Жизнь и судьба

Академик Исаак Трахтенберг: О людях, годах, жизни

| Номер: 02/266 Февраль 2015

Каждый раз, заходя в кабинет академика медицины Исаака Михайловича Трахтенберга, я вспоминаю слова песенки из некогда популярного фильма о том, что «нам года не беда, если к цели стремимся большой».
Исаак Трахтенберг всегда стремился к большим целям и умел их достигать. Сегодня известный ученый-медик и публицист в солидном возрасте, но он по-прежнему продолжает активную научную и литературную деятельность. В лаборатории промышленной токсикологии и гигиены труда при использовании химических веществ Киевского НИИ гигиены труда и профзаболеваний, которую он возглавляет, Исаака Михайловича можно застать каждый рабочий день.
Он руководит исследованиями, проводит эксперименты, организовывает конференции, семинары, активно участвует в них и обсуждает планы на будущее. Словом, впечатление такое, что будто груза годов он просто не замечает и не ощущает. И, возможно, так оно и есть.
Академик Трахтенберг живет активно и дышит полной грудью. Его мысли, как и прежде, остры и точны. Ему есть что вспомнить и о чем рассказать. Например, о встречах с выдающимися людьми, с которыми он дружил или был знаком.
Вот почему этот материал я решил построить не в виде интервью, а как рассказ Исаака Михайловича о прожитых годах, встречах и праведных трудах.

Кузьма Прутков очень верно заметил, что «нельзя объять необъятное». Вот и мы с Исааком Михайловичем решили, что в этот раз не будем говорить о научной деятельности и его фундаментальных трудах по токсикологии. Данной теме, я надеюсь, мы посвятим новое интервью, из которого читатели узнают о событиях из жизни знаменитых людей, и действительно ли Сальери отравил Моцарта, почему цианистый калий не подействовал на Григория Распутина, кто из сильных мира сего погиб от коварной ртути, о причинах, приведших к болезни детей в Черновицкой области и многое иное интересное.
А сегодня говорим о другом и других.
«Воспоминаний моих не могу отогнать, и не хочу. Пережитое переживаю вновь и вновь без конца». В этих словах Генрика Ибсена, как мне кажется, заключается один из ответов на вопрос о мотивах, побуждающих нас обращаться к впечатлениям прошлого.
Начну, пожалуй, с уже далекого прошлого. Хочу рассказать о своих родителях.

Истоки

Всеми своими будущими успехами я обязан им – матери и отцу, их отношения в семье были для меня светлым примером, которому в дальнейшем я всегда стремился следовать.
Вначале об отце. После переезда из Житомира в Киев и окончания Рабочего университета, давшего ему техническое образование, мой отец Михаил Владимирович Трахтенберг всю последующую жизнь посвятил работе на производстве. В тяжелейшие военные годы руководил транспортным цехом Челябинского электродного завода, потом работал уполномоченным Наркомата цветной металлургии по Южно-Уральской железной дороге, затем начальником отдела технического обеспечения на одном из киевских предприятий, а в последние годы — директором деревообрабатывающего завода «Киевгорстроя».
Были у отца и постоянные увлечения – чтение художественной литературы и политической публицистики, общественная деятельность. Он был добрым человеком и всегда пользовался уважением и вниманием в среде знавших его, особенно, в рабочих коллективах, которые ему довелось возглавлять. Любил семью, был привязан к внукам. Не довелось дожить до их успехов. В возрасте 56 лет от сердечного приступа умер на работе. На восьмом участке Байкового кладбища, где покоится отец, установлен памятник. На черной мраморной стеле лаконичная надпись: «От семьи и завода». Здесь же похоронена и моя мать, всю свою жизнь посвятившая семье. Светлая им память, любившим друг друга прекрасным людям, труженикам тяжелых военных и послевоенных лет…
Скажу немного о 44-й киевской школе, где я учился. Она работает и сегодня, по-прежнему расположившись на углу Жилянской и Владимирской улиц. В ней училось много интересных людей. Например, Наум Мандель, ставший известным поэтом Коржавиным.
Почти все, кто когда-либо слышал слова песни «По тундре, по железной дороге» думают, что она написана каким-то бывалым зеком. Но на самом деле ее в возрасте семнадцати лет сочинил мой одноклассник Гриша Шурмак. Учились в нашей школе и будущие известные киевляне: медики Марк Городецкий, Константин Кульчицкий, Борис Эпштейн, Наум Полисский.
Однако самой известной ныне в Украине ученицей нашей школы была Таня Маркус, чей барельеф сегодня мы видим на стене школьного здания. Двадцатилетняя подпольщица героически сражалась в оккупированном Киеве с нацистами. Замученная в гестапо, она не выдала никого из товарищей. Подвиг ее по достоинству был оценен только в 2006 году уже в независимой Украине. Ей было присвоено звание Героя Украины.

О друзьях, товарищах

– Исаак Михайлович, обращаясь к вашим книгам-исповедям, начиная от «Запоздалых заметок» и завершая как бы итоговым к вашему девяностолетнему юбилею уникальным двухтомником «Мой Киев, мои киевляне», видишь сонм их героев и ваших друзей, причем в совершенно поразительном разнообразии и качествах. Вообще ваше признание в преданности Киеву, объемом более 790 страниц, населенное более чем тысячью персонажей, где о каждом найдено доброе слово, предстает трогательной энциклопедией любви к ближним и дальним. И все же выделяя когорту ваших коллег, как бы очерченных особыми красками, останавливаешься с просвещенным вниманием у галереи памяти, включающей удивительно интересный ряд наиболее значимых для вас, но и для общества имен. Образно говоря, перед нами своеобразная «великолепная семерка» – Николай Амосов, Никита Маньковский, Владимир Фролькис, Андрей Ромоданов, Константин Кульчицкий, Платон Костюк, Юрий Кундиев. Разумеется, это несколько условная «красная строка». Однако попробуем воссоздать эти славные портреты вашими глазами, вашим панорамным видением.
– Для подобного обзора, в жизненных подробностях, очевидно, потребовалась бы новая объемная книга. Но двинемся по предложенному вами маршруту.
Николая Михайловича Амосова, отца кардиохирургии в Украине, ученого, кибернетика, яркого писателя, бесстрашного общественного трибуна, я всегда и в выступлениях, и в своих статьях почтительно именую своим старшим другом. Мне выпало действительно редкостное счастье общаться с Николаем Михайловичем у него дома, и в застолье в нашей семье, и не менее регулярно в совместной деятельности в рамках АМН Украины. Со мною Николай Михайлович доверительно делился скептическими раздумьями о том, что биологическое в обществе порой преобладает над нравственным и интеллектуальным. Кредо Амосова – быть максималистом с добрыми руками, великой энергией и светлыми мыслями – я бы назвал заповедью нового века, а его – человеком на все времена. А как поражал он непостижимой откровенностью! В некрологе, посвященном уходу В.Фролькиса, общего друга, в строках горьких, но по-амосовски исчерпывающих, например, подчеркнул: «Прости, Володя, что не смог сказать лучше. Не хватило таланта…». Сказать так – это и есть талант. И хотя бы несколько слов о воистину интригующих амосовских «Голосах времен», где он заклеймил печально знаменитое «Дело врачей» как злодеяние, порожденное бациллой антисемитизма…
Никита Борисович Маньковский, представитель славнейшего украинского врачебного рода Маньковских, сын патриарха украинской неврологии ХХ столетия и сам патриарх, совсем недавно тихо оставивший нас накануне своего столетнего юбилея. Как Н.Амосов и В.Фролькис, он был фронтовиком, бесстрашно прошел войну, ни на день не укрываясь от ее опасностей. Чего стоят хотя бы его ратные должности – командир медсанроты, командир медсанбата, затем руководитель фронтового эвакопункта, объединявшего 22 госпиталя. Будучи классическим неврологом, Никита Борисович выделил новейшую, причем украинскую, ветвь в формате нейрогеронтологии и нейрогериатрии, причем в формате постижения природы и противодействия таким недугам как паркинсонизм, болезнь Альцгеймера, церебральная возрастная недостаточность.
«Опустела без тебя Земля», – эта строка, конечно же, в самом прямом смысле о Никите Маньковском.
Неповторимые импульсы дружбы и взаимопонимания связывали меня с академиком Владимиром Вениаминовичем Фролькисом, абсолютно оригинальным философом и ученым и, по сути дела, реформатором геронтологии. Я назвал очерк о нем «Владимир Фролькис – это была эпоха». Мы сердечно дружили и общались практически все послевоенные годы, до внезапной его кончины на гребне ХХ века. Он прост и сложен, доступен и непостижим, как всякий гений, а В.В., как его называли, был именно таким. Чего стоит его постижение механизмов продления жизни, хотя сам он данной кладезью знаний, в силу обстоятельств, увы, не воспользовался.
В.Фролькис талантливо писал и столь же завораживающе говорил, вербуя своей неординарностью и нравственным притяжением учеников. В его память возник Клуб творческой интеллигенции, достойно носящий имя Владимира Вениаминовича. Заседания клуба, где выступали и выступают блестящие интеллектуальные звезды Киева – это, если хотите, и сегодняшний образ академика Фролькиса – такой прожектор проникновения в грани жизни важен, ибо он как бы завещал его нам.
Я бы мог говорить о несравненном друге Володе еще долго, но пора двигаться по принятому «чертежу».
Андрей Ромоданов, мой однокашник по Киевскому мединституту в челябинские дни, фронтовой хирург, начавший воевать в сорок втором под Москвой и дошедший, как врач танковой бригады, до стен рейхстага. После войны он избрал нейрохирургию, стал преемником современного Гиппократа нейрохирургии Александра Арутюнова, превратив столь нужный людям Институт нейрохирургии в просвещенный институт мозга, где трудился, например, прозорливец нейроанагностики мой друг Александр Духин, другие асы научного гнезда, носящего имя Андрея Ромоданова. Ушел как бы в жизненном полете, но и сделал все же непостижимо много для любимого дела. Или третий штрих – именно А.Ромоданов, как и Н.Амосов, представлял Украину в качестве депутата Верховного Совета СССР. И оба и здесь созидали, пользуясь новыми прерогативами. Вспоминаю его гостеприимную квартиру на Львовской площади в старинном доме. Какое благословение жизни, что судьба подарила мне и эту дружбу!
Мой близкий друг еще с далеких школьных лет Константин Иванович Кульчицкий стал блестящим ученым-морфологом, одним из наиболее любимых студенчеством лекторов нашей alma-mater – Киевского медицинского института. Он автор замечательных атласов по топографической анатомии, оригинальных и обстоятельных научных публикаций по оперативной хирургии.
К слову, Кульчицкий избрал профессию медика, хотя имел реальную перспективу стать киноактером. Еще школьником он блистательно сыграл роль Тома Сойера в первом отечественном фильме по известному произведению Марка Твена.
Одухотворенный и невероятно скромный академик АН СССР Платон Григорьевич Костюк. Я бы сказал Геракл клеточной физиологии, одним из первых проникший в тайное тайных – нейрон. После окончания университета он получил и врачебный диплом, чтобы глубже осознавать свой основной научный предмет. Он на равных сотрудничал с Нобелевскими лауреатами и, по сути, был и сам достоянием этого Олимпа. Опять-таки, я всматриваюсь в его образ и меня не оставляет парадоксальная загадка истории науки: почему такие титаны мысли уходят, в сущности, безвременно, забирая с собою клады своих озарений?
Мой замечательный единомышленник, союзник, хотя иногда и доброжелательный оппонент, провидец в гигиене труда, авторитет в этой сфере защиты человека – академик НАН Юрий Ильич Кундиев, один из ближайших друзей Бориса Евгеньевича Патона и дорогой моему сердцу, моему общественному и научному пониманию коллега и товарищ. Очень трогает меня и то, с каким воодушевлением Юрий Ильич, интеллектуал высокой пробы, зодчий биоэтики в Украине, неизменно участвует в раутах в клубе имени В.Фролькиса. Не могу не сказать, что Ю.Кундиев – ближайший ученик и последователь крупнейшего гигиениста, первого министра здравоохранения УССР Л.И.Медведя.
При этом Лев Иванович, а я в силу семейной близости знал его, как говорится, близко-близко, не побоялся дать Юрию Ильичу «зеленый свет» на научной дороге, когда тот считался сыном «врага народа», на самом деле честнейшего человека – Ильи Кундиева, реабилитированного лишь посмертно.
Я также рад, что жизнь одарила и одаривает меня нравственным и этическим единением и с такими необыкновенными личностями в сфере, если можно так выразиться, «духовной медицины». В первую очередь, с Петром Петровичем Толочко и Иваном Михайловичем Дзюбой. Мне довелось близко знать и человека ярких свойств и драматичной судьбы, которого можно определить и как солнце кинематографа – Сергея Параджанова.
Начну со слова о Сергее Иосифовиче Параджанове. В моей книге ему посвящено немало страниц. О друзьях надо писать! Мне нельзя обойти в нашей беседе его образ еще и потому, что когда славного творца начали уголовно преследовать, мне пришлось при вызове в определенные ведомства убедительно и настойчиво защищать его.
Случилось так, что незадолго до ареста Сергея Иосифовича, мне выпало, как медику, участвовать в организации лечения в инфекционной клинике его четырехлетнего сына Сурена, заболевшего брюшным тифом. И тут друг Параджанова кинооператор Сурен Шахбазян сообщил мне: Сергей арестован. Что ж, он был «возмутителем спокойствия» и вместе с тем наивным идеалистом, полагая, что бунтарские выступления могут пройти бесследно. Из лагеря Параджанов вышел благодаря усилиям Лили Брик и Луи Арагона. Затем был заключен, опять-таки по вздорному обвинению, еще раз. Не зря Сурен Шахбазян, опасаясь за своего друга, сказал однажды: «Тебе вместо миндалин надо было удалить кончик языка». Воистину горжусь, что великий Сергей Параджанов присутствовал и живет в моей книге.
Петр Петрович Толочко, академик НАН Украины, выдающийся ученый-археолог, просвещенный историк Украины, бесстрашный публицист и правдоискатель, упоминается в двух томах моей книги восемнадцать раз! Его присутствие на заседаниях клуба имени В.Фролькиса придает им и особый моральный колорит: ученый незаурядных дарований, автор интереснейших исследований, например, о судьбе Ярослава Мудрого, Петр Петрович олицетворяет в наше время идеалы совестливости и безупречной чести. Испытываю нравственную радость, что имею привилегию быть духовно близким с этим «украинским Ключевским».
Глубочайшее уважение во мне вызывает личность, взгляды, творчество известного писателя, общественного деятеля, апостола правды, патриота Украины академика Ивана Михайловича Дзюбы. Напомню, что он был близким другом Виктора Некрасова, и именно Иван Дзюба, как и автор «В окопах Сталинграда», не побоялся придти в Бабий Яр на митинг в 1966-м, в связи с двадцатипятилетием трагедии и не умолчать в горестной толпе, сказав бесстрашные слова. Бережно храню труды Ивана Михайловича, которые он мне дарит, и его письма, полные фактов и раздумий.
Мои друзья. Всем им я сердечно благодарен.

Медицина: падение нравов

Много сегодня говорится о не лучшем состоянии медицины в Украине. И, к сожалению, это действительно так. Мой старший товарищ, выдающийся хирург и философ Николай Амосов в последние годы жизни сетовал на то, что образовался явный разрыв между моралью, нравственностью, да и просто человечностью наших предшественников, особенно тех, которые вышли из земства, с теми медиками, кто работает ныне. Надо правде смотреть в глаза. К сожалению, наша высшая школа сегодня не прививает в должной степени будущим медикам гуманные, нравственные человеческие принципы и критерии, которые были, повторяю, у тех, кто учил мое поколение.
В былые годы в Киеве были замечательные врачи, как например, Феофил Гаврилович Яновский. Он не только лечил бесплатно беднейшие слои населения, но даже мог, осмотрев бедного пациента, после визита оставить ему деньги. Если кто-нибудь когда-нибудь задастся целью рассказать о том, как провожали в последний путь киевляне своих земляков, к которым они относились с уважением, то я думаю, что такое прощание, как похороны Феофила Гавриловича Яновского, трудно представить. Это были многотысячные похороны. Казалось, все киевляне вышли попрощаться со своим доктором.
А среди тех, кто меня учил, были такие замечательные врачи, как Николай Дмитриевич Стражеско, Алексей Петрович Крымов, Иван Николаевич Ищенко, Борис Никитович Маньковский. Это были люди, для которых пациент был центром вселенной.

Увы, современный мир стал более жестоким и менее нравственным. Около года назад в Киеве состоялся Пятый Национальный конгресс по биоэтике. Мне было поручено выступить на нем с докладом. И в нем была тема «Проблемы этики, морали, нравственности в публицистике и литературных произведениях Николая Амосова». Николай Михайлович издал несколько замечательных книг. Первая – мемуары «Голоса времен», вторая книга называется «Кредо», третья – «Преодоление старости». Кстати, Амосов очень умело выбирал названия своих книг, предназначенных для широкой публики. Например, в «Преодолении старости» на обложке он написал: «Ничто так не старит, как готовность стареть!». Вот эти слова можно обратить ко всем нам.
В своей книге «Кредо» Амосов писал о том, что, к сожалению, сегодня доминирует материальное над духовным. «Но я все-таки, – говорил он, – верю в разум общества. Если этот разум будет прогрессировать, то через какое-то время мы убедимся в том, что эти соотношения изменятся».
Вы меня спросите – оправдались ли надежды Николая Михайловича, высказанные им двадцать лет назад? Увы, нет. Сегодня доминирует во многих профессиях, и в частности, во врачебной, не духовная и нравственная, а материальная составляющая. Погоня за благополучием, за деньгами, за должностями. Произошло заметное падение общественной морали и нравственности, которое, увы, не минуло врачей. И эта проблема заслуживает отдельного большого разговора. А пока что «маємо те, що маємо».

Антисемитизм и терроризм

За прожитые годы я был свидетелем многих проявлений антисемитизма. Особенно в памяти смутные времена борьбы с «космополитизмом» и «дела врачей». В те тяжелые годы в жуткой атмосфере, воцарившейся в стране, мои соплеменники и коллеги были названы «убийцами в белых халатах». Это было, казалось, беспросветное время. И поэтому я считаю, нам нужно помнить имена тех киевских медиков, которые тогда не побоялись в открытую не поддерживать эти зловещие акции. Среди них могу назвать прекрасных ученых и людей В.Иванова, Е.Лихтенштейна, Е.Букреева, А.Пхакадзе.
Самому мне досталось от юдофобов, наверное, меньше многих других. Но тем не менее я всегда считал своим долгом противостоять антисемитизму и ксенофобии.
Еще в годы горбачевской «перестройки», видя какие негативные процессы в межнациональных отношениях нарастают в стране, я обращался с письмами к видным государственным и общественным деятелям, известным журналистам, в которых указывал на то, что бездействие и промедление в реакции на разного рода «Память» и национал-экстремистов может привести к трагическим последствиям. К сожалению, в ряде регионов огромной страны так и случилось – Сумгаит, Фергана, Карабах… События те вызывали боль. И при этом мы были несколько наивны, поскольку уже позднее узнали, что на самом деле речь шла не о промедлении в реакции на проявления ненависти, а в зловещей организации кровопролития определенными силами и структурами. И очень жаль, что погибших людей не вернуть.
Повторю, эта тема очень и очень обширна. И в настоящее время я готовлю к печати книгу о проявлениях ксенофобии и антисемитизма и своем видении путей борьбы с ними. Сейчас же хочу сказать о том, что самым страшным злом в сегодняшнем мире, несомненно, является международный терроризм, в основе которого, какой бы идеологией он ни прикрывался, в конечном итоге лежит ненависть к человечеству.
И если цивилизованный мир хочет иметь будущее, он должен всеми возможными силами противостоять этому страшному злу…

(В ближайших номерах «Еврейского обозревателя» мы предполагаем опубликовать отрывок из книги И.М. Трахтенберга «Запоздалые заметки». В нем рассказывается о переписке видного украинского ученого академика С.В. Комиссаренко с профессором Эфраимом Кациром, который в 1973-1978 годах был президентом Израиля. Речь в ней о борьбе с террором).

Моя семья

И наконец, личностное. Со своим тестем Львом Ивановичем Медведем я, как это ни парадоксально, познакомился раньше, чем со свой будущей женой. Когда я учился в Киевском медицинском институте – Медведь был его ректором. Он был очень целеустремленным и сильным человеком, прошедшим путь от простого сельского труженика до министра здравоохранения республики. О нем написано много. Я же приведу лишь один пример.
Волны клеветы и арестов в тот драматичный 1937 год вздымались все сильнее и едва не коснулись Медведя. Собственно, Лев Иванович в здании Наркомздрава на ул. Рейтарской выполнял обязанности наркома, поскольку его предшественник С. Канторович был арестован. Тень врага народа падает и на Медведя.
Заседание республиканского партийного актива. Выступает одна из разоблачительниц Н. Она говорит: «Среди нас находится вражеский агент и пособник Медведь. Я это по его глазам вижу!»… Что делать обвиненному? Лев Иванович понимает, что навету надо немедленно дать отпор. Но как это сделать? Каяться и бить себя в грудь? Нет, надо действовать совсем иначе! Наконец, после нескольких попыток пробиться к трибуне, он все же получил слово для отповеди. Внешне совершенно спокоен, признавая, что с прихвостнями капитализма надо решительно бороться, Лев Иванович добавляет, что метод распознавания двурушников по глазам никуда не годится. «Здесь до меня выступала гражданка Н., – говорит он, – так вот я заявляю, что она б… Я это по ее глазам вижу!». Огромный зал, включая президиум, буквально сотрясся от хохота, и это спасло смельчака. Но с должности его все-таки сняли.
Сегодня моя семья – это жена и друг Лена Медведь, с которой вот уже много-много лет мы разделяем любовь, радости и невзгоды, успехи и потери. Мой сын Владимир, во многом унаследовавший семейные черты и традиции, ставший ученым-медиком, моя дочь Ксана – художник, с детства посвятившая себя творческой деятельности, внуки Алеша, Маша и Ирина, которым еще предстоит пройти свой жизненный путь, познать его сложности и радости, жена сына – Алла Затуловская, зять – Сергей Хотимский, дорогие мне люди, одаренные и творческие. Дай им Бог успехов, достоинства, множества удач и положительных эмоций, столь необходимых всем нам, особенно сегодня.
Думаю, что могу с чистой совестью сказать о неизменном желании с полной отдачей выполнять свой долг и о стремлении, чтобы близкие, друзья и коллеги могли по реальным делам оценить мой скромный труд. Полвека творческого пути в науке – непростой итог, по существу вся сознательная жизнь. Удовлетворен тем, что за долгие годы этого пути кое-что удалось сделать, передать преемникам свои мысли, идеи, книги, творческие успехи своих учеников.
Рано подводить итоги? Наверное, это так. Жизнь продолжается…

Записал Михаил Френкель

P.S. 31 декабря минувшего года я позвонил Исааку Михайловичу домой, хотел поздравить с Новым годом. И весьма удивился, когда его супруга ответила, что он в институте консультирует докторанта по аспектам его диссертации.
И я вдруг вспомнил свое интервью, взятое 35 лет назад у президента Академии наук Украины Бориса Евгеньевича Патона. Когда оно было готово, я передал текст Патону для визирования, как полагалось в те времена. Где-то примерно после 10-го января мне его вернули. Я вновь перечитал интервью и в конце его увидел дату, в которую Борис Евгеньевич читал и визировал текст – 1 января.
Тогда для меня, молодого журналиста, было удивительно, что в день, когда все веселятся и отдыхают, знаменитый ученый нашел время прочитать статью для молодежной газеты. В дальнейшем журналистская доля сводила меня со многими деятелями науки, и я понял, что настоящий ученый, если нужно, трудится и в праздники, и в любое время суток. Можно легко выключить станок или компьютер. «Отключить» мозг от посетивших его мыслей и идей невозможно.
Здоровья и еще долгих лет в науке вам, уважаемый Исаак Михайлович!
В своей книге вы цитируете Марину Цветаеву, справедливо заметившую, что во второй половине жизни важен не успех, а важно успеть. И мы хотели бы вам пожелать успеть свершить еще много яркого, творческого, созидательного.

На снимках:
—
—
—