ЖИЗНЬ ЯКОБА ШТЕЙНА

Геннадий Глуховский специально для «Еврейского обозревателя» | Номер: Сентябрь 2013

Сырецкий концентрационный лагерь

Сырецкий концентрационный лагерь

Я помню этого шестидесятилетнего высокого, стройного, седовласого человека, похожего на тренера по волейболу. Всегда спокойный, говорил он негромко, тщательно подбирая слова. Он преподавал немецкий и латынь в Калужском педагогическом институте.
О судьбе этого человека, в годы войны узника концлагеря в Бабьем Яру, много лет спустя рассказал мне отец, бывший во время войны армейским корреспондентом и ставший в мирное время военным писателем.

Якоб Штейн родился в 1915 году в небольшом бессарабском городе Хотин, половину пятнадцатитысячного населения которого составляли евреи. В 1918 году город вместе со всей Бессарабской губернией был присоединен к Румынии.
Отец Якоба получил блестящее образование в Вене. Именно отцу Якоб и его младшая сестра Бэлла были обязаны знанием нескольких европейских языков. В январе 1942 года родители погибли в Могилевском гетто.
После окончания частной начальной школы, где преподавание велось на румынском, немецком и французском языках, Якоб поступает в лицей. Почти сразу он примыкает к подпольной молодежной антифашистской организации, участвует в демонстрациях. Румынские власти отвечали репрессиями, имевшими, как правило, антиеврейский и антиукраинский характер.
Отец Якоба с большим трудом добивается права поступления сына в Бухарестский политехнический институт. Однажды, при расклейке листовок с требованием снижения оплаты за обучение, Якоба арестовывают. В полиции его сильно избивают, потом отвозят в Жилаву, в военную тюрьму бухарестского гарнизона, известную своим жестоким режимом и изощренными издевательствами над заключенными. Его и других, проходящих по политическим делам, ждал суд и суровый приговор, но по настоянию делегата Румынии при Лиге Наций румынское правительство прекратило следствие по делу участников антифашистских демонстраций. Якоба выпустили, но из института исключили.
Вскоре Штейна забирают в армию. Он проходит службу в Бельцах в егерском полку, где все солдаты делились на три категории: I – румыны, II – немцы, поляки, III – русские, украинцы, венгры, евреи. Солдаты третьей категории проходили службу без винтовок и, естественно, не участвовали в учебных стрельбах. Использовали их, в основном, на строительных работах.
По окончании службы Якоб Штейн приезжает в Черновцы, экстерном сдает экзамены за последний курс института и получает степень бакалавра. Везде безработица. Он с трудом поступает на работу в мастерскую по ремонту радиоприемников, а затем на трикотажную фабрику «Геркулес».
28 июня 1940 года в Бессарабии устанавливается советская власть и Якоба Штейна назначают директором фабрики.
В воскресенье 22 июня 41-го началась война. Первые бомбежки. Эвакуация.
В начале июля Якоб с группой рабочих фабрики уходит из Черновцов, двигаясь на восток. На руках предписание явиться в Киев, в Управление «Главтрикотаж». Но в ночь с 7 на 8 июля город Проскуров, где группа остановилась на ночлег, был захвачен немцами. Некоторых из этой группы немцы схватили, но Якобу удалось скрыться и перебраться в Каменец-Подольский.
Здесь он знакомится с молдаванином Антоном Яковлевичем Годяком – секретарем подпольного обкома комсомола. С помощью Годяка в паспорте и трудовой книжке Якоба вместо его фамилии и имени «Stein A. Yacob» удалось записать: «Стеюк Яков Андреевич». В графе «национальность» – румын. И совершена эта подделка была не где-нибудь, а в самом Управлении полиции Каменец-Подольска! Надо сказать, что Годяк помог аналогичным образом и нескольким другим евреям, оставшимся на оккупированной территории.
Вскоре немцы приказали всем евреям города нашить на одежду желтые звезды. Люди были согнаны в гетто, а через несколько дней тридцать тысяч евреев были расстреляны во рву за городом.
Годяк устроил Стеюка сначала кладовщиком, а потом счетоводом на нефтебазу.

Бингель
Вскоре начальником нефтебазы, где работал Стеюк, был назначен интендант германской армии зондерфюрер Геккергарт Бингель-Эрленмайер, житель Гамбурга.
Отличная немецкая речь. Во рту – неизменная сигара. Когда он знакомился с работниками базы, спрашивал: где учился, где работал, какая семья. Интересовался всем, кроме происхождения. Яков ему отвечал по-немецки. Узнав, что он знает русский и другие языки, Бингель сказал: «Это очень хорошо!»
Из разговоров с Бингелем Стеюк вскоре понял, что тот весьма критически относился к фашистскому режиму, часто ругал гитлеровскую верхушку, рассказывал анекдоты о главарях фашистской партии, больше всего доставалось почему-то Герингу. Однажды Бингель услышал в ресторане от немецких офицеров, что завтра в городе будет очередная акция по отлову евреев. Он рассказал Якову. Благодаря этому предупреждению многие евреи успели скрыться в домах украинских соседей или уйти из города. Но двести человек все же были пойманы и расстреляны.
Как-то Стеюк оказался свидетелем такой сцены. Немецкая военная комендатура проверяла охрану объектов и обнаружила спящего охранника базы – пожилого еврея, так же, как и Стеюк, живущего и работающего по поддельным документам.
Молодой немец скомандовал:
– Полезай в бочку с мазутом.
Бингель увидел это:
– Быстро убирайтесь с территории моей базы!
– Посмотрите, ведь это юде!
– Я скомандовал покинуть базу!
Это был один из тех редких случаев, когда Бингель повысил голос.
Однажды утром, придя на работу, Яков был вызван в кабинет Бингеля. Начальник предложил ему сесть, некоторое время молчал, попыхивая сигарой. Затем сказал:
– Я не хочу вас пугать. Поймите меня правильно, до меня дошло, не скажу откуда, что вы еврей и ваша фамилия не Стеюк.
Яков молчал.
– Я вам зла не желаю. Успокойтесь. Все, что будет в моих силах, я для вас сделаю. Продолжайте работать, но будьте крайне осторожны. Мы живем в скверное время.
Когда Бингеля назначили на должность заместителя начальника областного управления немецкой фирмы, занимающейся сбытом нефтепродуктов, и перевели в Киев, он предложил Стеюку поехать с ним. Так 18 августа 1942 года Яков Стеюк оказался в Киеве. Он выполнял на фирме обязанности счетовода, переводчика, иногда сопровождал Бингеля в инспекционных поездках по расположенным в разных городах нефтебазам.
В одной из таких поездок Бингель сказал Стеюку:
– У меня есть некоторые опасения. Я считаю, что вам сейчас надо уехать из Киева. Командирую вас в Тетиев, где вы будете работать кладовщиком склада нефтепродуктов.
В Тетиеве Яков Стеюк делал многочисленные попытки связаться с подпольем, найти путь к партизанам. Как-то один новый знакомый Стеюка, молодой шофер Анатолий Потемский прибежал к нему в контору и, задыхаясь, сказал:
– Яша, за мной гонятся полицаи. Застукали на улице. Домой не могу. Уже несколько дней дома не ночую.
– Что случилось?
– Угоняют в Германию!
Через несколько минут Яков увидел в окно, что полицаи вбежали во двор. Он быстро спрятал Анатолия на складе. Назавтра Яков отправил Анатолия в Киев с запиской Бингелю, рассказав что грозит молодому человеку. Бингель тотчас взял Анатолия на работу шофером фирмы и тем самым спас его от германской неволи.
В это время Яков стал встречаться с жительницей Тетиева Антониной Фурсенко. Прошло полгода. Бингель срочно отзывает Стеюка обратно в Киев: он каким-то образом узнал, что Стеюком заинтересовались местные полицейские службы.
Работая в Киеве, Стеюк не один раз был свидетелем того, как Бингель выручал советских людей. Многие обращались к Бингелю через Стеюка.
И вот что поразительно: на фирме под покровительством Бингеля, помимо Стеюка, считавшегося румыном, работали пятеро евреев. Двое мужчин – рабочих нефтебазы и три женщины, уборщицы.

Яков Штейн – лицеист, 1933 г.

Яков Штейн – лицеист, 1933 г.

Арест
Это произошло 7 июня 1943 года. К Стеюку пришел незнакомый человек и сказал:
– Меня прислала Антонина Фурсенко, ваша подруга из Тетиева. Она находится в Киеве в пересылочном лагере. Ее готовят к отправке в Германию. Антонина умоляет ей помочь.
Стеюк бросился к шоферу нефтеуправления Митрофанову и попросил срочно отвезти его и незнакомца в лагерь. Когда приехали, незнакомец провел его в кабинет, где находился украинский полицай, а сам тотчас вышел.
Полицай проверил документы Стеюка и, не сказав ни слова, отвел его в большую комнату, где два немецких врача вели осмотр людей, отправляемых в Германию.
– Проверь его, – сказал полицай врачу.
– Снимай штаны, – приказал врач…
– Попался, жидюга, – полицай изо всей силы ударил Стеюка по спине рукояткой пистолета. Затем его отвезли в тюрьму, которая размещалась в подвале дома, занимаемого гестапо, и бросили в камеру.
Через день его снова привели на допрос. В комнате немец-следователь и переводчик:
– Ты еврей?
– Нет. Это ваши врачи соврали.
– Ну, что же, послушаем вашего врача. Лазаренко!
Переводчик сказал Стеюку, что Лазаренко – это местный врач.
Зашел Лазаренко, приказал снова спустить штаны…
– Еврей. Без сомнения, – сказал он.
Потом Стеюка сильно избили и опять бросили в камеру.
Любимым развлечением охранников, среди которых преобладали бывшие советские немцы, было зайти в камеру и начать выкрикивать фамилии людей, вызываемых на расстрел. А потом, насладившись видом испуганных людей, с хохотом удалиться. Здесь Стеюк провел больше двух недель, периодически в «жидовскую» камеру врывались полицаи и избивали заключенных просто так, молча, но с остервенением. Несколько человек умерло от этих побоев.
Стеюку покоя не давал вопрос: кто же его выдал? За каждого выданного еврея немцы платили 100 марок, иногда и больше. Но кто знал, что он еврей? Бингель? Если это был он, то выдал бы давно и не таким образом. Все остальные были уверены, что Стеюк румын. Антонина Фурсенко? Неужели она? От нее, конечно, он не мог скрыть свое еврейское происхождение. Он не хотел верить в это. Тогда он еще не знал, что Антонину действительно привезли из Тетиева в Киев, чтобы угнать в Германию, но как только Стеюка арестовали, ее сразу отпустили. Откупилась евреем?..
Яков надеялся, что Бингель использует все свое влияние, чтобы вытащить его из тюрьмы. Но этого не произошло. Значит, это было сверх его возможностей.

Сырецкий лагерь

Сырецкий лагерь

Сырецкий лагерь
25 июня к тюрьме подогнали машину и весь кузов забили людьми. Не было сомнения – на расстрел. Через полтора часа машина остановилась. Кузов открылся, и Стеюк увидел выстроившихся в две шеренги молодчиков с палками в руках, а за ними – немцев с автоматами. Прогоняя заключенных «сквозь строй», надзиратели били их по голове, по спине, по ногам. Затем им устроили «зарядку», во время которой продолжали избивать. При этом заставляли петь песни.
В землянке, куда отправили Стеюка, было несколько сотен евреев. Она так и называлась «жидовской». Назавтра всех выгнали на построение. Объявили, что бригадиром их землянки будет некто Николай Сербин. При первом же знакомстве он потребовал у Стеюка снять костюм и ботинки. Взамен отдал ему какое-то рванье. С этого началась лагерная жизнь Якова Стеюка.
Сырецкий концентрационный лагерь – один из филиалов нацистского концлагеря Заксенхаузен – располагался на окраине Киева, в непосредственной близости от Бабьего Яра. В нем содержалось от  двух до трех тысяч человек. Среди них были евреи, бывшие советские работники, коммунисты, партизаны, подпольщики. Были в лагере и уголовники, их, как правило, назначали бригадирами и сотниками. Они служили с особым рвением, лютовали похлеще немцев.
Лагерь состоял из 30 землянок и был обнесен тремя рядами колючей проволоки и несколькими рядами голых проводов, по которым проходил ток высокого напряжения. Охрана лагеря состояла из 120-150 украинских полицаев и эсесовцев с собаками.
По углам зоны стояли вышки, на которых были установлены пулеметы. Возле «жидовской» землянки была виселица.
Заключенных буквально изводили непосильным трудом. Стеюку приходилось валить деревья, корчевать пни, строить бараки. Заставляли бегом, без какой-либо цели, туда и обратно таскать носилки, на которые с верхом накидывали землю. Проверяли, если оказывалось, что на носилки можно было насыпать еще несколько лопат земли, заключенных избивали лопатами или закапывали голову в землю.
Существовала целая система внедрения провокаторов, как правило, из числа украинских полицаев, которые доносили немцам все, о чем говорили в землянках. Если подозревали в попытке к бегству хоть одного из заключенных, расстреливали 15-20 человек из его бригады. Вообще, расстрелы в лагере производились каждый день.
Особенно доставалось евреям. «Жидовскую бригаду» считали как бы штрафным подразделением. Бригадиру разрешалось самому наказывать и даже казнить еврея.
Были случаи, когда еврея заставляли залезать на верхушку дерева и привязаться. Потом дерево подпиливали и валили на землю. Как правило, это заканчивалось смертью наказуемого. Если же оставался жив, то его, искалеченного, добивал сам бригадир. Практиковалась так называемая «еврейская зарядка»: евреев заставляли встать в круг, взяться за руки, на их плечи садились другие заключенные, и они должны были танцевать и петь песни на еврейском языке.
Комендантом Сырецкого лагеря был штурмбанфюрер СС Пауль фон Радомский. Каждое утро перед всеобщим построением он заходил в землянки, приказывал вынести на улицу больных и обессилевших и тут же сам расстреливал их из пистолета. Часто прямо перед строем расстреливали каждого третьего или пятого, или седьмого или девятого – что придет в голову Радомскому. Трупы убитых и умерших уносили в Бабий Яр.
Кормили один раз в день, давали по миске баланды. Ежедневно 10-15 заключенных умирали от голода и истощения.
На раздаче баланды работала одна русская женщина, у которой в лагере был муж-еврей. На них донесли.
– Муж? – спрашивали полицаи женщину.
– Нет.
– Жена? – спрашивали мужчину.
– Нет.
За признанием одного из них сразу последовал бы расстрел еврея.
Стеюк был свидетелем продолжения «допроса». Обоих раздели догола, положили на бревна и били до тех пор, пока муж не умер. А жена, не зная, что спасать уже некого, продолжала, чуть шевеля губами, говорить «нет».
Ее тоже забили до смерти.

Продолжение следует.