ПОЭТЫ О БАБЬЕМ ЯРЕ
Евгений Евтушенко
Над Бабьим Яром
памятников нет.
Крутой обрыв,
как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас –
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне –
следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус –
это я.
Мещанство —
мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплеванный, оболганный.
И дамочки с брюссельскими
оборками,
визжа, зонтами
тычут мне в лицо.
Мне кажется –
я мальчик в Белостоке.
Кровь льется,
растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди
трактирной стойки
и пахнут водкой
с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный,
бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
«Бей жидов, спасай Россию!» –
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! –
Я знаю — ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем
бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло,
что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя «Союзом русского народа»!
Мне кажется –
я – это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много –
это нежно
друг друга в темной комнате
обнять.
Сюда идут?
Не бойся – это гулы
самой весны –
она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет – это ледоход…
Над Бабьим Яром
шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч
погребенных.
Я – каждый здесь
расстрелянный старик.
Я – каждый здесь
расстрелянный ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
«Интернационал»
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет
в крови моей.
Но ненавистен злобой
заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому —
я настоящий русский!
1961
Илья Эренбург
К чему слова и что перо,
Когда на сердце этот камень,
Когда, как каторжник ядро,
Я волочу чужую память?
Я жил когда-то в городах,
И были мне живые милы,
Теперь на тусклых пустырях
Я должен разрывать могилы,
Теперь мне каждый яр знаком,
И каждый яр теперь мне дом.
Я этой женщины любимой
Когда-то руки целовал,
Хотя, когда я был с живыми,
Я этой женщины не знал.
Мое дитя! Мои румяна!
Моя несметная родня!
Я слышу, как из каждой ямы
Вы окликаете меня.
Мы понатужимся и встанем,
Костями застучим – туда,
Где дышат хлебом и духами
Еще живые города.
Задуйте свет. Спустите флаги.
Мы к вам пришли.
Не мы – овраги.
1944
Нателла Болтянская
Мама! Отчего ты плачешь,
Пришивая мне на платье,
желтую звезду?
Вот такое украшенье
хорошо б щенку на шею,
Я его сейчас же приведу.
А куда уводят наших?
Может там совсем не страшно?
Может там игрушки и еда?
Мне сказал какой-то дядя,
Сквозь очки,в бумажку глядя,
Что назавтра нас возьмут туда.
Посмотри какая прелесть,
Вот оркестр играет фрейлекс,
ОТЧЕГО ТАК МНОГО ЗДЕСЬ ЛЮДЕЙ?
Мама,ну скажи мне, мама
Кто тут вырыл эту яму?
И зачем нас ставят перед ней?
Что ты плачешь, ты не видишь
Их язык похож на идиш,
Ну почему все пьяные с утра?
Может быть в войну играют,
Раз хлопушками стреляют…
Мама,это вовсе не игра…
Мама,отчего ты плачешь?
Мама,отчего ты пла-а…
Валерий Явник
Оборвался голос детский,
Нет и мамы дорогой,
Мог ли быть убийца мерзкий
С человеческой душой?
Не понять умом и сердцем
Всю жестокость палачей.
Бабий Яр, как символ вечный,
Ужас тех кровавых дней!
Круг истории внезапно
Развернул вращенье вспять,
Бабий Яр и крематорий
Призывают нас опять.
Нет, не время расслабляться,
Нет, не время забывать!
Полон мир еще – ниджадов –
И других ползучих гадов,
Мы должны об этом знать,
Никогда не забывать,
Ничего им не прощать,
Вовремя на спуск нажать
И не дай Бог опоздать!…
Юрий Каплан
Нам с мамой достался кусочек нар
В переполненном товарном
вагоне.
А тех, кто остался
на грязном перроне,
Ждал Бабий Яр. Пожары. Бомбежка. Вопли «ложись!»
Так и ехали сквозь войну,
На всю оставшуюся жизнь
Увозя свою вину.
***
Два треугольника – звезда,
Щит праотца, отца Давида,
Избрание – а не обида,
Великий дар – а не беда.
Израиль, ты опять гоним, –
Но что людская воля злая,
Когда тебе в грозе Синая
Вновь отвечает Элогим!
Пускай же те, на ком печать,
Печать звезды шестиугольной,
Научатся душою вольной
На знак неволи отвечать.
***
Только хватило б дыхания
Слышите шум? –
это снова шаманит зима,
Души, дома и деревья
в одной круговерти.
Только хватило б дыхания
выдохнуть: «Шма,
Шма Исраэль» –
и не страшно
встречаться со смертью.
Птица не может взлететь
и ложится плашмя,
Тело свое прижимает
к спасительной тверди.
Только хватило б дыхания
выдохнуть: «Шма,
Шма Исраэль» –
и не страшно
встречаться со смертью.
Звездные хлопья
опять меня сводят с ума.
Белая мгла роковую
окружность очертит.
Только хватило б дыхания
выдохнуть: «Шма,
Шма Исраэль» –
и не страшно
встречаться со смертью.
Знаю и сам, что душа
перед Небом грешна,
Все, что положено,
мне по заслугам отмерьте.
Только хватило б дыхания
выдохнуть: «Шма,
Шма Исраэль» –
и не страшно
встречаться со смертью.
