Как Самуил Кацперовский стал Виктором Карасевым

Павел ПОЛЯН | Номер: Март 2015

Kac_1Нет, мамочка, твой сын Самуил тысячу раз мог погибнуть, но не погиб! Он выжил, хотя и под другим именем, которое, как талисман, носит до сегодняшнего дня вот уже 62 года.
(Из письма
Виктора Кацперовского матери)

Виктор (Самуил) Ефимович Кацперовский родился 3 января 1923 г. в Мелитополе. В 1940 г. он окончил десятилетку и поступил в Институт механизации сельского хозяйства, где проучился неполный год: 21 августа 1941 г. был призван в армию, а в конце октября направлен на шестимесячные курсы Краснодарского артиллерийско-минометного училища. Уже по пути в Краснодар у него было две возможности погибнуть. Дважды их эшелон попадал под немецкий авианалет – на станциях Сальск и Тихорецкая. В одном случае Самуил успел выбежать из вагона, вскоре после этого загоревшегося, а в другом его спасла бетонная стена станционного туалета.
В книге, которую он потом напишет, все эпизоды, когда смерть была в шаге, а жизнь – на волоске, подробно описаны. И рефреном звучат такие фразы с тройкой восклицательных знаков в конце: «А ведь на его месте мог бы оказаться и я! Судьба!!!» Или: «И в этом случае мне удалось выжить! Судьба!!!» Что же, согласимся: судьба, случай, везение. Но одного его величества случая было бы явно недостаточно для всего того, что выпало на его долю потом.
20 мая 1942 г. окончивший курсы младший лейтенант Кацперовский был направлен командиром минометного взвода на Юго-Западный фронт, на Изюм-Барвенковское направление.

Первые несколько недель на фронте прошли спокойно, но в конце июня 1942 г. части 6-й, 9-й и 56-й армий – сотни тысяч человек – попали в гигантское общее окружение, а затем и в плен. Одним из пленных стал Самуил Кацперовский. Как чистокровный и обрезанный еврей, к тому же до этого не скрывавший своей национальности среди однополчан, свои шансы на выживание он оценивал не слишком высоко. Цитирую его книгу: «Но как же не хотелось умирать! Ведь мне было всего 19 лет!» И он твердо решил побороться за свою жизнь. Проведя в плену 1041 день, он уцелел – и тем самым победил! Но вернемся к страшным моментам этой трехлетней одиссеи.
Непосредственно перед пленением Самуил успел сорвать кубики с петлиц и присыпать свои документы землей. Но имя, отчество и фамилию, не говоря уже о внешности, в землю не закопаешь. Начались лихорадочные размышления. Первая мысль: «Откуда я?» Место проживания ни в коем случае не должно находиться там, где уже немцы: наведут справки – и разоблачат. Хорошо: тогда это Ижевск, ул. Ленина, 10 – адрес дяди в эвакуации. Второе – посложнее: «Как меня зовут?» Имя должно было быть не слишком сложным и не слишком простым. Вспомнил однокурсника: Виктор Андреевич Карасев (об обрезании подумать не успел, а то бы назвался татарским именем).
Но документы немцы, видимо, нашли, потому что на перекличке выкрикнули и его подлинное имя. Самуил вздрогнул, но лежавший рядом с ним старшина Попов надавил своей рукой на его руку, и он не отозвался. Этот Миша Попов еще не раз выручал Карасева, ведь желающие разоблачить Самуила не переводились.
Особенно старались украинцы-западенцы, которых немцы с удовольствием брали с собой на «селекцию»: словно овчарки, спущенные с поводка, эти подонки ходили между рядами в поисках комиссаров и «жидов». Последних они за версту чуяли, так что с овчарками их объединяло и обоняние. Но если нюх не срабатывал, то нередко подсобляли и нелюди-однополчане. Поэтому Карасев с Поповым все время держались как можно дальше от вчерашних «своих».
После 30-километрового марша Карасев очутился в Барвенково, в дулаге (пересыльном лагере для военнопленных). Это была огромная территория за колючей проволокой. Спали на голой земле, временами под дождем, ели «зуппе» из горстки пшена и картофельных очисток, оправлялись на открытых площадках (и тут Карасеву, естественно, приходилось быть осторожным). Спустя две недели – новый марш: из Барвенково в Никитовку, а потом в Константиновку – точно в такой же лагерь.
Сил оставалось все меньше, никто об их выживании и не пекся. Переломить этот процесс могло только одно – работа, и как можно дальше от монстра-дулага. Виктору с Михаилом повезло: они попали в команду, отобранную для уборки урожая в одном селе. Разместили их на постой в свинарнике, застелили свежей соломой полы и нормально кормили.
Во время уборки многие разбежались, осталось не более 20 человек. В начале октября 1942 г. их отвезли в Дружковку на болторезный завод. И тут мой герой натерпелся страху: еще бы – каково ему было услышать такое? «Ты гляди, жида привели. А ну снимай штаны…» Но он и тут не растерялся и попер на подонка в тельняшке многоэтажным матом, а его новый напарник Лазуков сказал, что это сибиряк.
Самым радостным событием для всех, но и самым страшным для Карасева была баня. Правдами и неправдами он уклонялся от помывки, а если не удавалось, то стремился быть последним и намыливался в самом темном углу.
Он долго преодолевал столь типичную для советских военнопленных тягу – бежать. Но в какой-то момент побежал вместе с товарищем. Их схватили и повели на расстрел. Но рвы были недалеко от шоссе, и проезжавший мимо офицер почему-то остановил казнь, выслушал «легенду» беглецов и спас им жизнь. Почему он так поступил, сказать трудно.
Дальнейший его маршрут: Константиновка – Гришино – Пятихатки – Михайловка. Оттуда они с Лазуковым драпанули на хутор, где при посредничестве одной сердобольной селянки совершили, может быть, самую выгодную в своей жизни сделку. Второй договаривающейся стороной был деревенский полицай. Тот оформил их как гражданских и местных и даже привел в надежную семью – дожидаться того, чего сам боялся больше всего: прихода Красной армии. И на такой – уже явно неотвратимый – случай эти двое военнопленных обещали замолвить за него словечко и показать: вот он нас выручал, не расстреливайте его. (Бедные, если бы они знали, сколь низка будет после освобождения цена их слова и даже жизни!)
Но и цена слова полицая была немногим выше. 31 октября утром на хутор заехала машина с полевой жандармерией и украинскими полицаями и забрала всех мужиков, в том числе и Лазукова с Карасевым, в город Вознесенск. То была «вербовка» остарбайтеров в Германию. А 10 ноября эшелон с «завербованными» покатил на запад.
В Перемышле все проходили санобработку и даже медосмотр. Казалось бы, все, конец! Но и тут чудесным образом повезло, так что повторим за нашим счастливчиком его сакраментальное, с тремя восклицательными: «Судьба!!!» Но повторим и другое: «Каким же должен быть человек, чтобы все это выдержать?» Ответим: железным.
Эшелон c остарбайтерами прибыл в Дрезден. Карасева и еще человек 15 отправили в город Фрайталь, собственно, пригород Дрездена. Работать им предстояло на чугунолитейном заводе «Кениг-Фридрих-Аугуст-хютте», жить – в небольшом рабочем лагере по соседству. Там уже жили и работали «остовцы» из Бердянска и Мелитополя, но не из числа знакомых.
Уйти из лагеря и убежать было просто, но куда уходить и бежать?
Незабываемой была ночь 13 февраля 1945 г., когда союзники стерли с лица земли тот Дрезден, который наши «остовцы» запомнили еще прекрасным и цветущим. Досталось тогда, кстати, и Фрайталю.
А через два месяца, 15 апреля, началась эвакуация лагеря на восток, через лежащий в руинах Дрезден навстречу Красной армии. В одной из деревень недалеко от Пирны надзиратели поместили колонну в хозяйских постройках одного крестьянина, а сами исчезли. Оставленные без надзора крепостные тотчас начали хозяйничать.
За реквизициями и поеданием реквизированного время летело быстро, и вот 8 мая рано утром в село въехали несколько советских самоходок. Карасев подошел к капитану, представился и попросился в его часть, но капитан не взял.
А назавтра утренняя тишина вдруг сменилась отчаянной пальбой. Немецкая контратака? Нет, безоговорочная капитуляция и победа! Победа и свобода! Победа союзнической коалиции и победа Самуила Кацперовского из Мелитополя и Виктора Карасева из Ижевска!
Затем была репатриация через город Бунцлау (теперешний Болеславец в Польше), где находился полевой военкомат. И уже 15 мая Кацперовскому, но не Самуилу, а Виктору, вручили красноармейскую книжку и направили в запасную часть 31-й армии, в минометную роту. По дороге домой довелось пройти и проехать через Германию, Чехословакию, Австрию и Венгрию. На письмо, отправленное на домашний адрес, пришел ответ из Новосибирска, куда во время эвакуации попали родители.
В феврале 1946 г. вышел Указ Президиума Верховного совета СССР о частичной демобилизации из армии военных старшего возраста и студентов вузов. И уже 4 апреля Самуил-Виктор вернулся в свой родной Мелитополь. Ему повезло: никакой особой дискриминации как бывший военнопленный он не испытал – только по мелочам (корректировка распределения по окончании института, невыдача какой-то ветеранской медали и т. п.). После того, что он пережил, какие это все пустяки!
В апреле 1951 г. он женился, а в 1961-м пришел на Мелитопольский завод холодильного машиностроения. Здесь он проработал 32 года, вплоть до осени 1993 г., когда вышел на пенсию и решил переехать к дочери в Германию. С той поры Виктор Ефимович живет в Ганновере. В мае 2005 г. он участвовал в серии юбилейных мероприятий в Берлине, устроенных берлинским объединением «Контакты» в память о погибших советских военнопленных и в честь оставшихся в живых. Незадолго до этого он завершил книгу воспоминаний, которую его близкие выпустили в свет малым тиражом. Близкие – это две дочери с семьями, внуки. Германия зорко следит за его здоровьем, и сейчас ему уже 92 года.