Страсти по крайней плоти
Прав был великий философ Гегель, уверяя, что история повторяется дважды: первый раз — как трагедия, второй раз — как фарс. Во II веке до нашей эры царь Антиох Епифан, преследуя за исповедывание иудаизма и оскверняя еврейские святыни, под страхом смерти запретил делать обрезание, что привело, в конце концов, к Маккавейским войнам. Закончились они тем, что евреи по сей день празднуют веселую Хануку. В XXI веке немцы чуть не стали, по словам канцлера Ангелы Меркель, «нацией клоунов», попытавшись сделать то, что не удалось древнегреческому царю.
Конечно, чисто случайно дебаты Бундестага об обрезании пришлись именно на дни Хануки. Но что же заставило немецкого законодателя на общегосударственном уровне заниматься столь частной, чисто религиозной темой и принимать закон, не просто разрешающий, но регулирующий операцию циркумцизии? В трех чтениях депутаты еще и еще раз со всех сторон рассматривали и обсуждали вопросы, как далеко распространяются права родителей, что входит в понятие свободы вероисповедания и что стоит за правом ребенка на физическую целостность. Вокруг них не стихали политические, религиозные и социальные дебаты в Германии начиная с мая прошлого года — после того, как земельный суд Кельна признал противозаконным религиозное обрезание еврейских и мусульманских мальчиков.
Собственно, ответы на эти вопросы существовали давно, ни у кого до сих пор сомнений не вызывали и воспринимались всеми как логичные и сами собой разумеющиеся. Никому не приходило в голову сомневаться в соответствии иудейских и мусульманских религиозных обрядов государственному законодательству Германии. Никто, за исключением разве что группки детских врачей во главе с ярым противником даже медицински показанной циркумцизии Вольфрамом Хартманом, возглавляющим Союз немецких педиатров, не ставил под вопрос, насколько нарушают физическую целостность детей иудейский закон и мусульманская традиция — лишать мальчиков их крайней плоти. Это как само собой разумеется входило в категорию внутренних дел обеих религий. Конечно же, родители имеют право на свое усмотрение выбирать вероисповедание, пути и методы воспитания религиозного, социального и национального самосознания своего ребенка. Но оказалось, что один профессиональный судья и два заседателя решили, будто они лучше родителей знают, как это правильно делать и что хорошо или плохо для чужого ребенка.
Один-единственный суд, одно-единственное судебное решение — и столько идиотского, далекого от юриспруденции, теологии, деловой дискуссии и просто здравого смысла шума! Причиной для возбуждения дела стала госпитализация четырехлетнего мусульманского мальчика, у которого на второй день после проведенного врачом религиозного обрезания открылось кровотечение. Суд первой инстанции не нашел в этом вины ни врача, ни родителей: кровотечение, скорее всего, случилось потому, что ребенок сам мог сорвать повязку и повредить швы. Однако суд второй инстанции, также напрямую не признав ничьей вины, тем не менее счел религиозное обрезание несовместимым с правом ребенка на телесную целостность, тем самым практически запретив эту операцию без медицинской необходимости.
Что ж, не только у евреев есть на двоих три мнения. Сплошь и рядом разные суды могут принимать диаметрально противоположные решения, особенно в так называемой «серой» правовой зоне, где законодатель не предусмотрел решение для каждого отдельного случая. На то и существуют судебные инстанции, оставляющие в силе либо корригирующие тот или иной приговор.
Странная, очень странная тема для столь горячих споров — чужая крайняя плоть. Тем более что защищали ее именно те, кому не грозит ее потеря. Ни один «настоящий» немец не обязан делать обрезание, как не обязан соблюдать кашрут или Рамадан. Так почему бы не позволить евреям и мусульманам самим решать, что делать с крайней плотью их сыновей? Но о религиозной циркумцизии дискутировали с таким же азартом, как о будущем Евросоюза и евровалюты, если не еще азартнее.
Рядовой немецкий обыватель, казалось, почувствовал себя просто обязанным проследить, как бы евреи и мусульмане себе чего-нибудь не причинили. Он взял на себя право ставить под вопрос то, что никто в мире до сих пор под вопрос не ставил, и мнить себя при этом образцом морали и гуманизма, заботясь о правах людей вообще и детей в частности на базе наследия Просвещения как основы западной конституционности. Забывая при этом, что истинный гуманизм не сводит человеческие ценности только к телесным. Скорее наоборот, во главу угла ставятся в первую очередь ценности моральные и духовные, к которым относятся, в частности, свобода вероисповедания и право родителей воспитывать своих детей в своей культуре и своей религии. Воспитывать задолго до того, как дети, предоставленные сомнительной свободе выбора, вырастут лишенными каких бы то ни было ценностей. Ибо упущенную до 12-14–летнего возраста социальную интеграцию ребенка уже никогда не удастся компенсировать. Тем не менее, евреям и мусульманам настоятельно рекомендовали немедленно реформироваться и авторитарным жестом указывали пути реформ: отказаться от одной из основ их религиозного самосознания — обрезания крайней плоти.
Во имя сострадания к младенцам многочисленные немецкие противники обрезания начали оскорблять евреев и мусульман в прессе и интернете в разнообразных блогах и форумах. Иногда создавалось впечатление, что открылись шлюзы не только для правовой дискуссии, но и для безрассудства, подлости и цинизма. Дебаты принимали порой настолько психически ненормальные формы, что стали угрожать самому представлению о законодательной стабильности. Доходило до нелепостей: одни сравнивали циркумцизию с генитальным увечьем девочек, другие сравнивали с прокалыванием ушей.
Даже серьезные профессиональные медицинские издания позволяли себе терминологию в стиле небезызвестных «протоколов», называя религиозную циркумцизию «ритуальным обрезанием» или сравнивая ее с истязанием и даже изнасилованием. Некоторые врачи полным авторитета тоном утверждали, что циркумцизия ведет к сексуальным, физиологическим и психическим нарушениям и дисгармониям, отказываясь тем самым признавать нормальной жизнь 100 миллионов обрезанных мужчин.
А уж рядовой обыватель чувствовал себя просто обязанным из чисто гуманных соображений указать, что каждый без исключения мужчина должен сам решать, что ему делать с этим кусочком его кожи. А почему бы обывателю в этом его гуманизме не стать до конца последовательным и принципиальным и не предоставить детям самим решать, рождаться или нет, а если да, то какого пола и у каких родителей?…
Конечно, можно привести длинный список веских аргументов как за, так и против обрезания. Но разве об этом речь во всех этих дебатах? Когда еврейские родители решают, делать своему сыну брит-милу или нет, это их право — речь идет об их ребенке. Но когда принципиальные атеисты или добрые христиане берутся защищать еврейских детей от их бездушных религиозно фанатичных родителей, почему-то вспоминаются уже не единожды предпринимавшиеся попытки спасти мир от еврейских козней. И «ритуальное обрезание» можно, оговорившись, перепутать с «ритуальным убийством»…
Нет, конечно, я не подозреваю в антисемитизме поголовно всех противников обрезания: диспутантам по обе стороны баррикады зачастую не хватало чувства такта и толерантности. Но в пылу споров лексика многих из них переходила допустимые границы, особенно когда из любви к ближнему в ход идут термины «искалечивание» и «ампутация гениталий у мальчиков». Разумеется, противники обрезания хотят сделать для еврейских и мусульманских детей «как лучше». Иногда кажется, что все эти доброжелатели с большим трудом сдерживаются, чтобы не цитировать левых антисионистов: «После всего, что мы причинили евреям, мы не можем допустить, чтобы они себя калечили». Так и хочется ответить: «Нам не надо лучше, нам достаточно знать, что для нас хорошо». Да, действительно, среди евреев нет единого мнения по поводу этого символа принадлежности к народу. Но как долго будет практиковаться брит-мила — в любом случае решать не немецкому обывателю. И даже не немецкому законодателю. Пусть уж они оставят решение этой проблемы самим евреям.
Но общественная реакция на приговор Кельнского суда была такой лихорадочной, что залихорадило и все немецкое законодательство.
Шарль де Монтескье вполне справедливо утверждал, что если без какого-то закона можно обойтись, то и нет необходимости его принимать. Пресловутый же приговор не только внес замешательство в общество, но и поставил Германию в неприятное положение перед миром. И прекратить этот театр абсурда можно было только одним способом – принять новый закон.
Проект такого закона был представлен депутатам Бундестага и общественности. Очень доступно и разумно сформулированный проект, нашедший поддержку и одобрение в кругах как широкой религиозной общественности различных (в том числе и христианских) конфессий, так и у трезвомыслящих, не зараженных воинстующим атеизмом политиков. За малыми уточнениями (например, что до 6 месяцев обрезание может выполнять не только врач, но и уполномоченное на это религиозное лицо) закон не предлагает ничего нового, доселе не практиковавшегося или где-то кем-то не дозволявшегося.
Итак, в Бундестаге разгорелись горячие прения вокруг крайней плоти. Единства по этому вопросу не было даже внутри фракций. У христианских демократов и социалистов не было принципиальных разногласий, разве что по юридической процедуре. А в остальных фракциях мнения расходились до диаметрально противоположных: от призывов отказаться от криминализации «мужского обрезания по религиозным мотивам» до возмущений тем, что право ребенка на телесную целостность играет второстепенную роль.
Представители трех фракций, социал-демократов, левых и «зеленых», предложили к рассмотрению альтернативный проект закона. В нем они предлагают разрешить циркумцизию только с 14 лет, по собственному желанию мальчика и выполненную только врачом. Напомню: проект, предложенный министерством юстиции, разрешает моэлю производить эту операцию, если ребенок не старше шести месяцев. Альтернативный же вариант был бы компромиссно приемлем для мусульман, но не для евреев, ведь бар-мицву проходят в 13 лет, то есть к этому времени мальчик уже должен иметь брит-милу.
К счастью, в процессе обсуждения преобладали здравые голоса, утверждавшие, что понятие блага ребенка недопустимо сводить только к телесному аспекту, и напоминавшие, что Основной закон Германии отнюдь не отдает предпочтения секулярному воспитанию перед религиозным, как бы этого ни хотелось воинствующим атеистам. В результате представленный правящей коалицией проект был принят без единой поправки. Ура!
Ура? Отнюдь. Во-первых, потому, что 70 процентов немцев по-прежнему считают, что религиозное обрезание следует запретить. А во-вторых, потому что противники нового закона готовятся подать протест в Конституционный суд страны. Но тут вся эта история вполне может принять очень неожиданный оборот. Дело в том, что у евреев и мусульман различная юридическая ситуация: если у первых обрезание — это однозначно сформулированный религиозный закон, то у вторых — просто традиция. Поэтому не исключено, что конституционный суд евреям обрезание разрешит, а мусульманам — нет… Теоретически не исключено. Реалии же таковы, что конституционный суд не решится выставить себя перед всем миром на посмешище: ни в одной стране до сих пор нет запрета на эту операцию ни для евреев, ни для мусульман, ни для кого бы то ни было еще. Поэтому скорее всего очередное ханукальное чудо можно считать состоявшимся.
А что же происходит в немецком обществе? Действительно ли дискуссия об обрезании была такой ужасной, отвратительной, как это показалось многим евреям? Или это был открытый, честный разговор о присущем настоящей демократии праве детей самоопределяться? Была это попытка злостного покушения на основу основ иудаизма или просто вполне легитимная, хотя и нелицеприятная критика, которой воспользовалась группка антисемитов для очередной порции клеветы?
На этот раз все закончилось благополучно: религиозное обрезание мальчиков законодательно легализовано. И все? Нет больше проблемы и поводов для беспокойства? Как будто. Но почему вся эта история оставила такой малоароматный душок? Не потому ли, что дело пока не совсем закрыто, поскольку агрессивные противники обрезания не намерены опускать руки и готовы идти в наступление вплоть до ООН? Или все-таки потому, что в пылу дискуссии опять всплыли старые замусоленные антисемитские аргументы? Опять растеребились старые раны. Евреям опять напомнили их «избранность». Опять заставили их вспомнить всю свою историю, полную гонений и преследований.
Нет, не получается избавиться от волнений. А может, пока и не нужно? Так, на всякий случай, в ожидании, когда и что следующее будет инкриминировано евреям…
Натан Розенталь специально для «Еврейского обозревателя», Германия
