МЕЖДУ МИФОМ ТВОРЕНИЯ И ОПЫТОМ ХОЛОКОСТА

| Номер: Ноябрь 2018

Станислав Ежи Лец

Станислав Ежи Лец

Станислав Ежи Лец – великий мастер парадокса

Станислав Ежи Лец – мастер парадокса, двусмысленной иронии, емкой метафоры, словесных игр, заставляющих мысль выйти за привычные рамки. Его произведения, которым присуща проницательность наблюдений, лирическая экспрессия и лаконичность, обладают экзистенциальным характером. Сочинения Леца уходят корнями к афористической традиции Древней Греции и Древнего Рима, к изречениям французских мыслителей (Шамфор, Ларошфуко), а также к еврейской литературе с ее полными юмора и иносказаний притчами.

Польский поэт, философ, писатель-сатирик и автор афоризмов Станислав Ежи Лец родился в 1909 году во Львове, входившем тогда в состав Австро-Венгерской империи. Его отец Бенон де Туш-Летц был австрийским дворянином еврейского происхождения. Впоследствии Станислав пользовался видоизмененной второй частью двойной фамилии отца – Лец (что на идише означает «клоун» или «пересмешник») – как литературным псевдонимом.

Отец писателя умер, когда Станислав был еще ребенком. Его воспитанием занялась мать – урожденная Аделя Сафрин, представительница польско-еврейской интеллигенции, высоко ценившая образование и культуру. Польская, немецкая (австрийская) и еврейская составляющие духовной личности писателя на разных этапах его жизненного пути то гармонизировались ярким художественным дарованием, то вступали друг с другом в драматическое, порой мучительное противоречие.
Литературная деятельность Леца началась еще в пору учебы во Львовском университете. Весной 1929 года местные молодые поэты устроили первый в их жизни авторский вечер, на котором прозвучали и стихи Леца, а в конце того же года в литературном приложении к популярной тогда газете Ilustrowany Kurier Codzienny («Иллюстрированный ежедневный курьер») было напечатано его дебютное стихотворение «Весна». В 1933 году во Львове вышел первый поэтический томик Леца «Barwy» («Цвета»). В нем были опубликованы также первые юмористические и сатирические фрашки (остроумные стихотворные миниатюры) Леца.
Переехав в Варшаву, Лец стал регулярно публиковаться в «Варшавском цирюльнике», стал постоянным автором «Шпилек», его произведения печатали на своих страницах многие литературные журналы.
Начало Второй мировой войны застало Леца в его родном городе. Об этом страшном и героическом этапе своей жизни он рассказал позднее в нескольких скупых строчках автобиографии: «Пору оккупации я прожил во всех тех формах, какие допускало то время. 1939-1941 годы я провел во Львове, 1941-1943-е – в концлагере под Тернополем. В 1943 году, в июле, с места предстоявшего мне расстрела я сбежал в Варшаву, где работал в конспирации редактором военных газет Гвардии Людовой и Армии Людовой на левом и правом берегах Вислы. Потом ушел к партизанам, сражавшимся в Люблинском воеводстве, после чего воевал в рядах регулярной армии».
После освобождения Люблина Лец вступил в 1-ю армию Войска Польского в звании майора. За участие в войне получил Кавалерский Крест ордена «Polonia Restituta» («Возрожденная Польша»).
В 1945 году, поселившись в Лодзи, Лец вместе с друзьями, поэтом Леоном Пастернаком и художником-карикатуристом Ежи Зарубой, возродил издание популярнейшего юмористического журнала «Шпильки». В следующем году вышел его стихотворный сборник «Notatnik polowy» («Полевой блокнот»), включавший стихи военных лет. Тогда же был опубликован томик сатирических стихов и фрашек, созданных перед войной, «Spacer cynika» («Прогулка циника»).
Подобно своим коллегам по литературе, в первые годы после освобождения привлекавшимся к дипломатической работе, Лец в 1946 году был направлен в Вену в политическую миссию Польской Республики в качестве атташе по вопросам культуры. Наблюдая из Австрии процессы, происходившие в Польше того времени – утверждение режима партийной диктатуры, подавление творческой свободы и воли интеллигенции – Лец в 1950 году принимает трудное для себя решение и уезжает в Израиль.
За два года, проведенных там, им написана «Иерусалимская рукопись», в которой доминирует мотив переживаемой им острой тоски по родине. Содержанием этих стихов, написанных во время странствий по Ближнему Востоку, стали поиски собственного места в ряду творцов, вдохновленных библейской темой, и неотвязная память об убитых под другим, северным небом. Существование вне стихии польского языка и культуры, вдали от родных и друзей, привычного мазовецкого пейзажа стало для писателя мучительно-тягостным.
В 1952 году Лец возвратился в Польшу. В течение нескольких лет (до 1956-го) там действовал негласный запрет на публикацию его произведений. Единственной оплачиваемой формой литературного труда стала для Леца переводческая работа, и он целиком посвятил себя ей, обращаясь к поэзии Гете, Гейне, Брехта, Тухольского, современных немецких, русских, белорусских и украинских авторов.
Во второй половине 1950-х запрет на публикацию произведений Леца был снят. И первой в 1956 году была издана «Иерусалимская рукопись». Лец тогда написал: «Эти стихи, завершенные в середине 1952 года, по разным причинам пролежали в ящике письменного стола вплоть до 1956-го. Я знаю, что это самая лиричная из моих книг. Каждый выпущенный томик является, по крайней мере для меня, спустя некоторое время как бы сочинением другого человека, которое – не стыжусь в этом признаться – читаешь порой даже с интересом. Тогда тебе открываются какие-то новые детали и в стихах, и между строчек».
Некоторые публицисты утверждают, что написанию книги «Mysli nieuczesane» («Непричесанные мысли») способствовала атмосфера «польской весны» 1957 года.
В 1958 году вышла авторская антология «Из тысячи и одной фрашки», содержащая двух-четырехстрочные стихи-эпиграммы, которых Лец сочинил великое множество.
Последние поэтические сборники Леца – «Насмехаюсь и спрашиваю про дорогу» (1959), «Авелю и Каину» (1961), «Объявление о розыске» (1963), «Поэмы, готовые к прыжку» (1964) – отмечены, по свидетельству самого автора, наблюдаемой им у себя «склонностью ко все большей конденсации художественной формы». Это относится и к опубликованному на страницах литературной прессы циклу «Ксении», состоящему из коротких лирико-философских стихотворений, и к серии прозаических миниатюр «Маленькие мифы», форму которых Лец определил как «новый вариантик непричесанных мыслей с собственной фабулой-анекдотом».
В 1964 году появилось второе издание «Непричесанных мыслей», а через два года поэт успел еще подготовить том «Новые непричесанные мысли», содержащий огромное разнообразие тем, среди которых особой популярностью пользовались его историософские афоризмы.
После долгой неизлечимой болезни Станислав Ежи Лец скончался 7 мая 1966 года в Варшаве.

Непричесанные мысли

Актер обязан уметь сказать многое даже в немой роли.
Анонимность допустима, если пишущий – никто.
Ахиллесова пята часто запрятана в ботинке тирана.
Бог сотворил нас по своему образу и подобию. Но откуда уверенность, что он работал в реалистической манере?
Слаб человек, говорит «После нас хоть потоп!», и всего лишь дергает цепочку сливного бачка.
Безграмотные вынуждены диктовать.
Богу – богово, кесарю – кесарево. Важно не опоздать к раздаче.
Боюсь незаряженных ружей. Ими разбивают головы.
Брюки протираются и на троне.
Важно, чтобы клопы не перебрались из действительности в сны.
В безветренную погоду и у флюгера проявляется характер.
Великие должны наклонять небо к людям, не снижая его уровня.
Великое время может вместить уйму мелких людишек.
Верю в эволюцию животных. Когда-нибудь, например, сравняются блоха и лев. Не знаю только – из-за миниатюризации львов или по причине гигантизации блох.
Вершина знаний о человеке – архив тайной полиции.
Вечность – тоже единица времени.
В грибном супе так мало от прелестей леса.
Власть передается из рук в руки, часто без участия головы.
Возможности вокала еще не исчерпаны: нет такой глупости, которую нельзя было бы спеть.
Воскресать могут только мертвые. Живым – труднее.
Во всем виноваты евреи. Это их Бог нас всех сотворил.
Восклицательный знак, который ослаб, становится вопросительным.
Вправе ли съеденный миссионер считать свою миссию выполненной?
Все в руках человека. Чаще мойте руки!
Все слагается в историю, и все в ней разлагается.
Всем правит случай. Знать бы еще, кто правит случаем.
Выкорчевывайте корни зла, они зачастую питательны и вкусны.
Время – главный людоед.
В темные времена трудно уйти в тень.
Гарантия мира: закопать топор войны вместе с врагом.
Даже в его молчании были заметны грамматические ошибки.
Демонтируя памятники, не трогайте постаментов. Они еще могут пригодиться.
Демосфен разговаривал, держа камень во рту. Подумаешь – тоже мне препятствие!
Деньги не пахнут, но улетучиваются.
Для старого Рокфеллера издавали специальную газету, заполненную вымышленными новостями. Издаются такие газеты не только для миллиардеров.
Для прыжка в пропасть не нужен трамплин.
До глубокой мысли надо приподняться.
Допустим, пробьешь ты головой стену. И что ты будешь делать в соседней камере?
Дорожные указатели не облегчают крестного пути.
Достойны сожаления те, кому, чтобы увидеть звезды, нужно получить по зубам.
Дурак – это человек, считающий себя умнее меня.