Раз на Воровского – угол Тургеневской…
“…Тим часом пан, який читав доповідь, дійшов у ньому до слова „Ізраїль“, і обличчя його перестало бути нудним. Воно осяялося мрійливою усмішкою, і президент США Джордж Буш-молодший, явно відходячи від тексту, сказав: „Ну що таке Ізраїль! Це маленька країна, площею рівна семи моїм ранчо в Техасі…“ Його слова викликали добродушний сміх. Виявляється, ніщо людське президентові великої країни не чуже”.
Це фрагмент з нової книги „Дело было на Евбазе“ нашого почесного редактора МИХАЙЛА ФРЕНКЕЛЯ. В ній розповідається про один із старих районів Києва, де жило багато євреїв. Власне, Євбаз – це скорочено від „єврейський базар”, про який досі пам’ятають київські старожили. Вітаючи Михайла, ми сьогодні публікуємо один із розділів, який раніше у нас не друкувався.
Михаил ФРЕНКЕЛЬ
Это чувство было странное-странное. И не сон, но почти и не явь… Бокал легкого вина, выпитый на приеме, не мог ввести меня в это состояние. Скорее всего, сказалась недостаточная акклиматизация, ведь Вашингтон находится в совсем в другом часовом поясе, чем Киев.
Я сидел за уставленным бутылками и закусками столом в огромном зале, где было полным-полно вип-персон, включая президентов и министров разных стран. А прямо передо мной, на растоянии каких-то десяти метров, мужчина, облаченный в костюм от престижного мирового бренда, зачитывал текст своего выступления. Торжественный прием по случаю завершения юбилейного съезда Американского еврейского комитета был в разгаре.
А я, оглядываясь вокруг, вдруг подумал: неужели среди собрания всех этих персон пребываю я, тот самый мальчишка, гонявший в евбазовском дворе старенький мяч между складами продмага и общественным туалетом? На стене того сортира долгое время красовался рисунок в деталях изображавший половой акт. На упреки соседей дворник возражал, что не закрашивает это „художество“ потому, что оно отпугивает от нашего сортира заходящих во двор дамочек с улицы.
Мячик катился, поднимая пыль, а мы, глотая ее, неслись в атаку…
Тем временем господин, читавший доклад, дошел в нем до слова „Израиль“, и лицо его перестало быть скучным. Оно озарилось мечтательной улыбкой, и президент США Джордж Буш-младший, явно отходя от текста, произнес: „Ну что такое Израиль! Это маленькая страна, по площади равная семи моим ранчо в Техасе…“ Его слова вызвали добродушный смех. Оказыается, ничто человеческое президенту великой страны не чуждо.
По воле устроителей на приеме я сидел за одним столом с делегацией Беларуси и редактором петербургской газеты „Ами“ Яковом Цукерманом. Почему Яша оказался за этим столом можно еще было понять: он родился в Гомеле. А вот я в данную компанию попал как-то случайно. Но не пожалел, поскольку весь вечер происходило фарсовое действо под названием „как у нас в Беларуси замечательно живется“. Дело в том что, кроме еврейской делегации, здесь находился заместитель посла Беларуси в США с супругой. Оба моложавые, холеные, высокомерные. По повадкам не сомневаюсь, что из „конторы“. Наверное, он был уже полковник, ну, а она, следовательно, – подполковник. Ввиду их присутствия беларусские хаверим все время рассказывали, как им замечательно живется и какой прекрасный человек Александр Григорьевич Лукашенко. Супруги слушали их с одобрительными улыбками, милостиво давая понять что верят в искренность говоривших.
Но вот объявили небольшой перерыв в выступлениях, и парочка дипломатов отправилась общаться с коллегами из других стран. И тут фонтан прорвало!
„Этот усатый колхозник совсем угробил страну“, – заявил один из моих соседей. „Он же полный идиот“, – еще резче высказался другой. И все члены делегации наперебой принялись на чем свет стоит ругать беларусскую власть. Яша буквально поактывался со смеху.
Как резко начались эти фрондерские высказывания. так же быстро и закончились, как только дипломаты возвратились к столу. Присутствующие тут же по-быстрому вернулись к дифирамбам в адрес Лукашенко. Да, принципиальность еврейских активистов Беларуси просто зашкаливала…
И я еще раз удивился зигзагам судьбы, забросившей меня с евбазовского двора за океан в зал, битком набитый столь важными персонами. А ведь судьба могла сложиться по-другому. В жизни моей было неколько моментов, способных направить ее соввем в иное русло. Или вообще прервать.Но более всего запомнилось происшествие, случившееся ранней весной 1961-го года. За одиннадцать проведенных за партой лет я учился в четырех школах. И ни в одной из них у меня не было конфиктов с одноклассниками по „еврейскому вопросу“. А вот с юными антисемитами из других классов, увы, приходилось сталкиваться. В тот год я учился в шестом классе 91-й школы, расположившейся под горкой, на которой шумел-гудел популярный в то время Сенной базар. Осенью 1960-го в параллельном классе появились двое новых учеников, прибывших из России. Были они чем-то похожи друг на друга и на приблатненную шпану, несмотря на то, что их папаши были полковниками, переведенными на работу в штаб Киевского военного округа.
Видно, я сразу им не понравился. И уже вскоре они с криками „Вот идет жидок, тупой, как молоток!“ набросились на меня/, когда я шел домой на Евбаз по улице Воровского. В серьезную драку они не вступали, а исподтишка наносили мне пару ударов и убегали. Так продолжалось всю осень. Одному справиться с ними мне было сложно. Но никому жаловаться я не хотел. А мажоры все наглели. И вот…
День был солнечный, яркий. Я шел из школы, радуясь пятерке по любимому предмету – истории. И вдруг – два удара: в плечо и по ребрам. От неожиданности не удержался на ногах.
– Ха-ха-ха, жид лежит и не бежит, – услышал над головой. Попытался вскочить на ноги. И тут моя левая рука неожиданно нащупала кусок кирпича. Он откололся от небольшого бордюрчика у дома на перекрестке улиц Воровского и Тургеневской. Но это я выяснил позже. А тогда, плохо понимая, что делаю, я вскочил и бросился на одного из обидчиков, намереваясь врезать ему каменюкой по башке. И…
Нам повезло, и ему, и мне. Если бы я ударил, как собирался, по голове, должно быть, и убил. И тогда бы… Нет, мне в ту пору было всего 12 лет, меня бы не судили. Но мог бы оказаться в каком-нибудь заведении для трудных подростков. А главное – я бы себе никогда не простил, что убил человека, пусть и такого мерзопакостного. Но к счастью я подскользнулся, и удар пришелся в плечо. Кроме того, его защитило теплое толстое пальто. Но он упал и завыл от боли. А его дружок с еще большим визгом стал храбро удирать вниз по улице на площадь Победы. И тут ко мне, все еще не пришедшему в себя, подбежала молодая женщина. Она надела мне на голову слетевшую шапку и отрывисто сказала:
– Беги скорее отсюда. Беги!
И я побежал, и уже минут через пять был дома…
Когда я впоследствии вновь и вновь переживал случившееся, то понял, что эта девушка наблюдала все происшедшее с самого начала. А значит, видела, что не я напал, а на меня. Поэтому она и пришла мне на помощь. Ее милое лицо и сочувственный взгляд не раз будут сниться мне в последующие годы. Более того: каким-то мистическим образом мне станет чудиться, что точно таким было лицо молоденькой проводницы, спасшей меня от вооруженного ножом бандита, когда поезд Омск – Москва несся по рельсам в крае, где располагались лагеря ГУЛАГа. И таким же симпатичным и сочувствующим я видел лицо медсестры Оксаны, родом из Макеевки, самоотверженно ухаживавшей за мной после операции в Израиле. Девчонки, спасибо! Если бы не вы, не дожил бы я до нынешнего времени.
С того дня полковничье семя обходило меня стороной. Да и вправду, кто знает, что этот псих может еще отчебучить. Вскоре закончился учебный год. А летом мы с мамой наконец-то получили „роскошную“ однокомнатную хрущобу на последнем этаже дома без лифта. Мы переехали на Чоколовку, и в седьмой класс я пошел уже в другую школу.
Но на Евбазе продолжал жить отец. Так что свидания с родным районом у меня были частые.
* * *
Евбаз, мой дорогой Евбаз. Дети твои разлетелись по свету. Отклики на свои воспоминания, собранные в эту книгу, я получал из разных стран. Все, кто жив, помнят тебя, Евбаз. Они рассказывали мне эпизоды из твоей жизни, о которых я не знал. В принципе, собрав их воедино, можно было бы написать еще одну книгу о тебе.
Хоть и прошло немало лет со времен нашего детства и юности, ты остался в памяти и сердцах, Евбаз. И это не пафос.
Не так давно площади, где шумели твои торговые ряды и кипела жизнь, вернули ее старое название. Теперь она снова – Галицкая площадь.
Я знаю, Евбазом ее официально никогда не назовут. Но именно так ее и сто, и пятьдесят лет назад называли украинцы и евреи, обитавшие здесь в пропорции примерно 50 на 50.
Нам не забыть тебя, Евбаз.
…Неспешно спускаясь по бульвару Шевченко, я выхожу на площадь. Закрываю глаза и мысленно возвращаюсь к былым временам.
– Шишами, шавствуйздра, – тихо шепчет мне голос из далекого детства на нашем „евбазовском языке“.
