Каждый выбирает для себя

Юрий КРАМЕР | Номер: Сентябрь 2018

Люся дала мне счастье, сделала жизнь более осмысленной.
Ее же жизнь оказалась при этом
такой трудной, трагической,
но тоже, я надеюсь,
получившей новый смысл.

(Андрей Сахаров, «Воспоминания»)

Пасквилянт и пасквиль
В 1979 году, в разгар «идеологической борьбы» (как писали советские газеты), в издательстве «Молодая гвардия» тиражом 200 тыс. экземпляров вышла книга Н.Н.Яковлева «ЦРУ против СССР». Это была не просто очередная пропагандистская агитка – доктор исторических наук на ужасном советском новоязе, набившем оскомину со сталинских времен, использовал уже по отношению к диссидентам такие штампы и клише, как «враги народа», «отщепенцы», «изменники родины» и т.д. и т.п. И гневно разоблачал «американский империализм», ЦРУ и «внутренних врагов» Советского Союза, так называемую пятую колонну, главным действующим лицом в которой был академик Андрей Сахаров – «простак, страдающий политической маниловщиной». Книга пестрела определенными фамилиями, наивный читатель (на которого она и была рассчитана) не мог не сделать вывод, что диссиденты почти сплошь одни евреи, либералы и демократы, и не мог не задаться вопросом – а не Цукерман ли сам этот пресловутый Сахаров?

Елена Боннэр в молодости

Елена Боннэр в молодости

Но уже в издании 1981 года главным объектом разоблачений стала Елена Боннэр. Автор в выражениях не стеснялся – он оскорблял, клеветал, унижал человеческое достоинство, рылся в грязном белье и выворачивал личную жизнь жены академика наизнанку. Вкратце это звучало так: распущенная девица в молодости отбила мужа у больной подруги и довела ее до смерти. Достигнув высот в искусстве соблазнения, затеяла роман с крупным инженером Моисеем Злотником, но у инженера была жена, он ее убил ради новой пассии и отправился в заключение. «Роковая женщина» на этом не успокоилась и, укрывшись от войны в госпитальном поезде (!), обольстила его начальника Владимира Дорфмана. А после войны затащила в свою постель – кого бы вы думали? – ну, конечно же, очередную жертву, крупного хозяйственника Якова Киссельмана. Правда, затем после наивных евреев был некто Семенов, и, наконец, в расставленные сети попался академик Сахаров. Короче, жизнь удалась.

Пасквиль был написан по заказу КГБ. В 1970-е годы репрессированный в начале 1950-х вслед за своим отцом, маршалом артиллерии Н.Д.Яковлевым, не полностью реабилитированный и потому невыездной, доктор наук Н.Н.Яковлев обратился в органы за разрешением на поездку в США. Был приглашен на площадь Дзержинского и в самых высоких кабинетах завербован для проведения «идеологических операций». В новые – российские – времена он откровенно рассказал, что с ним беседовал лично председатель КГБ Ю.В.Андропов, а необходимыми материалами, в том числе и явно сфальсифицированными, снабжал начальник 5-го управления КГБ (управление занималось борьбой с «идеологическими диверсиями» и диссидентами) генерал Ф.Д.Бобков.
Свои разоблачения жены академика Яковлев продолжил в журнале «Смена», где в июле 1983 года опубликовал статью «Путь вниз». В сентябре Елена Боннэр подала в народный суд Киевского района Москвы исковое заявление о защите чести и достоинства. Суд не принял дело к рассмотрению – в бесправной стране работало только телефонное право, сверху позвонили, и в иске ей было отказано.
Яковлеву даже после исполнения грязной работы покидать СССР не разрешили, полностью реабилитировали только в 1989 году, и несмотря на то, что в 1996-м похоронили его на престижном Новодевичьем кладбище (очевидно, за «заслуги»), свой «путь вниз» (в прямом и переносном смысле) он прошел до конца.

Проводы Елены Боннэр в Осло, слева Владимир Максимов и Виктор Некрасов, Париж, 1975 год

Проводы Елены Боннэр в Осло, слева Владимир Максимов и Виктор Некрасов, Париж, 1975 год

Аскет и Лиса
Под такими кличками Андрей Сахаров и Елена Боннэр проходили в материалах оперативной разработки.
Мельком они познакомились в 1970 году в доме правозащитника Валерия Чалидзе, затем вместе оказались в Калуге на процессе Револьта Пименова и Бориса Вайля, обвиненных в распространении самиздата, потом вновь встретились в Москве. Возникло чувство, два года они жили в гражданском браке, а затем решили узаконить свои отношения.
Комитет отслеживал каждый шаг непокорной пары, следил за каждым их передвижением. В январе 1972-го председатель КГБ при Совете Министров УССР В.Федорчук докладывал первому секретарю ЦК КПУ В.Щербицкому, что Сахаров и Боннэр «прибыли в Киев для выяснения даты судебного разбирательства дела Лупиноса А.И., признанного судебно-психиатрической экспертизой невменяемым» и встречались с уже ходившим в неблагонадежных писателем Виктором Некрасовым.
Таких докладов, донесений, записок было много. Приведу цитаты из наиболее характерной – записки в ЦК от 26 мая 1978 года председателя КГБ Ю.Андропова «О злостных хулиганских выходках академика Сахарова». В документе говорилось, что в «последние года (так в подлиннике. – Ю.К.) Сахаров, открыто попирая действующие в стране законы, встал на путь совершения дерзких уголовных преступлений».

Андрей Сахаров и Елена Боннэр

Андрей Сахаров и Елена Боннэр

Далее перечислялись «хулиганские действия» академика и его жены, «учиненные» в Омском областном суде, где судили крымского татарина, правозащитника Мустафу Джемилева, и в Иркутском аэропорту, где Сахаров и Боннэр «устроили скандал, оскорбили сотрудниц аэропорта, выражались в их адрес нецензурными словами, угрожали». Академик также явился «инспиратором провокационной хулиганской выходки группы просионистски настроенных лиц у здания Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами» и т.д. и т.п. Разумеется, правоохранительные органы официально предупреждали главных хулиганов Советского Союза о «недопустимости противоправного поведения», но они не вняли, и в настоящее время «решается вопрос об ответственности Сахарова».
Печально известный Лев Шейнин, писатель и бывший следователь Прокуратуры СССР, оболгал Елену Боннэр в рассказе «Исчезновение». Поскольку рассказ был «художественным произведением», ничего сделать было нельзя – как и с просоветской газетой «Русский голос», издававшейся в США и опубликовавшей статью «Мадам Боннэр – злой гений Сахарова?», как и с клеветником Яковлевым, которого нельзя было привлечь к суду за оскорбление чести и достоинства. Легенду, выстроенную по лекалам ГБ – академик «аскет» Сахаров полностью находится под влиянием хитрой «лисы» сионистки Боннэр – усиленно распространяли и в СССР, и за его пределами.
Однажды Елена Георгиевна рассказала Андрею Дмитриевичу, как писатель Юрий Олеша обедал с женой в ресторане и назвал подошедшую к столику официантку королевой. «Кто же тогда я?» – спросила жена. Олеша не растерялся: «Ты – это я». Сахаров писал в «Воспоминаниях»: «Мне очень нравится этот рассказ, и кажется, что я тоже имею право сказать Люсе: «Ты – это я».

Изолировать, но сохранить
К концу 1970-х диссидентское движение было практически разгромлено. Кого-то отправили в лагеря, кого-то – в психиатрические больницы, кого-то лишили советского гражданства и выдворили из страны. Из пользующихся международным авторитетом и известностью на свободе оставались академик Сахаров и его жена, которые больше всего беспокоили кремлевских старцев. По отношению к академику советское руководство решило действовать по сталинской формуле 1934 года в отношении Мандельштама – изолировать, но сохранить.
В Кремле правозащитную деятельность Сахарова терпели десять лет. Чашу терпения переполнил ряд опубликованных на Западе выступлений и интервью Андрея Дмитриевича против ввода советских войск в Афганистан.
Надо было что-то срочно предпринимать в отношении непокорного и несгибаемого академика, но посадить его в тюрьму, как в свое время посадили академика Вавилова (где он и погиб), уже было нельзя – на дворе стояло другое время. Выслать за границу невозможно – Сахаров владел государственными тайнами.
И тогда было принято решение выслать трижды Героя Социалистического Труда, лауреата Сталинской и Ленинской премий, кавалера ордена Ленина, нобелевского лауреата, академика АН СССР, «духовного отщепенца и провокатора», как написала газета «Правда», в закрытый для посещения иностранцами город Горький.
Его задержали по дороге на работу двое сотрудников МВД 22 января 1980 года и привезли в Прокуратуру СССР, где заместитель генерального прокурора СССР А.М.Рекунков объявил Сахарову о решении Политбюро и зачитал указ о лишении его правительственных наград. Дом на Чкалова был оцеплен милицией – слух о высылке мгновенно облетел Москву, собрались иностранные корреспонденты, остававшиеся на свободе правозащитники, друзья, знакомые, но в квартиру никого не пускали. Елену Боннэр, ее мать Руфь Григорьевну и невестку Лизу вывели через черный ход, посадили в машину и повезли в Домодедово, где их ждал Андрей Дмитриевич. Через некоторое время ТУ-134 взял курс на Горький.

Гонения и травля
Гонения на академика начались в 1968 году после публикации на Западе его работы «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», в которой он обосновал необходимость конвергенции социалистической и капиталистической систем. После публикации он был немедленно отстранен от секретных работ в закрытом городе Арзамас-16, где провел без малого 20 лет.
Травля развернулась после так называемого «письма 40 академиков», которое появилось 29 августа 1973 года в газете «Правда». Авторы письма выразили свое возмущение заявлениями Сахарова, порочащими «государственный строй, внешнюю и внутреннюю политику Советского Союза», и «решительно осудили» его деятельность. Вольно или невольно академики цитировали ст.70 УК РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда», за которую грозило наказание от 6 месяцев до 7 лет тюрьмы или от 2 до 5 лет ссылки.
Пишу и вспоминаю «Песню про Уголовный кодекс» Высоцкого:
Нам ни к чему сюжеты и интриги,
Про все мы знаем, про все, чего ни дашь,
Я, например, на свете лучшей книгой
Считаю кодекс уголовный наш…
Мгновенно во всех остальных газетах началась настоящая вакханалия – известные деятели литературы и искусства, инженеры, рабочие и колхозники в один голос дружно осуждали Сахарова и клеймили академика как «врага народа, агента империализма, поджигателя войны», требуя для «отщепенца» сурового наказания.
С новой силой кампания продолжилась после его выступлений и интервью в западной печати против ввода советских войск в Афганистан зимой 1979-1980 гг. «Литературная газета» 30 января 1980 г. писала: «А.Сахаров более десяти лет поносил свой народ, подстрекал против него… Да, мы терпели долго, пожалуй, слишком долго, надеясь, что в человеке, может быть, заговорит хотя бы слабый голос гражданской совести». Очевидно, голос не заговорил, потому что 15 февраля «Комсомольская правда» объяснила читателям, кто такой академик Сахаров – «духовный провокатор», который «всеми своими подрывными действиями давно поставил себя в положение предателя своего народа и государства» (о том, что академик, кроме всего прочего, был одним из создателей водородной бомбы, газета как-то позабыла).
Вскоре состоялось общее собрание Академии наук, на котором слово взял известный антисемит математик Понтрягин. Он пожаловался, что на Западе его несправедливо обвиняют в антисемитизме, что эту кампанию против него организовал Сахаров. Заклеймив горьковского ссыльного как врага Советского Союза, потребовал, чтобы против него были приняты дополнительные меры, правда, не уточнил какие.
Тем временем властям очень хотелось лишить Сахарова и академического звания. Президент АН СССР П.С.Александров в узком кругу сообщил, что на самом верху высказывается предложение исключить Сахарова из членов академии, и спросил, каковы будут мнения на этот счет. Первым откликнулся лауреат Нобелевской премии академик Семенов: «Вообще-то таких прецедентов не было». На что мгновенно среагировал П.Л.Капица: «Ну почему же не было? Гитлер исключил Эйнштейна из Прусской академии наук». После чего в Кремле отказались от этой идеи – уподобляться Гитлеру не хотелось.
Кроме Капицы, за опального академика вступались поэтесса Белла Ахмадулина, академик Виталий Гинзбург, диссидент Анатолий Марченко, но их попытки были гласом вопиющего в пустыне.
Одновременно с Сахаровым травили и Боннэр. Ее не только многократно задерживали, подвергали унизительным обыскам, дискредитировали в печати, но и откровенно шантажировали судьбой детей – дочку Таню отчислили с вечернего отделения факультета журналистики МГУ, ее мужу Ефрему Янкелевичу не дали поступить в аспирантуру, внуку Матвею несколько раз угрожали расправой. Неприятности сыпались и на сына Алексея.
В конце концов в 1970-х дети Елены Боннэр были вынуждены эмигрировать.

Продолжение следует