ВОЛШЕБНИК СЛОВА

| Номер: Январь 2017

Памяти Феликса Кривина
«Он очень необычен, поскольку лаконичен. И от других отличен он тем, что ироничен» – так в свое время написал о Феликсе Кривине известный литературовед Анатолий Житницкий. И на самом деле Кривин был не только «необычным, лаконичным, ироничным», но еще и очень мудрым и очень талантливым человеком.
Кривина называли волшебником слова. Он писал в разнообразных «малых» жанрах: притчи, басни, легенды, рассказы, анекдоты, пародии, афоризмы… Действующими лицами у него были звери и шекспировские герои, самые обычные предметы и явления природы – все это оживало под его пером. Добрый юмор его миниатюр волновал ум, будоражил интеллект, заставлял искать второе, третье значение в обычных, на первый взгляд, словах. Недаром среди советской интеллигенции цитировать Кривина считалось хорошим тоном. Он принадлежал к славной плеяде «шестидесятников», и его неповторимый голос придал этому движению дополнительную выпуклость и особую тональность.

Родился Феликс Кривин в Мариуполе (тогда Жданов) 11 июня 1928 года. Отец мальчика был военным, семья часто переезжала, и в 1933 году оказалась в Одессе. Позднее Феликс Давидович писал: «Лучшие годы моего детства, с пяти до двенадцати лет, прошли в Одессе». Потом началась война, эвакуация, Ташкент: «Там, в шестом классе, у нас все писали стихи – до сих пор помню, как мы оставались после уроков и читали друг другу свои опусы».
После войны Феликс вернулся в Украину – сначала работал в Измаиле, а в 1947 году поступил в Киевский педагогический институт. Наталья Кривина, жена и сподвижница писателя, вспоминала: «Впервые я увидела Феликса 2 сентября. Он стоял в нашей аудитории у окна и выглядел таким молоденьким! И я подумала: «Боже мой, и таких детей принимают в педвузы!» И никто не подозревал, что накануне этот мальчик сидел в огромном зале на I съезде молодых писателей Украины. И если был он на нем, возможно, не самым молодым, то уж точно – единственным баснописцем».
В середине 50-х талантливого автора заметила «Литературная газета» и опубликовала несколько его сочинений. Вскоре после этого ему предложили должность редактора издательства в Ужгороде, и они с женой переехали в Закарпатье, где в итоге прожили 43 года. Казалось бы, все шло замечательно. Умение писать басни – дар редкий, мастеров этого жанра мало. И все же… В жесткой конструкции традиционной басни Кривину было тесно. Приходилось следовать строгим правилам – из искусственно созданной ситуации выводить непогрешимую мораль. При таком раскладе – ни тебе полета мысли, ни вспышки фантазии. А литература как раз и влекла его к себе неограниченными возможностями. И тогда молодой писатель открыл в себе новое призвание – писать сказки.
С 1956 года его работы в новом жанре – сказки-миниатюры – стали появляться на страницах «Огонька», «Смены», «Крокодила». Герои сказок были необычными – предметы, которые нас окружают. С 1960 года начали выходить первые книги. Отзывы были прекрасными. Феликсу Кривину повезло – в начале пути он встретил людей, которым остался благодарен на всю жизнь, как, например, С.Я. Маршаку, сразу оценившему молодого автора и собственноручно передавшему сборник его стихов в печать.
В 60-е годы талант Кривина развернулся в полную силу. Он работал плодотворно и с удовольствием, расширяя жанровый диапазон. Например, писал занимательные рассказы по грамматике, математике, физике, миниатюры, афоризмы. Все было выстроено предельно кратко. Во всем – особый стиль, в котором правят бал иносказание и парадокс. Для читателей встреча с ними – наслаждение, праздник остроумия. Его книги раскупались мгновенно.
И все же именно идея сказок для взрослых, емких и максимально динамичных – несомненная удача писателя. Дав слово неодушевленным героям, Кривин одарил их человеческими качествами, наделил их правом совершать поступки и делать ошибки. В его миниатюрах основным художественным приемом стала словесная игра – слово у него, как актер, меняет маски, иногда прямо на наших глазах создавая запоминающийся образ.
Спустя годы, в 1983-м, в книге «Круги на песке» Кривин опубликовал стихотворение «Слово». Изящно обыграв пословицу «Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь», он сетовал, что убивает слово: «…Поймаю – и в два счета проткну его пером». И все же заканчивается стихотворение так: «И снова, снова, снова я слышу: в тишине непойманное Слово летит навстречу мне».
Нет, не убивал Феликс Кривин слово. Наоборот, он расправлял пойманному слову крылья и давал ему новую жизнь. А сам опять отправлялся в необозримое пространство русского языка. Но не затем, чтобы расставить силки – он искал и открывал там удивительные краски и связи.
А еще – юмор. Именно юмор – тот цемент, который скреплял отдельные кирпичики кривинских текстов в цельный, прочный блок и придавал ему неповторимую выразительность.
Но доставалось Феликсу Кривину тоже из-за юмора. И не раз. Были резкие критические статьи. Разбирали на собраниях. Были вещи, написанные в стол. В 1971 году уже вышедшую из печати и поступившую в продажу книгу «Подражание театру» пустили под нож. Позже в одном интервью он сказал: «В моей жизни самое сильное чувство – то, что я постоянно нахожусь под подозрением как антисоветчик, даже тогда, когда не даю для этого повода».
А в 1978-м цензура всласть поработала над его книгой «Гиацинтовые острова», вышедшей в издательстве «Советский писатель». Но в конце книги, в послесловии под названием «Бесхитростная ирония факта (последнее слово автора)», Кривин обратился к читателю. Он высказал гипотезу о том, что слова «гуманность», «юмор» (от латинского humor) и «разум» происходят от одного корня. И хотя идея эта не прослеживается ни в исторических, ни в лингвистических исследованиях, писатель сам принял ее для себя как аксиому, как руководство к действию. Она объясняла его подход к творчеству, где сочетались и физика, и лирика, но главным оставалась участь человека в непредсказуемом мире. И где момент истины – улыбка, добродушная, ироничная или грустная.
В конце 80-х, в период перестройки и гласности, началась новая эпоха – эзопов язык потерял свою актуальность, с такими тонкими материями, как подтекст, работать было все сложнее. В 90-х трудно было всем, нелегко пришлось и Кривину – он так и не смог вписаться в поток коммерческо-детективной литературы, заполонившей рынок. В 1998 году они с женой переехали в Израиль.
Феликс Давидович и Наталья Саввична поселились в Беэр-Шеве, в домике на самой границе с пустыней Негев, где вели тихую, непубличную жизнь. Феликс Давидович продолжал писать, и в последние годы его много печатали – в Москве, в Берлине, в Ужгороде. Его имя было внесено в Энциклопедию советской сатиры – сочинения Кривина занимают там 18-й том. А несколько лет назад ужгородцы даже преподнесли своему любимому автору прекрасный подарок – каталог, в котором собраны все сведения о писателе, вся библиография, статьи на всех языках – такая увесистая «кривиниана» получилась.
…Он ушел от нас 24 декабря 2016-го на 89-м году жизни. Как-то в одном из интервью Феликс Давидович так сформулировал свою жизненную философию: «Человек должен жить так, чтобы максимально осуществить то, что ему дано от природы. Если человек приходит в жизнь, то после него должен быть дан ответ, зачем он приходил. Хоть какой-то ответ». Своей долгой и достойной жизнью Феликс Кривин такой ответ дал.
Известно, что настоящего творца лучше всего характеризуют его произведения. Как ни к кому другому, эта аксиома относится к писателю Кривину. Поэтому мы предлагаем нашим читателям вспомнить некоторые из его маленьких шедевров. Наслаждайтесь, друзья.

Из цикла «Диаложки»:
– А безработица все растет. – Какая безработица? Работы столько, что она уже не помещается в стране, и за ней приходится ехать в другие страны.
– В жизни всегда есть место подвигам. – Если это можно назвать жизнью.
– Что мне нравится в Беренбойме, так это то, что он незлопамятный. – Это у него склероз. Он и добра не помнит.
– Моя жена не любит, когда ею командуют. А я так люблю командовать. – Так в чем же дело? Командуйте так, чтоб она не знала. Я во время войны так командовал Вторым Украинским фронтом. – Ну и как? – А то вы не знаете. Победа была за нами.
– Какие часы самые счастливые? – Те, которые стоят. Потому что пока часы идут, ни одно положение стрелок их не устраивает.

Из цикла «Афоризмы»:
Закон движения: палок не должно быть больше, чем колес.
Урок красноречия: и тогда Демосфен выплюнул свои камни и набрал в рот воды.
В спорах рождается истина. Конечно, если есть от кого.
Аппетит приходит во время еды, но не всегда еда приходит во время аппетита.
Знание – сила. Иногда – нечистая сила.

Из цикла «Подправленные афоризмы великих»:
Мир – высшее благо, которого люди желают в этой жизни (Сервантес), но обычно достигают в другой.
Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная (Пушкин) для соответствующих учреждений.
Хлеб открывает любой рот (Лец). И закрывает.
Финансовая пропасть – самая глубокая: в нее можно падать всю жизнь (Оскар Уайльд), но пока падаешь – не расшибешься.
(Чехов) О, краткость мудрая, прости соображенье дилетанта! Я знаю, ты у нас в чести: ведь ты у нас – сестра таланта. И мне известно, что стократ выигрывает тот, кто краток… Но все же, краткость: где твой брат? Куда ты подевала брата?

Из цикла «Ненаписанные сказки, состоящие из одного названия»:
Сказка о рабочих руках, которые еще недавно брали под козырек и вытягивались по швам, а сегодня протягиваются за подаянием и при этом норовят дать по морде.
Сказка об извечной мечте революции – построить такую тюрьму, в которой бы жилось лучше, чем на свободе.
Сказка о стране Нельзя, в которой жил народ Хочется.
***
Да, волчья пасть – не мамина постель. Козленок плачет, хнычет: «Неужели я не услышу больше звук свирели?» – «Услышишь!» – Волк сказал и взял свирель. Сыграл. Глядит, где был Козленок – пусто. Волк озверел, колотит лапой в грудь: «Раз ты мясник, то мясником и будь. Какого черта лезть в искусство?»
***
Свидетели истории могут быть как свидетелями защиты, так и свидетелями обвинения. Все от того зависит, кто их вызывает на суд.
***
…человек уходит из жизни, как выходят из трамвая: на его уход обращают внимание те, кого он толкнул или кому уступил место.
***
Смех равняет всех – слабых и сильных, робких и смелых, дураков и мудрецов. И слабые, смеясь, чувствуют себя сильнее, робкие – смелее, и дураки смеются как можно громче, чтобы выглядеть не глупее других, а мудрые только улыбаются, чтобы не выглядеть дураками.