Это интересно

ФУТБОЛ НАШЕГО ДЕТСТВА

Михаил ФРЕНКЕЛЬ | Номер: 02/302 Февраль 2018

(Из цикла «Дело было на Евбазе»)

Скажите, вы любите футбол? Да, то самое неподражаемое священнодействие с мячом, влекущее к себе миллионы и миллионы горячих приверженцев. Есть ли внутри вас удивительная пружина, заставляющая человека, подобно горному козлу, скакать от радости, когда ваша любимая команда забивает гол? Плачете ли вы от горя, как девочка Таня, уронившая в речку мяч, когда этот самый мяч гремучей змеей вползает в сетку ворот родного клуба?
Есть ли для вас минута светлее той, когда неподражаемый Роналдо своими сводящими с ума финтами укладывает на газон защитников и вратаря, а потом уже тихонько, но филигранно, как ас-бильярдист, загоняет мяч в «лузу»?
А нравится ли вам красавчик Дель Пьеро, напоминающий внешностью героев полотен гениев Возрождения? А разве и его самого не считаете вы гением в те секунды, когда пущенный им со штрафного кожаный снаряд, выделывая в воздухе зигзаги, что сродни полету загадочного НЛО, в конце концов опускается прямехонько в «девятку»?
Восхищаетесь ли вы неутомимостью Зидана, проделывающего за один тайм столько технико-тактических движений, сколько осуществляет команда-середнячок за весь сезон?
А можете ли вы весь день напролет вспоминать с друзьями за бутылочкой пивка, как финтили Стрелец и Быш? Какие точные пасы на пятьдесят метров отдавал Муня?
И, наконец, вскакиваете ли вы среди ночи и оглашаете ли радостным криком весь дом в тот момент, когда вам приснилось, что это вы, а не Пеле, забили чудо-гол в финале мирового чемпионата 1958 года?
Вскакиваете? Так я вам скажу, что вы такой же придурок, как мой муж, который ничего, кроме этой дурацкой возни с мячом, в жизни не любит и не понимает.

Когда лет двадцать назад я сочинял эту юмористическую миниатюру, то перед моими глазами стояло лицо соседки по коммуналке на Евбазе тети Ани. Лицо симпатичное, и чаще всего улыбающееся. Но оно не раз наливалось краской гнева, когда речь заходила о футболе. Тетя Аня, мамочка моей подружки-одногодки Зойки, была моложе своего мужа Бори на десять лет. Аня любила кино и вечеринки с танцами. А Боря любил футбол. Любили ли они друг друга, я не знаю, да это теперь и неважно.
В те годы будущий кумир советских кино- и телезрителей (и особенно зрительниц) Андрей Миронов был еще юношей. Зато на эстраде блистали его родители Мария Миронова и Александр Менакер. Самыми любимыми у аудитории номерами были их сценки из жизни некоей супружеской пары. В этих миниатюрах Миронова изображала энергичную, не знающую сомнений в своих поступках персону, а Менакер – мягкого слабохарактерного человека, старающегося во всем угождать жене. Была в их репертуаре и смешная интермедия, во время которой они ссорились из-за страсти мужа к футболу. Мне повезло больше, чем другим зрителям, поскольку довольно регулярно я лицезрел подобные сценки не по телевизору, а воочию.
Вспоминаю самую эффектную из них. Я ужинал манной кашей за нашим столиком в коммунальной кухне и поневоле слышал разговор на повышенных тонах за дверью соседской комнаты.
– Боря, мы идем в кино, – настаивала Аня.
– Нет. В кино идете ты и Зоя. А я иду на футбол, – не менее решительно заявил Боря.
– Боря, ты совсем не уделяешь нам внимания. Но сегодня мы все вместе идем в кино.
– Нет. Я иду на футбол.
– Что за идиотское занятие – глядеть на здоровенных болванов, гоняющих по траве мяч!
– Ну не такое глупое, как надцатый раз смотреть на физию этого слащавого красавчика Жерара Филиппа.
– В любом случае лучше, чем на задницы остолопов, пинающих мяч. Только без нервов! Боря, мы идем в кино!
– Нет, я не иду.
Далее страсти пошли по нарастающей.
– Боря, или футбол или я!
– Футбол! – вскричал Боря и, схватив куртку, выбежал из квартиры, оставив жену «у разбитого корыта».
Однако месть была скорой и сокрушительной. Через некоторое время, придя в нашу комнату поиграть со мной в названия кинофильмов, Зойка мне заговорщицки сказала:
– Я слышала, как папа жаловался бабушке Нине, что мама ему не дает.
– Что не дает? – в свои восемь лет наивно спросил я.
– Ну не знаю, – пожала плечами Зойка. – Но папа очень расстроен.
Вечером, когда мои родители пришли с работы, я сообщил им эту новость. Отец, не сдержавшись, хмыкнул. А мама наставительно сказала, что в каждой семье свои проблемы, и посторонним не следует совать в них свой нос…
О, футбол нашего детства и юности!
Грозный пират из стивенсовского «Острова сокровищ» твердил, что все в жизни ему заменял ром. Нам, мальчишкам послевоенных лет, все заменял футбол. Молодежь удивится, но в те времена не было не только гаджетов, смартфонов и Интернета, но даже развлекательных телеканалов. Спорт, в основном футбол, заполнял весь наш досуг, а для некоторых – и время учебы. До усталости в мышцах мы гоняли мяч во дворах. И с огромным интересом следили за союзным чемпионатом. Международные матчи тогда были редкостью. Футбол заполнял почти все наше время…
Один большой футбольный функционер как-то сказал, что наблюдает футбол с двух лет. При этом он как бы намекнул, что уже тогда смотрел игру осознанно. Он, должно быть, был настоящий вундеркинд, потому что, например, Эйнштейн и Пушкин говорили, что начали осознавать себя с трех лет. Ну да ладно. Я в таком случае совершенно правдиво могу заявить, что первый раз присутствовал на поединке чемпионата СССР в день, когда мне исполнился ровно год – так отец и дядя отметили мой день рождения. И было это за несколько месяцев до того, как упомянутый функционер появился на свет.

А вот первым футбольным матчем, перипетии которого я помню уже совсем хорошо, стал финал Кубка СССР 1954 года. Тогда, победив ереванский «Спартак» со счетом 2:1, киевские динамовцы впервые завоевали почетный трофей. По случаю этого огромного счастья во дворе дома №14 по улице Менжинского (ныне вновь Дмитриевской) состоялся достаточно многолюдный фуршет «прямо из горла» с небольшим количеством бутербродов. Мы же, малышня, пировали лимонадом и конфетами.
А спустя два года мне довелось побывать на довольно забавном матче «Динамо» – сборная Ливана. В те времена не только киевские, но и московские спортивные чиновники весьма слабо разбирались «кто есть ху» в мировом футболе. А кроме того, очень беспокоились о престиже советского спорта, панически боясь неудач в спортивных ристалищах и постоянно накачивая атлетов перед состязаниями сентенциями вроде: «Народ требует!», «Родина нам не простит!».
Вот и в тот раз, явно не зная реальных возможностей гостей с Ближнего Востока, функционеры решили усилить киевскую команду игроком московского «Локомотива» Ворошиловым и Сапроновым из «Шахтера».
В тот день мамин брат дядя Илья к большой моей радости взял меня на стадион. Трибуны волновались – устоят ли наши перед загадочными иностранцами? С первых минут встречи пошел дождь. Мы его не замечали, напряженно всматриваясь в то, что происходило на поле. И… первый тайм закончился со счетом 10:0 в пользу «Динамо». Мне стало жалко заезжих игроков, а еще больше – нашего вратаря Олега Макарова, совершенно промокшего и стоявшего без всякого дела у штанги ворот.
Зонт дядя непредусмотрительно не захватил. Поэтому опасаясь, что я могу простудиться, сразу же после свистка на перерыв сказал: «Все понятно. Пошли домой. Досмотрим по телевизору». На удачу нам сразу же удалось сесть в трамвай маршрута № 9, тянувшегося со Сталинки на Подол, и мы успели домой к началу второго тайма. Взглянув на экран, я сразу же порадовался за Макарова, потому что его заменили, и в киевские ворота встал высокий и худющий Евгений Лемешко. Но и ему не повезло – он тоже мокнул без дела до самого финального свистка арбитра, зафиксировавшего победу динамовцев со счетом 18:0.

Ура-а! И могу только представить, какие победные отчеты об этом матче спортивные деятели направили в адрес курировавших их партийных органов – должно быть, особо подчеркнули, какой весомый вклад в победу обеспечили они, усилив «Динамо» игроками из других команд…
В те далекие годы еще не было никаких фанатских объединений, никто не бросал файеры на поле, не устраивал потасовок с конкурирующими группировками. А если бы кому-то с какого-то ляда вдруг захотелось проорать что-то вроде «Зиг хайль! Зиг хайль! Рудольф Гесс…», как это сегодня себе позволяют некоторые фанаты «Шахтера», то он бы точно нехило получил по физиономии еще до появления милиции в секторе. И тем не менее и тогда на стадионе не бывало совсем тихо и смирно, хотя недовольство трибун не отличалось особым разнообразием. В ходу была всего одна кричалка – «Судью на мыло!». Весьма жестокий подтекст этого призыва я тогда не очень осознавал, как впрочем и многие взрослые болельщики.
И еще одна памятная игра. Она состоялась 2 мая 1959 года. В тот день моя мама в первый и последний раз в жизни посетила футбольный матч. Произошло это только потому, что утром у отца, купившего себе и мне билеты на принципиальный поединок динамовских команд Киева и Москвы, вновь хлынула из носа кровь. Именно хлынула, а не пошла. Это было последствие контузии, полученной им на фронте, где он был заместителем командира саперной роты. Такие приступы случались с ним не так уж редко, но врачей он как правило не вызывал. Вместо них приходила младшая папина сестра Циля. Она была очень опытной и толковой медсестрой, многие годы проработала в затерянных селениях дальневосточной тайги, заменяя там врачей. И на этот раз она, как всегда, остановила кровотечение, но строго-настрого приказала отцу лежать до вечера. Я, конечно, страшно огорчился из-за папы и футбола. И тут мама, взглянув на меня, неожиданно сказала, что пойдет со мной на игру. И ох, как же ей «повезло»!
Как я уже упоминал, ультрас в те годы еще не появились. Однако я не открою большой секрет, если скажу, что определенное количество мужиков приходило на стадион слегка, а иногда и не слегка подшофе. И заводились они в случае чего с полуоборота. Чаще всего мелкие инциденты на трибунах гасились довольно быстро. Но так бывало не всегда…
4 сентября 1956 года почти в конце сезона, когда очки считаются тщательнее любых цыплят, на Республиканском стадионе состоялся матч динамовцев с московским «Торпедо». Судил его арбитр из Ленинграда Вячеслав Богданов. Нервозность и непоследовательность в действиях арбитра зрители заметили практически сразу. А поскольку ошибался он в основном в пользу москвичей, то у киевских болельщиков сложилось четкое представление, что он попросту подсуживает гостям. Наконец, когда судья не засчитал мяч, забитый динамовцами, стадион взорвался, и кажется впервые в истории советского футбола зрители массово рванули на поле.
И тут нужно отдать должное футболистам. Тогда на поле выходили не нынешние звезды, чьи ноги и прочие части тела застрахованы на миллионы долларов, а простые ребята, по большей части бойцы до мозга костей. Несмотря на все художества арбитра, динамовцы вместе с гостями бросились на его защиту. Этим они выиграли некоторое время, и горе-судья был спасен от расправы, поскольку вовремя подоспели милиционеры и солдаты внутренних войск. Им с трудом, но удалось восстановить порядок.
Матч был переигран на следующий день и закончился вничью – 1:1. А инцидент был представлен, как совершенно случайный эпизод, абсолютно чуждый нашему самому передовому в мире советскому спорту. В повторение подобного ни власти, ни спортивные чиновники верить не хотели. Ага, счас…
Итак, 2 мая 1959 года. Вновь Республиканский стадион столицы Украины. Мы с мамой на трибуне. Встречу московских и киевских одноклубников снова обслуживает арбитр из Ленинграда – на этот раз Павел Белов, арбитр, который давно на плохом счету у киевских любителей футбола. Белов и на этот раз с первых минут начал «оправдывать ожидания» киевской публики – сначала назначил весьма сомнительный одиннадцатиметровый удар в ворота киевлян, а вскоре совершенно проигнорировал более откровенный фол в штрафной москвичей. На этом «соло» человека в черном, однако, не закончилось. На 9-й минуте второго тайма игрок москвичей сильно пробил с дальней дистанции. Мяч попал в перекладину и, отскочив в поле, достался нашему вратарю. Тем не менее, судья, «предтеча Бахрамова», находившийся весьма далеко от ворот, засчитал гол в наши ворота и указал на центр поля. Трибуны закипели. Я, оторвав глаза от событий на поле, посмотрел на маму и обнаружил, что она за игрой уже не следит, а нервно оглядывается по сторонам. Где-то за минуту до окончания матча мама дернула меня за рукав и страшным шепотом проговорила: «Немедленно уходим отсюда».
О, великий феномен природы – женская интуиция! Она не подвела и на этот раз. Когда прозвучал финальный свисток, мы уже были в верхнем створе выхода из сектора. Я оглянулся и увидел, как толпа болельщиков покатилась с трибун на поле. Бог его знает, что было бы с этим нехорошим судьишкой, если бы поле охраняли нынешние стюарды! Однако милиция спасла от расправы и этого засранца в судейской форме.
Союзные спортивные чиновники в Москве собрались было наказать киевскую команду за поведение болельщиков. Но тут неожиданно проявила характер киевская коллегия футбольных судей, направившая в белокаменную решительное письмо с требованием более не допускать Белова к судейству матчей класса «А». По тем же московским адресам полетели и гневные письма от киевских болельщиков. Там, видимо, все-таки слегка испужались и спустили дело на тормозах. И этот матч был переигран, и как и в 56-м, завершился ничьей. Правда, нулевой…
Когда мы вернулись домой, мама открыла дверцу буфета, вытащила бутыль вкуснейшей вишневой наливки, которую готовила сама. Налила себе большую рюмку. Хлопнула ее одним духом. И сказала, что на эту «корриду без быков» она больше никогда не пойдет.
Мама сдержала свое слово. Она прожила девяносто лет, но на футбольном матче больше никогда не была…
Ну а киевское «Динамо» как раз в то время, в 1960 году, начало свое яркое восхождение к футбольным вершинам. Середнячок союзного первенства последнего десятилетия неожиданно устроил остросюжетную гонку за чемпионство с московским «Торпедо» и уступил совсем немного, да еще и не без тенденциозного, по мнению киевских болельщиков, судейства. Нужно сказать, как-то так получилось, что тогда в «Торпедо» собралась очень сильная команда, несмотря на то, что этот клуб, в отличие от московских «Спартака», «Динамо» и ЦДСА, особыми симпатиями партийного начальства, спортивных чиновников и московских журналистов не пользовался. Особенно там выделялись Валерий Воронин, Валентин Иванов, Слава Метревели – несомненно игроки международного класса.

«Торпедо» было бы еще сильнее, если бы в нем в те годы по-прежнему выступал Эдуард Стрельцов – по мнению большинства экспертов самый сильный игрок московского футбола за все годы. Однако в то время он находился в местах лишения свободы.
Рассказываю о нем вот по какой причине. В 1956 году я с мамой гостил у ее брата, дяди Яши. Он жил в Москве неподалеку от автозавода и поэтому отчаянно болел за «Торпедо». В один из дней он взял меня и своего сына Мишу на матч торпедовцев с другой московской командой. В той игре мне запомнился высокий, статный, с эффектной прической футболист. Он явно был с мячом на «ты» и очень ловко расправлялся с соперниками. Это и был молодой Эдуард Стрельцов – надежда советского футбола. Я думаю, что болельщиков, видевших вживую игру Стрельцова до «отсидки», сегодня осталось совсем немного.
Стремительную карьеру знаменитого футболиста прервала драматичная ночь на подмосковной даче, где накануне чемпионата мира 1958 года произошло изнасилование одной из участниц шумной пьяной гулянки, длившейся весь предшествующий день. В преступлении был обвинен именно Стрельцов, хотя на даче в ту ночь, кроме футболиста, находились еще несколько мужчин, в том числе и его партнеры по сборной Татушин и Огоньков. Не секрет, что в стране Советов известным спортсменам, а тем более футболистам, а тем более таким знаменитым, каким был любимец публики Эдуард Стрельцов, любые грехи чаще всего списывались. Но здесь Стрельцову катастрофически не повезло. Во-первых, находившийся тогда на вершине власти Хрущев не был, что редкость для советского партийно-государственного деятеля, футбольным болельщиком. А во-вторых, министром культуры и членом ЦК КПСС, в чьи обязанности входило курировать спорт, была Екатерина Фурцева. (Помню смешной и острый анекдот тех лет: «Сообщение агентства «Франс-Пресс». Вчера в Париж прибыла министр культуры Советского Союза Екатерина Фурцева и группа искусствоведов в штатском».) Так вот, согласно настойчивым слухам, ранее Фурцева пыталась выдать замуж за Стрельцова свою дочь, но нарвалась на отказ избалованного женским вниманием форварда.
Об истории со Стрельцовым я в общем-то упоминаю только потому, что сегодня в России вновь набирает силу версия о том, что тогда ловушку «великому русскому футболисту» подстроили коварные иностранные шпионы, подсунув ему в постель завербованную ими «девушку легкого поведения». Согласно этой безумной конспирологии, где-то заграницей очень опасались, что советская команда со Стрельцовым во главе окажется настолько сильной, что завоюет чемпионский титул на грядущем мировом футбольном первенстве. И поэтому якобы была проведена хитроумная спецоперация по дискредитации ведущего советского игрока. Впрямую как обычно во всем обвиняли злокозненных «пиндосов», нисколько не смущаясь тем фактом, что сборная США вообще не участвовала в том чемпионате. На самом же деле, кроме всех других несуразиц этой «гипотезы», имелся серьезный аргумент, опровергающий присутствие наемной «шпионки». Дело в том, что как засвидетельствовала судебно-медицинская экспертиза, пострадавшая девушка, которой было больше двадцати лет, оказалась девственницей (как это ни покажется забавным современной молодежи). И тем показательней тот факт, что в нынешней России эта конспирологическая версия опять в ходу. Впрочем, может ли быть иначе в стране, где «общественность» снова истово верит в ритуальный характер убийства семьи Николая II?
Между тем на мировом чемпионате 1958 года советская сборная все-таки стала жертвой некоего политического акта – вот только неприятность пришла совсем не с той стороны, откуда ее ожидали.
Во время поединка группового турнира СССР-Англия при счете в пользу команды Советского Союза, произошел спорный эпизод на половине поля советской команды. И хотя единоборство советского и английского футболистов случилось в нескольких метрах от штрафной, арбитр назначил пенальти в ворота советской сборной, и англичане сравняли счет. Конечно, это был явный беспредел. А суть инцидента была во все той же политике – матч судил венгерский арбитр Жолт, который спустя годы признался, что таким образом решил «отомстить русским» за жестокое подавление восстания в Венгрии в 1956 году.
Поединок так и закончился вничью, и потому понадобился дополнительный матч. И хотя в нем советским футболистам удалось победить, сил на четвертьфинал с хозяевами турнира шведами у них не осталось и они, проиграв, выбыли из турнира…
…А Эдуард Стрельцов спустя время вновь вышел на поле. Это был уже грузноватый и лысоватый мужчина. Но, тем не менее Стрельцов «второго пришествия» смог снова вернуться в сборную СССР. Он был действительно большим талантом.
Вернемся, однако, в Киев, на Евбаз. Двухэтажный домик, в котором я вырос, числился по адресу ул.Менжинского,18, но двор нашего дома обозначался как ул.Воровского,44. Двор наш состоял из горки и низины, и играть в футбол в нем было неудобно. Поэтому мы обычно гоняли мяч в соседнем дворе с тамошними юными любителями игры. Там по ул.Воровского,42 находился, точнее, до сих пор находится, но в совершенно заброшенном состоянии трехэтажный дом. По сведениям некоторых киевоведов, в этом здании одно время проживал Семен Высоцкий – отец знаменитого барда и артиста, и тот подростком приезжал к нему в гости. Не скрою, было бы заманчиво сейчас написать, что, мол помнится, как мы, мальчишки, носимся с мячом возле подъезда, из которого вдруг выходит Семен Владимирович с Володей и… Но это было бы неправдой. Ничего такого я не помню.
Зато хорошо помню, как мы сражались в футбольных битвах с ребятами из Музыкального училища имени Глиера. Здание училища располагалось через дорогу напротив нашего двора. Собственно здание стоит там и поныне, просто училище давно переехало и пошло на повышение – теперь называется Киевский институт музыки. При этом сохранился не только сам двор училища, где мы собственно и играли, но и трансформаторная будка, служившая нам футбольными воротами. Другая «рамка» находилась почти у противоположного забора и ограничивалась просто двумя кирпичами.
Играли на деньги. У моих сверстников их не было. Но они имелись у музыкантов и старших ребят с Евбаза. Игра на «интерес» предопределяла тщательный отбор в команду. Тут было не до личных симпатий – в состав требовались те, кто мог добыть победу. В детстве и юности у меня была хорошая реакция. Поэтому руководивший нашей евбазовской командой Валентин (ему тогда было лет семнадцать) как правило отводил мне роль голкипера, и я обычно доверие оправдывал. Сражались с музыкантами мы довольно часто. Однажды перед одной из игр я в свои одиннадцать лет осознал то, что многие мои соплеменники точно так же начинают понимать в других жизненных ситуациях – для того, чтобы еврею занять то место, которое он хочет и заслуживает, ему надо быть на голову выше других и в своих талантах, и в своих действиях.
В то утро Валентин, определяя состав команды, привычно поставил меня на вратарскую позицию. Но неожиданно вклинился Ленька, уже тогда приблатненный парень, впоследствии таки сидевший в тюрьме.
– Валек, – сквозь зубы процедил он. – Зачем нам евреи? Нам евреев не надо.
Хорошо помню, что он сказал «евреи», а не «жиды». Но сильно обидеть можно и так.
– Да хрен с ними с евреями, – ответил Валек, – сегодня ставки на игру хорошие. А Мишка у нас лучший вратарь.
– А мы это сейчас проверим, – буркнул Ленька. И обратившись ко мне, бросил:
– Становись в ворота. Я тебе пеналь пробью.
Я встал.
Ленька сподличал. По правилам перед пробитием одиннадцатиметрового нельзя делать ложные замахи. А он сделал. Замахнулся, я среагировал. А Ленька пробил в другой угол.
– Ну вот, – сказал обманщик Валентину. – Никакой он не вратарь.
Валентин пожал плечами, но спорить с «авторитетным пацаном» не стал.
Тут подоспели после занятий музыканты и матч начался. Я наблюдал за игрой, прижавшись спиной к стене училища. Уже после первых десяти минут наши горели 0:2. И тут Валек не выдержал.
– Эй, Мишка, – махнул он мне рукой. – Становись в ворота!
И я встал. И играл так, как никогда раньше. Мы выиграли 5:3.
– Вот так. Всегда надо доказывать, – сказал мне Валек после игры, не сильно объясняя, что именно нужно доказывать. Он выдал мне двойное вознаграждение – и на кино, и на мороженое.
Но я и без Валькиных разъяснений уже понял, что именно мне следовало доказывать. И так сложилась дальнейшая жизнь, что приходилось мне это делать не раз.
И не только на Евбазе.

(Продолжение следует)