Присвоение звания героя Украины – это политический акт

| Номер: Апрель 2016

Кандидат исторических наук, преподаватель магистерской программы
по иудаике НаУКМА, ученый секретарь Украинской ассоциации иудаики
Сергей ГИРИК — о Петлюре, еврейском вопросе и демифологизации истории  

Члены Директории. Каменец-Подольск, 1919 год

Члены Директории. Каменец-Подольск, 1919 год

— Сергей, в этом году, согласно постановлению ВР, на государственном уровне будет отмечаться 90-летие со дня убийства Петлюры. У евреев к этой фигуре особое отношение, хотя некоторые украинские историки считают Петлюру едва ли не юдофилом. Преувеличивают?
— На личном уровне Петлюра, безусловно, антисемитом не был. Еще с семинарских лет он активно участвовал в деятельности Революционной украинской партии, не запятнавшей себя антисемитизмом, а потом вошел в состав ЦК возникшей на ее основе Украинской социал-демократической рабочей партии.  Быть одновременно социалистом и антисемитом в те годы было невозможно. В журнале «Украинская жизнь», который редактировал Петлюра,  антисемитские высказывания не допускались, как не приветствовались они и левой украинской интеллигенцией в целом.
В период Директории продолжало функционировать созданное еще Центральной Радой Министерство по еврейским делам УНР. Приближенный к Верховному атаману еврейский деятель Соломон Гольдельман под псевдонимом «С. Золотаренко» регулярно писал статьи на еврейскую тему в официальном органе штаба армии УНР «Україна», где была специальная рубрика «З єврейського життя» — единственная рубрика такого рода в украинской нееврейской прессе того времени (подробный анализ этих публикаций несколько лет назад сделала моя коллега из Будапешта Ольга Петрова).

Что касается филосемитизма главы УНР, то Тарас Гунчак в своей нашумевшей брошюре «Симон Петлюра и евреи», ссылаясь на Ивана Рудичева, пишет, что Петлюру за защиту евреев от нападок других учеников в школе якобы называли «жидівським батьком». Не уверен, что подобный факт имел место, учитывая, что в мемуарах Рудичева речь идет о Полтавской духовной семинарии, где евреев, разумеется, не было, а в публикации, ссылку на которую привел Гунчак, этих слов попросту нет…
Вообще до того, как Петлюра стал верховным атаманом войск УНР и главой Директории, он мало высказывался на еврейскую тему. В отличие, например, от Евгения Чикаленко, который часто подчеркивал свою симпатию к евреям, для Петлюры эта тема была периферийной.

Сергей Гирик

Сергей Гирик

— Так или иначе, но личное отношение Петлюры к евреям не стало для них охранной грамотой в ходе Гражданской войны. Даже согласившись с тем, что лидер УНР не был антисемитом, надо признать, что именно на нем лежит политическая ответственность за погромы. Почему Верховному атаману все-таки не удалось остановить погромную волну? Не смог или не очень-то и хотел? Ведь первое слово, осуждающее погромы, – приказ №131 — впервые прозвучало через девять месяцев после их начала — в августе 1919 года… Зато юрист Генрих Слиозберг заявлял, что «Погромы давали петлюровскому движению подходящую возможность добывать пищу, одежду и амуницию совершенно даром»…
— Прежде всего, далеко не все приказы отдавались в письменном виде. Но в целом, думается, что Петлюра в начале погромной волны просто не осознавал масштабов катастрофы, которую она несет не только для еврейского населения, но и для его армии, а значит и для существования УНР. Пополнение запасов продовольствия таким способом —  это ни в коем случае не «даром». Армия, грабящая и убивающая мирных жителей, неминуемо  быстро морально разлагается. И Петлюра не мог этого не осознавать.
В то же время, не имея безусловного авторитета в армии, он вынужден был полагаться на командиров на местах. В таких условиях действия против погромщиков были чреваты потерей боеспособных частей. Дилемма была крайне сложной, если вообще разрешимой. Невозможность или неготовность противостоять погромам стали причиной трагедии и еврейского населения, и армии УНР и, в конечном итоге, лично Петлюры.
— Насколько мы можем доверять еврейским (и не только еврейским) свидетельствам? Например, историк Илья Чериковер писал, что во время застолья в 1920 г. Петлюра спросил у полковника Гришка Лысенко, мол, кто, по его мнению, виноват в погромах, и получил ответ: «Ты, Herr Haupt-Ataman!». Петлюра якобы покраснел и выбежал в соседнюю комнату… Доктор Абрахам Салитерник, лечивший главного виновника проскуровского погрома атамана Семесенко, и атташе Датского Красного Креста Хенрик Пржановский, вспоминают, как Семесенко лично докладывал Петлюре о том, что согласно его — Верховного атамана — приказу, он «начал погром в 12:00 дня. Четыре тысячи зарегистрированных евреев уничтожено». После чего Петлюра смутился и попытался перевести разговор на тему о большевистском восстании в городе.
— Материалы личного происхождения вообще считаются наименее надежным историческим источником. Пользоваться ими нужно крайне осторожно, сопоставляя эти данные с документами, свидетельствами других лиц и т. д. Неизвестно, владели ли — и в какой степени — Салитерник и Пржановский (Пшановский) (его родным языком был польский) украинским языком. Ведь Семесенко мог делать доклад только по-украински. Поэтому сложно судить о том, насколько точно были переданы его слова, да еще и через несколько лет после событий. А документов, которые позволили бы подтвердить или опровергнуть эти данные, нет.
Кроме того, командиры частей, участвовавших в погромах, явно были заинтересованы в том, чтобы если не переложить ответственность на Петлюру, то хотя бы разделить ее с ним. Особенно, если они понимали преступность своих деяний (многие, кстати, этого не осознавали).
— Так или иначе, но в 1920-е годы, уже в Париже, Петлюра на страницах издаваемого им еженедельника «Тризуб» неизменно называл правительство большевиков «жидовским» и отмечал в своей последней книге: «Якщо згадати про українських жидів, то багато з них переходили на більшовицький бік з надією, що тут вони нагору випливуть, сил наберуть, на перші місця піднімуться. Раніше їм ходу не давали, так вони думали, що в більшовиків найстаршими стануть. Так що багато жидів, а особливо молодих — шмаркатих, збільшовичились і зробилися комуністами». Согласитесь, характерная цитата, дающая все основания обвинять Петлюру в антисемитизме. А были ли попытки каких-то контактов между украинскими и еврейскими эмигрантами при жизни Петлюры?
— Цитата характерная, но надо учитывать, что Петлюра употреблял слово «жид» как  нейтральное. Даже Грушевский только в 1918 году заявил, что отныне будет использовать в украиноязычных статьях только слово «євреї», а до того употреблял форму «жиди», хотя по-русски писал «евреи» с самого начала. Да и Петлюра по-русски тоже всегда употреблял исключительно форму «евреи».
Что касается сути вопроса, то, безусловно, в среде украинской эмиграции возникает ощущение отчуждения от евреев. В Европе становятся популярными идеи «жидокоммуны» (чего стоят польские агитационные плакаты, выпущенные в преддверии Варшавской битвы), под их влияние подпадают и украинские деятели. Но даже в этой цитате мы видим слова «многие евреи», а не «большинство».

Соломон Гольдельман

Соломон Гольдельман

Самая известная попытка наладить отношения между украинскими и еврейскими эмигрантами в 1920-е годы — договор Владимира Жаботинского с послом правительства УНР в Праге Максимом Славинским, заключенный в 1921 году (правительство УНР находилось тогда в изгнании в польском городе Тарнув). Согласно этому документу, в случае возобновления боевых действий против большевиков при участии петлюровской армии при ней будут созданы части еврейской жандармерии, целью которых будет предотвращение погромов. Уже после убийства Петлюры Жаботинский написал статью «Петлюра и погромы», в которой заявил, что ни в коем случае не считает Петлюру погромщиком, однако возлагает на него моральную ответственность за погромы.
— А как к национальному (в частности, еврейскому) вопросу относились представители других течений украинской политической мысли? Кто из них был более склонен к построению новой политической нации, а кто замыкался на узкоэтнических интересах?
— Рецепт обеспечения прав национальных меньшинств основные украинские партии периода революции видели в создании «национально-персональной автономии».  По этому вопросу они достигли консенсуса. Упомянутое выше Министерство по еврейским делам было создано в январе 1918 года именно в порядке реализации соответствующего закона. Одновременно с ним были сформированы такие же министерства по «великорусским» (так звучало его официальное название) и польским делам, однако лишь еврейское министерство смогло развернуть активную работу. Интересно, что этот эксперимент пытались повторить в Литве, где годом позже были созданы министерства по еврейским и белорусским делам. Важно заметить, что никто из лидеров украинских национальных партий этого периода не высказывал ассимиляторских идей, причем не только в отношении евреев, но и других меньшинств.
Идея политической нации, созданной не по этническому принципу, тогдашним политикам  казалась странной. Однако левые фракции в Украинской партии социалистов-революционеров и Украинской социал-демократической рабочей партии уделяли большое внимание сотрудничеству с еврейскими левыми группами.  Например, боротьбисты (т.е. бывшее левое крыло УПСР) в январе 1920 года очень сближаются с Еврейской коммунистической партией (Поалей-Цион), отколовшейся от ЕСДРП(ПЦ). Представители обеих политических групп открыто говорят о перспективе создания на их основе единой партии, которая была бы украинской по территориальному принципу и представляла бы УССР в Коминтерне вместо большевиков. А от разговоров о возможном создании украинско-еврейской партии до идеи единой нации один шаг. Тем более, что боротьбисты в том же месяце начали вести активную агитационную работу и среди этнических русских, наладив выпуск русскоязычной газеты в Киеве и двуязычной русско-украинской — в Харькове.  Представители обеих партий печатали статьи комплиментарного характера друг о друге в партийной прессе, лекторы-боротьбисты рассказывали о своей партии в Клубах Борохова, действовавших при ячейках ЕКП(ПЦ), а члены последней (их называли екапистами) — в боротьбистских украинских рабочих клубах читали лекции о еврейском коммунистическом движении. Конечно, в тогдашних политических условиях их сотрудничество оборвалось — в апреле 1920-го боротьбисты были поглощены большевиками, а в 1922-м то же произошло и с екапистами…
— Идет ли сегодня в Украине процесс демифологизации истории или, наоборот, она с каждым днем становится все более откровенным инструментом для манипуляций? Почему самые проблемные моменты нашего прошлого, если и подвергаются историческому анализу, то однобоко — поэтому, скажем, члены УПА в одной интерпретации — поголовно убийцы евреев, в другой, как, например, у Владимира Вятровича — едва ли не филосемиты?
— Большинство историков не разделяют как позицию Вятровича, так и предубеждение, что члены УПА поголовно уничтожали евреев. Тем более, что «еврейский вопрос» к 1943 году, когда УПА развернула свою деятельность, нацисты уже практически решили. Евреев en masse практически не осталось.
В своих работах об отношении к евреям ОУН Вятрович интересно обращался с документами. Так, например, Тарас Курило и Иван-Павел Химка в рецензии на его книгу приводят случаи подбора фактов под заранее выстроенную концепцию. Правда, те, кто говорит об ОУН и УПА как исключительно антисемитских организациях и активных пособниках нацистов в деле Холокоста, зачастую препарируют документы еще более бесцеремонно. Вопрос о месте евреев в будущей Украине для обеих ОУН, «мельниковцев» и «бандеровцев», просто не играл значительной роли, а к моменту создания УПА вообще сошел с повестки дня. Это, конечно, не отменяет соучастия в убийстве евреев отдельных представителей украинского националистического движения. Просто нужно помнить, что само это движение не было антисемитским по своей природе, а скорее игнорировало евреев.
— Что было, то было, но обязательно ли тащить столь неоднозначное прошлое в настоящее — в страну, где вроде бы началось формирование политической нации? Стоит ли превращать в героев людей, которые не являются героями, по меньшей мере, для половины украинского общества?
— Академические историки этим, к счастью, не занимаются. Вообще, лепить из кого-либо героя — это превратить исторического деятеля, то есть живого человека со своими слабостями, в памятник. Сомневаюсь, что сами эти деятели были бы рады подобному обращению с их памятью. После принятия «законов о декоммунизации» я и несколько моих коллег высказались по этому поводу на сайте журнала «Політична критика». Вообще, более взвешенной представляется позиция Тимошенко (при личном отрицательном отношении к этому политику), высказанная в 2005 году. Тогда она заявила, что уравнивать в статусе советских ветеранов и бывших бойцов УПА и предоставлять последним соответствующие льготы нужно в индивидуальном порядке. Однако здесь возникает вопрос морального характера  — пока будет рассмотрено дело каждого, бойцов УПА просто не останется. Просто из соображений гуманности предоставление им полного набора льгот было бы оправданным.
Из национального нарратива эти люди все равно никуда не уйдут. В школьных учебниках и патриотической околоисторической публицистике они будут занимать одно место, в работах профессиональных историков — другое. Это все-таки разные сферы. Что же касается присвоения звания героя Украины — это политические акты, ничего общего с академической историей не имеющие. И это касается всех награжденных. Хотя многие забывают, что Бандере и Шухевичу, лишенным звания Героя при Януковиче, так его и не вернули.
— Украине предстоит пройти довольно сложный путь, включив историю национальных меньшинств в единый сюжет, и не замалчивая наиболее трагические страницы взаимоотношений с евреями, поляками, татарами и другими народами. Как нашим соседям по бывшему соцлагерю удалось прийти к европейскому пониманию своей истории, преодолев этническое видение своего прошлого?
— В Польше общественная дискуссия о включении меньшинств в общенациональный нарратив прошла сравнительно более гладко, чем это происходит в Украине. Но все же и книги Яна Томаша Гросса, и проблема украинцев, насильственно переселенных во время акции «Висла» из восточных воеводств на бывшие немецкие земли, вызвали очень бурную реакцию в правоконсервативных кругах. Для местного населения это был травматический опыт и его переосмысление.
Разговоры о вине представителей той или иной группы — ни в коем случае не всего народа — в преступлениях не могут не вызвать своего рода фантомную боль у тех, кто воспринимает это как обвинения лично в свой адрес.  Польша была к этому более готова — хотя бы потому, что эти вопросы в мягкой форме поднимались еще в эпоху ПНР. Даже в годы всплеска государственного антисемитизма в Польше (1950 — 1960-е годы) в Варшаве продолжал действовать Еврейский исторический институт, выходили работы по истории евреев Польши. Даже тогда, несмотря на наличие антиукраинских изданий и цензуру, не прекращалось академическое обсуждение истории украинской общины, а в публикациях «второго оборота» (аналоге советского самиздата, но с более широким кругом распространения) об этом говорили даже более открыто.
В УССР, где цензура была тотальной, это было немыслимо. В Румынии и Венгрии, где, несмотря на традицию собственного антисемитизма, государственная власть не особо сотрудничала с нацистами в проведении Холокоста, говорить об этом проще. Ведь в Венгрии масштабные депортации и убийства евреев начались лишь в самом конце войны, после организованного нацистами государственного переворота, а румынские власти участвовали в убийствах евреев лишь на оккупированной территории. Это же касается Болгарии, в которой и лично царь Борис III, и местная общественность, и даже православная церковь открыто выступили в защиту соотечественников-евреев. В этих странах более актуален вопрос о включении в национальный нарратив истории иных других — трансильванских венгров в Румынии, турок и помаков в Болгарии. Но и он понемногу решается.
Как, уверен, будет решаться вопрос о включении еврейской, польской и других составляющих в национальный украинский нарратив.

Беседовал Леонид Руданский