Красная Роза
Роза выступает на Штутгартском конгрессе II Интернационала, 1907 г.
100 лет назад была убита Роза Люксембург
Продолжение. Начало в № 2 (314), февраль 2019 года
В черной дыре социализма
Уинстон Черчилль назвал Розу Люксембург «интернациональной еврейкой». Роза была доктором права, но признавала преимущественные права одного класса. Она провозглашала диктатуру пролетариата: «Вооружение консолидированной толпы рабочего народа всей политической силой, требуемой для задач революции – это диктатура пролетариата, и потому также (является – А. Г.) истинной демократией» (Роза Люксембург, «Что хочет Союз Спартака?», 14 декабря 1918 года). Буржуазия, аристократия, нерадикальные социал-демократы, не признававшие ее учение, были противниками, методы борьбы с которыми не были ею продуманы до конца. Она не была согласна с Лениным, за что Сталин поставил ее посмертно «вне закона» (она была реабилитирована в СССР в 1956 году Хрущевым), но она создавала опасную атмосферу ненависти к непролетариям, хотя, как считали ленинцы, она непоследовательно и необоснованно провозглашала уважение к противникам.
Роза Люксембург родилась в Польше, бывшей частью царской России, и стала гражданкой Пруссии благодаря фиктивному браку с Густавом Любеком. Ни Польша, ни Россия, ни Германия, ни еврейские соплеменники не вызывали у Розы никакой симпатии. У нее не было родины, она не принадлежала ни одному народу. Она была средоточием диктатуры, диктатуры пролетариата.
Моисей Гесс и Эдуард Бернштейн были теоретиками социалистического революционного движения. Роза Люксембург и Курт Эйснер были практиками социалистической революции. В духе тезисов Маркса о Фейербахе, еврейские вожди больше не объясняли мир, а пытались его изменить. В течение пятнадцати лет, с 1918-го по 1933 год, евреи делали попытки переустроить Германию, сделать ее терпимой к евреям, неприемлемым с точки зрения расистской идеологии обновленного и усовершенствованного немецкого антисемитизма. Мечты евреев-преобразователей были окрашены в красный цвет социализма. После прихода к власти нацистов первыми были репрессированы социал-демократы, коммунисты и евреи.
Как и другие «интернациональные евреи», Роза Люксембург попала в черную дыру социализма. Она удалилась от еврейства и видела долгий наркотический сон спасения человечества от капитализма. Она теоретизировала на темы марксизма и занималась революционной практикой, пытаясь совершить переворот в Германии после поражения той в Первой мировой войне. Она, как и Ленин, стремилась превратить военное поражение страны в победу «диктатуры пролетариата». Американский историк еврейского происхождения Сеймур Мартин Липсет писал: «Участие в социалистическом и коммунистическом движении означало для многих евреев способ избежать еврейства и ассимилироваться в универсальном, нееврейском мире».
«Не еврейские евреи»
Характеризуя в своей работе «Послание не еврейского еврея» знаменитых евреев-революционеров, Исаак Дойчер писал: «Среди множества учеников и последователей Маркса, вероятно, не было людей, более близких ему по духу и темпераменту, чем Роза Люксембург и Лев Троцкий. Их сходство с Марксом проявляется в диалектически-драматичном видении мира и его классовых битв, в том исключительном единстве мысли, страсти и воображения, которые придают их языку и стилю особую чистоту, сосредоточенность и богатство. (Вероятно, Бернард Шоу имел в виду именно эти качества, когда говорил о «характерно еврейских литературных талантах» Маркса). Как и Маркс, Роза Люксембург и Троцкий совместно с товарищами-неевреями боролись за универсальное против частного, за интернационалистические – в противовес националистическим – решения проблем своего времени. Роза Люксембург стремилась преодолеть противоречие между германским реформистским социализмом и русским революционным марксизмом. Она стремилась привить германскому социализму частицу русского и польского революционного напора и идеализма, частицу «революционного романтизма», столь безоглядно превозносимого таким реалистом, как Ленин; но она также пыталась привить западноевропейский демократический дух и традиции подпольным социалистическим движениям
Митинг в честь памяти Розы Люксембург и Карла Либкнехта
Восточной Европы. Ее главная задача не была выполнена, и она заплатила за это своей жизнью».
Марксист Дойчер от своего имени «не еврейского еврея» описывает своих единомышленников, «не еврейских евреев», включая Розу Люксембург. Все они, по его словам, «находили еврейство слишком узким, слишком архаичным и слишком ограничивающим». Выход за рамки еврейства, разрыв с ним, борьба за счастье других народов, стремление захватить власть над немцами в зимнем Берлине 1919 года окончились убийством Розы Люксембург.
В 1926 году Троцкий, ведший неравную борьбу со Сталиным в московской партийной организации, столкнулся с проявлениями антисемитизма со стороны товарищей по партии большевиков. В письме к Бухарину он вопрошает: «Возможно ли такое? Возможно ли, чтобы в нашей партии, в рабочих ячейках, здесь, в Москве, люди безнаказанно прибегали к антисемитизму? Возможно ли это?». Боль, изумление, разочарование и потрясение звучат в словах Троцкого. Он обнаруживает то, что гнал от себя много лет – в нем видят и не любят еврея соратники по партии, которые должны были быть интернационалистами, а оказались антисемитами.
Троцкий считал провокационным и «сознательно двусмысленным» замечание Сталина: «Мы боремся против Троцкого, Зиновьева и Каменева не потому, что они евреи, а потому, что они оппозиционеры». Сталин тем самым напоминал, что Троцкий, Зиновьев и Каменев – евреи. Ход, достойный Макиавелли. Троцкий, который, как и Красная Роза, давно заглушил в себе еврея, ужасался тому, что другие, в отличие от него, не забыли его еврейское происхождение. Он писал о своих переживаниях Николаю Бухарину, русскому человеку, от которого ожидал получить поддержку и заверения в осуждении антисемитизма. В книге «Моя жизнь» Троцкий отмечал: «Вопрос о моем еврействе стал получать значение лишь с начала политической травли против меня. Антисемитизм поднимал голову одновременно с антитроцкизмом». Троцкий позволил себе заметить антисемитизм, но как нечто ограниченное, мелкое, не свойственное СССР и используемое только для борьбы с ним.
Троцкий отгонял от себя мысли о еврействе своем и чужом. Однако он бил тревогу по поводу возможного прихода к власти нацистов, которых осуждал и в которых видел большую угрозу. Его беспокоила опасность установления нацистского режима для пролетариата, а не для еврейского народа, так как, по терминологии Черчилля, он был «интернациональным евреем», а по терминологии Дойчера – «не еврейским евреем», и значит судьба еврейского народа его не интересовала. Троцкий предостерегал: «Приход национал-социалистов к власти означал бы, прежде всего, истребление цвета немецкого пролетариата, разрушение его организаций, искоренение в нем веры в себя и в свое будущее. В соответствии с гораздо большей зрелостью и остротой социальных противоречий в Германии, адская работа итальянского фашизма показалась бы, вероятно, бледным и почти гуманным опытом по сравнению с работой германского национал-социализма». Троцкий ошибся – нацисты истребляли не «цвет немецкого пролетариата», а евреев Германии и Европы, не цвет евреев, а их всех подряд. В качестве национал-социалистов они боролись не с рабочими, а с политическими противниками и евреями.
Эмансипация европейских евреев создала новый ДНК нации из «двойной спирали», в которой был зафиксирован новый код еврейства – в нем были отторжение от народа и тяга евреев к справедливости, образованию и к знаниям.
Роза Люксембург не преобразовала ни Германию, ни свою родину Польшу. Она стремилась освободить пролетариат, но ее освобождение пролетариата было неотделимо от порабощения других классов. «Диктатура пролетариата» неизбежно приводила к диктатуре. Люксембург не желала освободить еврейский народ, она хотела освободиться от него. Она считала, что действует на благо всех тружеников. Ее устремленность к универсальному благу вызывала ненависть к ней как к опасной революционерке и одному из символов еврейского народа. Она не дожила до «разрешения еврейского вопроса» в нацистской Германии – не попала в гетто, в лагерь смерти, не стала одной из шести миллионов жертв Холокоста. Она не дожила до краха коммунизма в Советском Союзе, на ее родине в Польше и в Германии, которой отдала почти половину жизни и в которой ее жизнь так страшно оборвалась. Она не успела испытать крушение своих идей и надежд.
(Отрывок из книги «Безродные патриоты»)
