ТАЛАНТ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ
Белорусский крестьянин, Праведник мира Константин Козловский
за три года оккупации спас от смерти более 500 узников Новогрудского гетто
Новогрудок – утопающее в зелени садов белорусско-польское местечко на Гродненщине, в верховьях Немана. Немцы пришли сюда летом 1941 г., и всех евреев из ближайших деревень и хуторов они согнали в гетто, которое подлежало уничтожению. Одним из первых, кто попытался избежать страшной участи, стал Тувия Вельский, а за ним многие его родные и друзья.
С просьбой прятать и переправлять в лес беглых узников гетто Тувия Вельский, будущий командир партизанского отряда и лагеря «Лесной Иерусалим» в налибокских лесах, обратился к Константину Козловскому. Почему именно к нему? Они были близкими соседями, друзьями, много лет жили на виду друг у друга. Деревня Станкевичи, где Вельские были единственной еврейской семьей (11 человек), и хутор Козловских Мокрец находились всего в километре друг от друга, расстояние незначительное по сельским меркам.
«У нас были белорусские друзья, белорусские соседи, – вспоминал Вельский много лет спустя, – и в том числе Константин Козловский. Он говорил на идише с детства не хуже любого еврея и был своим в нашей среде». Так что общность с евреями у Козловского имела глубокие корни, с тех детских лет, когда родители отдали его в учение к местному еврею-портному.
Нелегкая жизнь на одиноком хуторе не располагала к общительности. Козловский не привык быть в центре внимания, лишних разговоров не водил. Особо никому не доверял и жил незаметно, тем более что хутор его со стороны шоссе никак не просматривался. Чтобы выживать и кормить семью, занимался покупкой и продажей мелких дефицитных товаров. Промышлял и самогоном собственного изготовления по своему рецепту, а качественный самогон – самый ходовой товар в сельской местности при любой власти. В обмен на него Константин мог добывать бинты, лекарства и многое другое, необходимое для лесного лагеря. Характер и образ жизни позволяли ему быть в курсе событий, но при этом казаться к ним непричастным. Козловский рисковал ежедневно, ежечасно. Самая незначительная промашка могла стоить жизни всем – спасенным, ему и его детям. Он не мог не знать – об этом кричали со всех столбов объявления новой власти, – публичная казнь, экстренная, без суда и следствия, назначалась каждому, кто смел укрывать и спасать евреев. Власти расценивали такие действия как сопротивление идеологии и политике Рейха, но мирные люди – белорусы продолжали спасать попавших в беду мирных людей – евреев. И многие поплатились за это своей жизнью? Только официально зарегистрированных по Белоруссии праведников мира насчитывается 700. Некоторые источники убедительно доказывают, что немцы не смогли поднять местное белорусское население на еврейские погромы и потому завоеватели были вынуждены проводить свои акции вместе с полицаями и карателями, привезенными из других мест.
На глазах у Козловского фашисты расправились с семьей Бобровских. Они тоже прятали у себя на хуторе беглецов из гетто. Родителей расстреляли, а шестерых детей отправили в концлагерь в Германию. Своих пятерых детей Константин растил один, без жены. Она умерла в 1938 г. при родах.
Нонна Мордюкова, прославленная советская актриса, звезда мировой величины, много лет носила в себе тяжесть вины перед обреченной на смерть шестилетней еврейской девочкой. В кроваво-красном платьице, пропитавшемся кровью, та вылезла из-под трупов, приползла к людям и безучастно смотрела на них, сидя на крыльце магазина… Малышку молча обходили все, и 15-летняя Нонна. С тех пор кроваво-красные пятна напоминали актрисе о невинно погибшем ребенке и терзали ее совесть.
Давайте спросим себя: «Можно ли сохранить человечность в экстремальных условиях войны и оккупации?» Константин Козловский не спрашивал себя ни о чем. Он делал то, что велела ему совесть.
Хутор Мокрец, укрытый густой пышной шапкой разросшихся деревьев, три страшных года, с 1941-го по 1944-й, был перевалочной базой на пути беглецов из гетто в лесной лагерь. Даже с открытого всем шоссе было невозможно увидеть, что там происходило.
А происходило вот что. Иегуда Вельский через Константина Козловского получил в гетто от брата Тувии записку, в которой тот просил его немедленно бежать в лесной отряд. Раздумывать времени не оставалось: летом гитлеровцы уничтожили 5 тыс. евреев, и очередь на смерть неотвратимо приближалась. Убежать непросто, но надежда на спасение, а также отчаяние и страх перед будущим придавали сил. Вместе с Иегудой бежали еще семеро. До хутора шли 11 км лесом всю ночь. Утром появился Тувия Вельский и повел спасшихся в еврейский лесной лагерь.
20-летняя Рая Каплинская и ее 11 друзей бежали через лаз в ограде гетто. Немцы заметили беглецов, открыли огонь, но не стали их преследовать. Сбежавшие уцелели чудом и через пару часов были на хуторе, а утром – в лесу.
Страх перед неотвратимой гибелью, неминуемой смертью подстегивал узников, давал им силу для побега. Они знали: надеяться можно было только на лесной лагерь и его связного Константина Козловского. В хуторском хозяйстве Козловского у самого леса была яма, в которой обычно хранили картофель. Прикрытая деревянной доской, а сверху соломой и мусором, она не привлекала внимания и служила надежным укрытием и спасением многих жизней. В исключительных случаях, когда не было другого выхода, Козловский прятал людей на чердаке и в яме под кухней.
Айк Берштейн и его друзья не знали про Козловского и попали на его хутор случайно, после того как всю ночь наугад блуждали по лесу. Видно, суждено было жить молодым людям: лесная тропинка привела их прямиком на хутор к партизанскому связному. Они отдохнули, помылись в бане, получили чистое белье, подкрепились картошкой с хлебом и ушли в лес.
Каждый, кто спас хотя бы одну жизнь, спасает целый мир. Про 500 спасенных «миров» Константина Козловского хотелось бы рассказать больше, но он не оставил ни строчки воспоминаний, а его сверстники давно умерли. Сохранилась в тех местах история о том, как Константин, пользуясь доверием партизан и местных жителей, сумел уладить конфликт между ними и предотвратить кровопролитие. Его дети и потомки детей не могут не помнить трагическую историю его брата Ивана. Будучи полицаем в Новогрудке, он был незаменимым источником секретной информации, недоступной евреям, белорусам и партизанам. Пока брат был жив, Константин Козловский, а через него и руководство еврейского партизанского отряда знали планы немцев о карательных акциях в гетто, в мирных белорусских селах и успевали помочь людям. Иван использовал свое служебное положение для организации побегов из гетто, передаче в лес оружия, медикаментов и делал это до последней минуты, хотя мог бы еще спасти себя.
Первые годы оккупации о спасителе евреев знали лишь немногие проверенные и надежные люди, но со временем о нем дознались полицаи и нагрянули на хутор. В поисках Константина и его гостей они прокололи острыми кольями все сено на чердаке, но там действительно никого не было. Тогда полицаи стальными прутьями жестоко избили младшего сына Константина, да так, что тот потерял сознание, однако отца он не выдал. Негодяи оставили бесчувственного мальчика умирать на дороге. Его подобрали добрые люди и принесли домой. Мальчик выздоровел лишь месяцы спустя, но хутор стал небезопасным местом, и Козловские ушли в лес.
Константин сделал так много хорошего, спасая людей от смерти, что заслуженно имел право на светлую, достойную, обеспеченную жизнь до самой смерти. Но этого не произошло. До самой пенсии он проработал заготовителем. Скромной зарплаты хватало только на самое необходимое.
Как повели себя после войны спасенные им евреи? Они быстро поняли, что за жизнь их ждет в западной Белоруссии при советской власти, и перебрались в Польшу, Израиль и дальше – в Америку. Потом был «железный занавес». Связь спасителя со спасенными прервалась на много лет.
12 июня 1981 г. в возрасте 95 лет Константин Козловский умер… Его похоронили на местном сельском кладбище – скорее всего, тихо, скромно, без официальных траурных церемоний.
22 декабря 1993 г. Константин Козловский (посмертно) и его старшие сыновья Геннадий и Владимир за спасение 500 с лишним евреев удостоены звания Праведника мира. В Израиле Праведники мира получили вечную признательность еврейского народа. А у себя дома, в Белоруссии?