров. Написа­ны они были в эмиграции, за рубежом и изданы там впер­вые, и эмигрантский же критик Л. Василевский заметил, что для Деникина русский на­род прежде всего «народ-бого­носец», которого случайно ис­портили злые дяди из револю­ционной демократии.
Замечание достаточно мет­кое и весьма актуальное в на­ше время. Мне бы хотелось ос­тановиться только на некото­рых высказываниях Деникина, касающихся евреев.

«Нельзя отрицать, — писал Деникин, — что в армии (речь идет о старой русской армии) известная тенденция к угнетению евреев была, но она от­нюдь не входила в систему, не инспирировалась свыше, а возникла в низах и в силу сложных причин, далеко выходящих за рамки жизни, быта и взаимоотношений военной среды.
Евреи не имели доступа в офицерскую среду до третьего колена. Закон этот (неужели и закон возник в низах?), – утвер­ждает далее Деникин, – однако не соблюдался, и в офицерском корпусе состояли не только прапорщики запаса, но и гене­ралы генерального штаба, при­нявшие до службы христианст­во».
Вот как, оказывается, об­стояло дело. И почему эти ев­реи были недовольны?
Но обратимся к иному сви­детельству. Оно тоже принад­лежит бывшему офицеру. Зва­ли его Александр Иванович Куприн. В широко известном его произведении «Поединок», в частности, рассказывается, как проходил в русской армии «урок словесности». Вот что отвечал солдат на вопрос «Кто есть враг внутренний?»: «Так то бунтовщики, студенты, ко­нокрады, жиды и поляки!».
К слову сказать, мой отец, в общей сложности прослужив­ший в царской армии около се­ми лет, отлично помнил эти уроки словесности, как и то, что от него, еврея, требовали на упомянутый вопрос отвечать: «социалисты, ­– студенты и жиды!».
И, наконец, чтобы оконча­тельно закрыть тему, насаж­дался ли в русской армии ан­тисемитизм сверху, вспомним принятый в 1912 г. закон. Точ­нее сказать, это были имевшие силу закона «Правила о прие­ме в кадетские корпусы». Со­гласно этим правилам запре­щался прием не только выкрес­тов, но и лиц, у которых вы­крестами были отец или мать, дед или бабка. Даже если у поступившего в кадетский корпус была только четверть еврейской крови и он вырос в русской христианской среде, доступ в офицеры ему был за­крыт.
Кстати сказать, закон этот впоследствии вызвал полное удовлетворение у нацистов, ведь он был основан не на ре­лигиозном, а на расовом прин­ципе. В общем, были предтечи у гитлеровцев в Российской им­перии! И отнюдь не в низах. Неужто генерал Деникин ни­чего не знал о правилах прие­ма в дореволюционные воен­ные учебные заведения?
Коснемся теперь иного ас­пекта воспоминаний. Речь по­йдет о Добровольческой ар­мии, костяке войск Деникина. Немало лестного написал о «добровольцах» генерал. По­пробуем кое-что добавить.
В 1922 г. в Берлине была опубликована статья Н. И. Штифа «Погромы на Украи­не». Никто не оспорил приве­денных в ней фактов.
«Путь передвижения Добро­вольческой армии — погром­ный путь, — писал Штиф. — Идет ли речь о победном ше­ствии (июнь-октябрь 1919 г.) или о паническом бегстве (декабрь 1919 г. — февраль 1920 г.)»
Не преувеличил ли что-ни­будь автор статьи? Оказыва­ется, ничуть. И подтвержда­ет это журналист, которого в симпатиях к евреям никак не заподозришь — редактор чер­носотенного «Киевлянина» Б. Шульгин.
Если при наступлении белых происходили только так назы­ваемые «тихие» погромы, то есть массовые убийства были сравнительно редки, зато ка­тилась по всему маршруту движения Добрармии волна грабежей и изнасилований, то картина резко изменилась при отступлении деникинских войск. На беззащитном, ни в чем не повинном еврейском населении вымещали добровольцы злобу, рожденную проигранными сра­жениями. Страшный, крова­вый путь проложила Добро­вольческая армия через Нежин и Борзну, Фастов и Томашполь, Саврань и Борисполь, Смелу, Городище, Ямполь… Это только начало перечня. На улицах городов, местечек, сел валялись сотни неубранных трупов. Людей подвергали не­слыханным издевательствам, вешали, потом отпускали петлю и снова вешали, поджига­ли пятки горящими свечами, насиловали всех женщин — от малолетних девочек до глубо­ких старух. В Нежине, Рославле изнасиловали даже роже­ниц, только что перенесших ро­ды. Сжигали живьем в синаго­гах, вспарывали животы бере­менным, разбивали младенцам головы.
По количеству погромов во время гражданской войны — 226 по неполным данным — деникинцы превзошли всех, ус­тупив пальму первенства толь­ко оголтелым бандитам. И как тут снова не вспомнить того же Шульгина! В его «Очер­ках», опубликованных в 1920 г. в Крыму, при Врангеле, есть строки: «Белое дело погибло… Начатое почти святыми оно попало в руки почти банди­тов».
Нельзя сказать, что Деникин в своих мемуарах совсем умалчивает о творимых его ар­мией насилиях и грабежах. Главу, в которой об этом рас­сказывается, он назвал «Чер­ные страницы». Но настойчиво повторяется на страницах ме­муаров мысль, что с погромной стихией невозможно было совладать. Кстати подобные утверждения можно встретить не только у руководителей бе­лого движения.
Но так ли это? Не будем ис­кать примеров наведения порядка в стане врагов белых. Поищем их в той же деникин­ской армии. Как известно, она была окончательно разгромле­на на Кавказе, и ее остатки, погрузившись в Новороссий­ске на суда, отплыли в Крым. Там начальство над всеми си­лами белых принял новый главнокомандующий генерал Врангель. Деникин отбыл за границу.
Обстановка в Крыму была достаточно сложной. Озлоблен­ные неудачами офицеры и солдаты искали на ком бы вы­местить свой гнев. Как не­редко бывает в таких случаях, тут же нашелся некий «пророк». То был московский свя­щенник Востоков. Его исступ­ленные призывы к «борьбе с еврейством» имели успех. На многолюдных сборищах Вос­токову уже задавали вопрос: «Святой отец, когда погром?» Над еврейским населением Крыма нависла угроза уничто­жения.
И тогда видные деятели де­мократического движения П..Струве и В. Оболенский об­ратились к Врангелю с прось­бой не допустить бесчинств. И тот, кого в советской печати именовали не иначе, как «черный барон», тут же принял ре­шительные меры. Он немед­ленно потребовал от иерархов православной церкви, находив­шихся в Крыму, запретить вы­ступления Востокова и вообще прекратить любые проповеди, в которых одна часть населе­ния натравливается на дру­гую. Крутой нрав барона в бе­лой армии был хорошо извес­тен. Военно-полевые суды при нем работали с полной нагруз­кой. Порядок Врангель наво­дил, не останавливаясь перед расстрелами. Его требование (кстати, барон был весьма на­божен) стало широко извест­ным. Иерархи ослушаться не посмели. Востокова убрали тут же, сборища прекратились ­– погрома в Крыму не было!
Деникина нередко называли – и ныне это повторяют — «ин­теллигентом в военном мунди­ре». Врангеля, хотя он окон­чил не только Академию гене­рального штаба, но и Горный институт, так не называл ни­кто. Слов нет, бывал он и жес­ток, но не более, чем Деникин. Однако вспомним, что в Крыму был при Врангеле введен 8-часовой рабочий день, готови­лась земельная реформа, что призывал он к сотрудничеству с демократическими партиями.
Что руководило Врангелем в данном случае? Опасения ли­шиться из-за погромов щедрой военной помощи со стороны правительств стран Антанты? Боязнь утратить ореол просве­щенного либерала, каким он хотел выглядеть? Или просто обыкновенная человеческая по­рядочность?
Ответить на все эти вопросы однозначно трудно, но вспом­ним, что сегодня о деятелях прошлого мы судим не только по мотивам, которыми они ру­ководствовались, а прежде все­го по их делам.
Это полностью относится и к автору «Очерков русской сму­ты».