ЖИЗНЕННОЕ КРЕДО ГРИГОРИЯ ФАЛЬКОВИЧА
В Киеве состоялось заседание комиссии по присуждению недавно учрежденной литературной премии имени Шолом-Алейхема. Ее первым лауреатом стал поэт Григорий ФАЛЬКОВИЧ.
Поэты, как известно, люди особенные, нестандартные, и общение с ними порой сколь интересно, столь и затруднительно. Задумали мы, к примеру, взять интервью у известного большинству из вас поэта Григория Фальковича, созвонились и попытались, как это обычно бывает, договориться о встрече. Но не тут-то было – Григорий Аврамович предложил свой вариант диалога. Но и мы не лыком шиты – выдвинули свой. В конце концов, решили, что, как люди современные, владеющие компьютером и пользующиеся интернетом, вполне можем провести задуманное интервью посредством всемирной сети. Так и родился на свет этот, одновременно серьезный и ироничный, диалог журналиста с поэтом. Мы благодарны Григорию Аврамовичу за потраченное им время и надеемся, что отвечая на наши вопросы, он открыл в себе что-то новое, что-то осмыслил или переосмыслил, словом, не потратил время зря.
Для начала – полушуточная по форме биография Григория Фальковича, опубликованная в материалах программы «Лимуд-Ялта-2008». Для того, чтобы читатели, не знакомые с поэтом лично, не читавшие его стихи и не принимавшие участия в многочисленных культурных программах, им созданных, получили хотя бы общее представление об этом неординарном человеке:
«Григорий Фалькович. Современник и объект воздействия культа личности, оттепели, стагнации, перестройки и первичного накопления капитала, разгула демократии и бандитизма, парада суверенитетов и прочих отечественных феноменов.
В соответствующих научных учреждениях занимался лексикологией и экономикой торговли (конъюнктура и потребительский спрос). На госслужбе – вопросами регулирования деятельности в сфере рекламы, на общественной ниве – организацией защиты прав потребителей и возрождением еврейского национального самосознания, в том числе собственного. За что и награжден Почетной Грамотой Верховнй Рады Украины. В настоящее время причастен к деятельности Киевского общества им. Шолом-Алейхема. Член Союза писателей Украины. Автор многочисленных поэтических сборников. Лауреат литературных премий».
Итак, наш первый вопрос к поэту.
— Григорий Аврамович, как случилось, что вы полюбили украинский язык? А это следует из Ваших текстов.
— Вы, очевидно, хотели спросить: как получилось, что я стал писать на украинском языке? Потому что речь идет не о любви. Скорее, о принятии или неприятии. Некоторые люди просто не приемлют украинский, утверждая, например, что это не язык, а «полупольское» наречие или выдвигая иные субъективные обоснования. Другие (особенно это характерно для военного и послевоенного поколения) не воспринимают немецкий (язык фашистской Германии) и т.д. Вместе с тем, не каждый язык, который ты даже воспринимаешь нормально, призывает тебя к сотворчеству.
К слову, я никогда не писал о любви к украинскому языку. Не приемлю публичных откровений, отдающих конъюнктурой. Правда, в одном из стихотворений я действительно признавался в любви к «мове», но это – «мова дитяча», а это, согласитесь, разговор особый. Я и сейчас могу повторить: «Щира, кльова, щедрослова, Хай живе дитяча мова!».
Понятно и естественно, что к украинскому языку отношение у меня всегда было совершенно положительным, ведь Украина – моя Родина. Иное дело, что языком повседневного общения (да и языком школьного и университетского обучения) для меня, как и для абсолютного большинства советских евреев во всех советских республиках, был язык русский. А вот причины перехода в украинскую поэзию объяснить не могу. Только догадываюсь. И то без уверенности в правильности догадок. Очевидно, какое-то накопление (может быть, и на генном уровне, отец мой – родом с украинского Полесья) фоновой, «украинонесущей» информации, переход количества в качество…
А в действительности произошло вот что. После многих лет русскоязычного «поэтизирования» во мне в одночасье как будто бы что-то «перемкнулось». И ежедневно, примерно в одно и то же время — рассвет, 4-6 часов утра — стали буквально надиктовываться украинские стихи. Я, как говорится, только успевал записывать. Постепенно это даже повлияло на образ жизни: пришлось запасаться на ночь диктофоном – просыпаться, фиксировать и, по возможности, засыпать до следующего «поэтического» пробуждения. Так появилась первая украинская книжка «Сповідуюсь, усе беру на себе…», положительно принятая читателями, критикой и коллегами по литературе.
Говорят, что Иосифу Бродскому принадлежит мысль о том, что, мол, не поэт выбирает для себя язык, а язык выбирает поэта. Пожалуй, я могу с ним согласиться.
— Ваши отношения с идишем и ивритом такие же близкие?
— Идиш и тем более иврит отдалены от меня судьбой моей семьи и судьбой моей страны. Война выбила всю нашу родню. Остались только мы с мамой. А ведь у мамы до войны был старший брат. Он в бою сгорел заживо в танке. У отца, погибшего в Киевском «котле», – шесть сестер, пятеро из них уже были замужем, имели детей. В общем, в семье не осталось носителей языка, идиш не мог звучать в быту, а специально обучать меня мама не могла – работала на полторы ставки, я ее практически не видел. Хотя идиш она знала, в том числе литературный, так как изучала его в школе, могла читать и писать, и до войны даже была знакома с еврейскими писателями.
А тогда, после войны, мальчишке – единственному ребенку в неполной семье, породниться с родным языком было совершенно негде. Вместе с тем разговорный идиш я немного понимаю – по аналогии с немецким, который изучал в школе и в КГУ им. Т.Г.Шевченко. И переводить с идиш доводилось. По подстрочнику. В частности, известного в те годы поэта-фронтовика Матвея Ароновича Талалаевского.
С языком иврит, в основном, из-за возрастного фактора отношения недостаточно гармоничны. Выучился читать печатный текст, с огласовками. Для молитвы этого достаточно, а для проникновения в суть ивритских текстов и общения — нет.
— Вы – один из активистов еврейского движения в Украине в конце ХХ века, были избраны в состав самого первого правления Общества еврейской культуры. На ваших глазах многое появилось и многое изменилось. Что вы думаете о нынешнем состоянии еврейской общины в Украине, еврейской жизни в стране?
— Не может быть простой и легкой жизнь любой национальной общины, если вся страна живет нелегко и непросто. Хотя евреи и тут смогли отличиться (в положительном смысле). Прежде всего, благодаря тщательно прописанным и соблюдаемым в течение веков правилам общинной жизни вне пределов своей страны. Модели и матрицы самоорганизации еврейских общин существуют, нужно только наполнять их необходимым содержанием, применяясь к условиям. Вынужден констатировать, что условия всегда неблагоприятны. И всегда благоприятны. Важно, кто, как и для чего их использует.
За последние лет двадцать очень многое изменилось. Однако не стала менее значительной роль лидеров. Иногда некоторых из них называют «профессиональными евреями». Так ли это плохо? Если акцентировать на профессионализме, то есть эффективности работы на благо общины, то это – хорошо. А если национальность является единственной «профессией» общинного функционера, и в других условиях он, скорее всего, оказался бы неконкурентоспособным, то это ситуация – плачевная, причем не только для сообщества, но и для самого этого человека.
Отрадным является тот факт, что многие руководители еврейских организаций стали неплохими фандрайзерами, но за все эти годы никто не проводил комплексного анализа целесообразности и эффективности расходования народных средств. В данном случае я намеренно не взял слово «народные» в кавычки, поскольку это действительно деньги еврейского народа, пожертвованные в разных странах мира — в соответствии с нашими нравственными приоритетами, традицией, писанными и неписанными законами. Сейчас Украина характеризуется резкой поляризацией общества по имущественному признаку. Пропасть между богатыми и бедными огорчает. Грустно, что свою лепту в эту ситуацию, причем, демонстративно, вносят и некоторые видные представители нашего народа.
Принципиально новые современные условия бросают вызов многим традиционным укладам, в том числе и еврейской общине. При этом особо актуальным становится проблема оптимального использования нашего духовно-интеллектуального наследия не только для приобщения к религиозной жизни (что само по себе важно), но и для достижения реального успеха в жизни повседневной. Не секрет, что понимание Торы и возможности ее использования адаптируются с учетом потребностей поколений. Это всегда помогало нам выжить. Так вот, тысячелетний иудаизм, прочитанный сегодня, готов открыть массу подсказок, откровений и, говоря современным языком, «техник», которые могут и должны быть эффективно использованы для формирования дееспособной личности, выбора жизненного пути, построения бизнеса и межличностных отношений и т.п. Вот на что следует направлять усилия наших функционеров.
Кстати говоря, было бы неплохо, если бы именно Тора оказывалась основным ориентиром, например, в гармонизации взаимоотношений между еврейскими лидерами, а также в обеспечении справедливого функционирования механизмов цдаки и благотворительности, потому что именно эти элементы общинной жизни нередко становятся предметом кулуарного и публичного обсуждения и осуждения.
Как известно, в иудаизме своя особая роль отводится состоятельным людям. Но иногда кажется, что современные богатые и очень богатые евреи забывают основные постулаты Торы относительно отношения к людям бедным, к благотворительности как таковой. В соответствии с нашей традицией тот, кто оказывает благодеяние, должен быть признателен принимающему это благодеяние, а не наоборот. Поскольку дающий получает реальную возможность добрыми делами реализовать свое предназначение в этой жизни и получить дальнейшее благоволение свыше.
— Ощущаете ли вы сегодня антисемитизм?
— Если я правильно понял вопрос, то вас интересует, ощущаю ли я антисемитизм по отношению лично ко мне? В прежние годы – да. И очень болезненно воспринимал, тем более, что различные ограничения, применявшиеся ко мне как еврею, существенно повлияли на мою судьбу. Сейчас уже можно в этом признаться, но тогда — а понял я это не сразу — общаясь с неевреями, я почти подсознательно (и чаще всего ошибочно) полагал, что они постоянно имеют в виду мое еврейство, и с учетом этого корректируют свое отношение ко мне. А вот в последнее время этого уже нет. Бытовой антисемитизм для меня неактуален – это неотъемлемая часть жизни в любой стране. Не стоит нашего внимания, тем более, нервов. К тому же круг моего общения ограничивается, практически, семьей, еврейским сообществом и отдельными коллегами по литературе. Основная сфера проявления антисемитизма в советское время – работа, должности, оклады, премии, звания и т.п., то есть то, что в значительной степени определяет качество жизни. Для меня продвижение по карьерной лестнице уже в прошлом (хотя, если признаться, то и на этом поприще, говоря языком спортивных комментаторов, были достигнуты неожиданно высокие результаты). Литературное признание – вопрос иной. Очевидно, основное в условиях рынка – качество того, что выходит из-под пера, а не национальность автора. Мне присуждают престижные премии. Хотя каждый раз думаю, что это случайность, везение, исключение из правил. И все же порой закрадывается мысль, что не будь я евреем, премий этих было бы побольше, появились бы звания и т. д. и т. п. Я так понимаю, что Шевченковскую премию в обозримом будущем ни одному еврею ни за что не дадут. То есть, формально антисемитизма вроде бы нет, но субъективное ощущение и, если хотите, ожидание его у меня лично, как ни горько в этом признаваться, к сожалению, наличествует.
— Вы поэт-философ. Как можно коротко сформулировать вашу философию?
— К сожалению, сегодня (да и вчера) у нас в большом почете не мудрость (ведь слово «философия» означает в переводе «любомудрие»), а быстрые ситуативные решения, помогающие выжить или нажиться любой ценой. Хотелось бы надеяться, что при таких условиях позиционироваться в качестве поэта-философа – большой комплимент.
Вместе с тем поэты практически никогда сами не определяют своей принадлежности к философским школам или направлениям. Это, в лучшем случае, делают исследователи поэзии. А поэты просто пишут – о том, что их волнует, и так, как это получается.
И, отвечая на ваш вопрос, хотелось бы вспомнить человека, который был нашим современником по ХХ веку. Это — выдающийся гуманист Альберт Швейцер, который сказал: «Я есть жизнь, живущая среди других жизней, которые тоже хотят жить…». Если это считать философией, то и эту философию я разделяю.
