Я ОТ ГИТЛЕРА УШЛА, Я ОТ БЕРИИ УШЛА…
(Из цикла «Дело было на Евбазе»)
«Сними-ка, Елдырин, с меня пальто. Ужас как жарко!»
Заслышав эти слова, Толик с готовностью снял с Федьки полушубок и довольно усмехнулся…
В нашем пятом классе на уроке русской литературы проходила инсценировка чеховского «Хамелеона». Учительница Анна Анатольевна была влюблена в свой предмет, и поэтому вкладывала в занятия с нами всю душу. Она старалась так проводить уроки, чтобы на них никому не было скучно. Анна Анатольевна не была знакома с высказываниями В.Ф.Януковича по литературным вопросам, и потому искренне считала Чехова не украинским поэтом, а русским писателем. Более того, он был ее любимым «инженером человеческих душ». Постановка по «Хамелеону» оказалась весьма успешной – в том смысле, что все в ней участвовавшие, в том числе и автор этих строк, отхватили по пятерке. Спасибо, Антон Палыч.
Началась переменка. Я вынул из портфеля бутерброд с колбасой, разломил его пополам и одну половину протянул Витальке. Мы с ним вот уже третий год сидели за одной партой. Говоря откровенно, даже если бы я не отдал Витальке часть бутерброда, он взял бы ее сам, как раньше не раз это делал. Виталька рос без матери, а у отца шофера-дальнобойщика было мало времени заниматься сыном. И Виталька рос сам по себе – эдаким энергичным нахаленком, впрочем, весьма неглупым. Ввиду всего сказанного я представлялся ему таким себе маменькиным сынком, который в знак дружбы должен быть щедрым. И фраза «Ленин сказал делиться» всегда была у Витальки наготове. Я, однако, смутно догадываясь – как это несладко жить без любимой мамы, всегда делился охотно.
Пройдут годы. И в лихие девяностые Виталька неожиданно разбогатеет. И я, будучи к тому времени редактором одной из еврейских газет, предложил ему сделать интервью не только для своего издания, но и для одной заграничной газеты. Виталик заехал за мной на «Мерседесе», и сам был за рулем. Мы приехали к нему домой, побеседовали под диктофон, а затем Виталик предложил слегка поужинать. Он отплатил мне за угощения детских лет. Ужин состоял из дорогого коньяка и… многочисленных бутербродов с икрой…
Не менее горячо любила свой предмет наша учительница-«украинка» Олэна Дмытривна. Она не просто учила нас украинскому языку, но и приобщала к украинской культуре. На собранные родительским комитетом деньги учительница водила нас на спектакли театра имени И.Франко. В те годы там радовала зрителей своим высоким мастерством целая плеяда замечательных артистов – Бучма, Нятко, Яковченко, Милютенко, Дальский.
Как-то Олэна Дмытривна привела нас на спектакль по пьесе некоего маститого советского драматурга. Действие пьесы разворачивалось осенью 1945 года в поверженной Германии – там «нехорошие» американцы из своей оккупационной зоны плели коварные интриги против бывших союзников из советской зоны. Прекрасные артисты, занятые в спектакле, как могли спасали совершенно примитивный и лживый сюжет. А мне ярче всего запомнилась сцена, в которой игравший американского полковника блестящий мастер Дмитрий Милютенко вел разговор со своим агентом – бывшим гестаповцем, совершенно отвратительным типом, и давал ему задание сотворить русским какую-то очередную пакость. И, когда тот убрался вон выполнять поручение, Милютенко повернулся лицом к зрительному залу и с непередаваемым отвращением на лице проговорил: «Боже, з якою наволоччю доводиться працювати!». Сыграно это было настолько гениально, что зрители встретили реплику шквалом аплодисментов. Да, что ни говори, искусство – великая сила.
А что касается «наволочі», то…
Если подняться от Евбаза на несколько кварталов вверх по улице Воровского (ныне Бульварно-Кудрявская), то в одном из дворов можно было увидеть здание школы №91, в которой я учился с четвертого по шестой класс. А над нашей школой возвышался шумный в те годы Сенной базар. Мы туда ходили не дворами или улицей, а просто поднимались по зеленому склону – и физкультура, и время сэкономлено. И вот там на рынке я однажды удостоверился, что в красивой обертке, образно говоря, может таиться гниль.
Бодро вскарабкавшись по склону во время большой переменки, я подбежал к ряду, где торговали семечками. Там стояли несколько женщин. Одна из них, пусть и выглядевшая несколько вульгарно, была просто красавица, и я решил купить у нее. Дал деньги, получил кулек с семечками, и уже собрался уходить, когда торговка раздраженно бросила девочке-помощнице, сворачивающей кульки: «Ну что ты копаешься как жид, что собрался на войну?»
Я, сын фронтовика, знал, что из трех братьев Френкелей живым с войны вернулся только младший Арон – мой отец. Двое старших Илья и Семен погибли. У входа на завод «Укркабель» в те годы стоял скромный памятник, на котором были высечены имена заводских героев, погибших на войне. Среди них значилось и имя Семена Френкеля.
И я сказал торговке:
– От глупости лечиться надо.
Она этого совсем не ожидала, и потому несколько секунд хлопала пушистыми ресницами. А придя в себя заорала: «Ах ты, жиденок! Жаль, немцы вас всех не поубивали!»
Тогда я чисто импульсивно швырнул кулек с семечками в это искривленное злобной гримасой, переставшее казаться красивым лицо. Повернулся и пошел прочь…
«Наволоч» подобного рода попадалась мне в жизни еще не раз. И все же нормальных, даже славных людей, я встречал гораздо чаще.
Да, люди бывают разные. А ведь, помнится, Антон Палыч мечтал о том, чтобы в человеке все было прекрасно. И некоторых персонажей пьес, в которых он вселял нечто хорошее, играла на сцене его супруга Ольга Леонардовна Книппер-Чехова. Впрочем, вспомнил я о ней только потому, что далее собираюсь вести рассказ о ее очень близкой родственнице и тезке.
После публикации предыдущих заметок из «евбазовского» цикла мне позвонил давний приятель.
– Старик, если ты уже рассказал о Марике Рекк, то поведай и о той, кто был с ней в одной разведгруппе. Правда, к нашему дорогому Евбазу она прямого отношения не имеет. Но ведь ты что-нибудь придумаешь.
А я ничего не придумываю. Просто с первых строк этого цикла рассказываю не только о самом Евбазе, но и о жизни, протекавшей и протекающей вблизи и вдали от него…
* * *
…В год начала Первой мировой войны семнадцатилетняя красотка Оленька фон Книппер приехала в Москву к своей родной тетушке Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой. Оля страстно желала стать актрисой и потому попросила влиятельную в театральном мире тетю устроить ее в студию при Художественном театре. Однако судьба распорядилась иначе. Прежде чем стать артисткой, Оленька стала… Чеховой. Она безумно влюбилась в племянника Антона Павловича восходящую звезду МХАТа Михаила Чехова и тайно с ним обвенчалась. Далее Оле было немножко не до театра, поскольку вскоре она родила дочь. Девочку в честь мамы назвали Ольгой. Забегая на годы вперед скажу, что она тоже стала известной актрисой. А чтобы ее не путали с матерью, на сцене и киноэкране она звалась Адой Чеховой.
Брак же ее родителей продлился всего два года, и вскоре Михаил уехал в Америку. В отличие от многих других российских актеров он смог прижиться в Голливуде. И я, помнится, как-то даже видел американский фильм с его участием.
Ольга же после развода вышла замуж за бывшего офицера австро-венгерской армии Фридриха Яроши и в 1921 году вместе с ним уехала на «историческую родину» – в Германию.
И вот там в Фатерлянде Ольга сделала сногсшибательную карьеру – сыграла более 140 (!) киноролей и получила звание государственной актрисы рейха. Однако главное в нашем рассказе о ней то, что Ольга Чехова по многочисленным свидетельствам современников обладала совершенно магнетическим влиянием на Адольфа Гитлера.
Вот что впоследствии писали об этом в прессе:
«С первых дней войны в личное распоряжение Ольги Чеховой предоставили комнаты в главной ставке фюрера. Гитлер не стеснялся выказывать элегантной и яркой женщине особое расположение. Об этом свидетельствует одна из его выходок: однажды на глазах у сотен присутствующих он галантно поцеловал ей руку и увел в другую комнату. Необычное поведение диктатора вызвало ошеломление среди высокопоставленных лиц и сподвижников, ставших очевидцами увиденного.
Влияние Чеховой на жестокого диктатора было поразительно: по ряду свидетельств именно благодаря ей немцы в годы фашистской оккупации Крыма не тронули Белую дачу — ялтинский дом Антона Чехова. Ради нее устраивались пышные приемы и балы, на которых собиралась вся знать. В ближайшем окружении Чеховой был не только Гитлер, но и Муссолини, Геббельс, Геринг и его жена, с которой она много общалась. Лучшими подругами актриса называла Лени Рифеншталь и Еву Браун.
Гитлер умудрился до глубины души очароваться Ольгой. Он был покорен ее интеллигентностью и яркой внешностью, часто беседовал с ней и проводил время. Однажды фюрер лично вручил ей свое фото с надписью «Фрау Ольге Чеховой — откровенно восхищенный и удивленный»
… И здесь давайте задумаемся над тем, что если Чехова действительно работала на советскую разведку, то можно только догадываться, какой огромной важности сведения она передавала!
Весной 1945 года Ольгу Чехову арестовали советские оккупационные войска. Впрочем, арестовали ли? Она была самолетом доставлена из Берлина в Москву, где ее много раз допрашивали (или все-таки, как она утверждала, беседовали?) Лаврентий Берия и Виктор Абакумов. Более того, ряд источников утверждает, что она имела аудиенции у самого Сталина.
В своих мемуарах «Мои часы идут иначе» Чехова, как и Марика Рекк, всячески отрицала свое сотрудничество с советской разведкой. Но в Германии в первые послевоенные годы ей верили мало, и актрисе пришлось испытать резко негативное отношение к себе. Однажды на улице какая-то девушка плюнула ей прямо в лицо, назвав предательницей.
И все же, была Ольга Чехова советским агентом или не была?
Лично мне кажется, что имеется косвенное, но весомое доказательство того, что была. Вот оно: «Допросы в кабинете Лаврентия Берии для двух звезд советского кино Зои Федоровой и Татьяны Окуневской закончились тем, что вначале они не по своей воле оказались в постели сластолюбивого и всесильного министра, а затем – в лагерях ГУЛАГа. А Ольгу Чехову после бесед с Берией отправили обратно в Германию, не забыв при этом снабдить внушительной денежной суммой и солидным запасом продовольствия. Зная нравы, царившие тогда в верхушке советских силовых ведомств, мы неизбежно придем к выводу, что так поступить могли только с очень-очень ценным кадром, с которым, вероятно, предполагалось и дальнейшее сотрудничество. А зная повадки Берии, можно предполагать, что решение по судьбе Чеховой могло быть принято лично самим «вождем всех народов».
Великий гуманист Антон Павлович Чехов говорил: «В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли».
У Ольги Константиновны Чеховой с лицом и одеждой все было в полном порядке. А вот какие мысли таились в глубине ее души, мы уже вряд ли когда-нибудь узнаем…
Продолжение следует