Ефим КАПЕР: «Всю жизнь стараюсь брать пример с отца»
«И будут слова эти…
на сердце твоем; и научи им сыновей своих…», – говорится
в одной из самых главных иудейских молитв «Шма Исраэль» («Слушай, Израиль!»).
Ефим Капер
О своей жизни, о том, что с ним случилось в годы войны, Яков Капер рассказывал своему сыну Ефиму. Сегодня Ефим Капер – известный врач, уважаемый в еврейской общине, и не только в ней, человек.
О том, что для него значит память об отце, о его рассказах о Бабьем Яре, мы беседуем с Ефимом Яковлевичем в его рабочем кабинете.
– Ефим Яковлевич, расскажите, с каких лет вы осознали, что ваш отец был таким геройским человеком? Вы уже тогда понимали, что такое Бабий Яр или еще были маленьким ребенком?
– Всю свою сознательную жизнь, а говорят, что сознательная жизнь у ребенка появляется с трех лет, я знал отца и его друзей, с которыми он был в Бабьем Яру. Они часто приходили к нам домой с детьми, женами. Меня всегда что-то связывало с ними. Что касается непосредственно рассказов о Бабьем Яре – я не могу сказать, что на меня в детстве они производили очень большое впечатление, эти рассказы мной воспринимались как страшная сказка. Ужасные страдания, которые они испытывали, я еще не мог воспринимать адекватно.
Однако, уже в подростковом возрасте я начал расспрашивать у отца какие-то подробности его пребывания в Бабьем Яру, в Сырецком лагере, в других лагерях смерти, в которых он был. Меня тогда интересовала история всех злоключений евреев на протяжении тысячелетий. Поэтому в конце концов Бабий Яр вошел в мое сердце навсегда. И пока я жив, рассказываю своим детям и внукам то, что мне поведал отец. Естественно, я это рассказываю уже с элементом субъективизма, пропуская через свои чувства. Но, тем не менее, основная канва в моей памяти, конечно, сохранилась.
– Вы знаете, живая память очень важна. Она бывает более правдива, чем задокументированные вещи. Я по своему опыту знаю. В мемуарах, находящихся в госархивах Украины, Дины Проничевой – моей двоюродной тети – говорится, что когда она спасалась, то пришла к своей двоюродной сестре Тасе и у нее спряталась. А на самом деле я эту женщину хорошо знал – это не была двоюродная сестра Дины, это была жена моего родного дяди Ильи, погибшего на войне, и звали ее не Тася, а Тося. Она оставалась в Киеве, потому что была не еврейка, а полька. Она, к слову, даже участвовала в подполье, и очень интересно рассказывала о том, что произошло в Киеве в годы войны.
Вот видите, в архивных документах есть ошибка. Хотя, это, конечно, не главная деталь воспоминаний Дины. Получается, что живая память бывает иногда более интересная и правдивая.
– Без всякого сомнения, живая память по-другому воспринимается, особенно в беседах с близкими людьми. Иногда я рассказываю не совсем то, что было описано в официальных источниках. Об отце сняты фильмы, написано много книг. Но в основном эти фильмы и книги снимались и писались в эпоху казенного социализма, когда в нашей стране пытались выдумывать какую-то роль партии в любом деле. Поэтому я всегда говорю о роли личности в истории. И то – один в поле воин или один в поле не воин, я воспринимаю только через свои ощущения. Я знаю, что именно мой отец сумел подобрать ключ к дверям землянки, где сидели военнопленные. И сумел вместе с друзьями совершить дерзкий побег из ада.
– Словом, «Краткий курс истории ВКП(б)» они при этом не читали?
– Никакой роли ВКП(б) там на самом деле и близко не было.
– Тем не менее, в мемуарах некоторых участников побега упоминается некий старший офицер Красной Армии с русской фамилией, который, попав в лагерь уже в 1943 году, якобы был инициатором побега.
– Я от отца о таком человеке не слышал.
– Вы хотите сказать, что эти рассказы такая же «правда», как и роль партии в истории краснодонской «Молодой гвардии».
– Именно это я и хочу сказать.
– Тем не менее, хотя в книге воспоминаний вашего отца «Тернистый путь» об этом офицере даже не упоминается, в одной из газетных статей, под которой стоит подпись Якова Капера, есть фраза об этом человеке.
– Полагаю, отец этой статьи не писал. Охотников писать от имени героев и ветеранов среди определенной категории журналистов тогда было немало.
– Мне тоже показалось, что статья эта была компилятивна, сбита из разных материалов.
– Должен отметить, что это, к сожалению, не единственный случай недобросовестного газетного писания. Нужно сказать, что некоторые из сотоварищей отца по побегу с готовностью подписывались под «идеологически верными» мемуарами, и твердили с экрана то, что им внушали режиссеры и сценаристы фильмов.
Но отец в такие игры не играл и рассказывал только то, что было на самом деле.
– Именно поэтому его книга воспоминаний – не героическая, а трагическая история.
– Вы это правильно уловили. Отец говорил правду. И в Киеве, и в Штутгарте, где он в 1969 году был свидетелем на судебном процессе над палачами Бабьего Яра. И он, помню, очень переживал, когда кто-то из его сотоварищей вещал с экрана или в газетном интервью разного рода «нужные» выдумки, приукрашивая при этом себя. Но обвинять их публично во лжи не хотел и не мог. Тем более, что в разговорах между собой они признавали его важнейшую роль в осуществлении побега.
А отец вообще считал, что его спасение случилось по воле Всевышнего. Он был скромным и благожелательным к окружающим его людям. И в этом я всю свою жизнь стараюсь брать с него пример.
НО ОСТАЕТСЯ ПАМЯТЬ
Никого из тех, кто совершил в тот осенний, далекий от нас, день побег из Бабьего Яра, уже нет в живых. И, как говорится, Бог судья тем из них, кто по разным причинам пытался исказить правду об этом героическом событии. В любом случае главный свой поступок в жизни они совершили, когда под пулеметным огнем вырвались на волю из ада.
Удивительное, даже мистическое совпадение. Дина Проничева смогла выбраться из Бабьего Яра 29 сентября 1941 года – в день, когда гитлеровцы начали расстреливать евреев. А Яков Капер и его товарищи совершили свой побег ровно через два года – 29 сентября 1943-го.
День своего спасения Дина и беглецы из концлагеря много лет отмечали вместе. Они праздновали его, пока последний из них не ушел из жизни.
Но остается живой наша память о них.
