ОДЕССА. ЧЕРНЫЕ ДНИ ХОЛОКОСТА
Памятник жертвам Холокоста
После окончания 73-дневной героической обороны Одессы наступили черные дни оккупации города немецкими и румынскими войсками.
375 страниц документов и фотографий, почти без авторского текста. В предисловии известный одесский журналист и писатель Олег Губарь отмечает: «Собранные Михаилом Пойзнером уникальные материалы представляют собой подлинные исторические первоисточники, освещающие чрезвычайно слабо изученный период жизни Одессы — многосложный, противоречивый, неоднозначный. Абсолютное большинство публикуемых документов неизвестно ни специалистам, ни дилетантам».
Приведенные автором документы — приказы оккупационных властей, фотографии, листовки, письма-треугольники фронтовиков, личные документы горожан того времени — нельзя рассматривать без содрогания.
Свое наглядное повествование автор начинает с довоенного, спокойного времени. Жизнь горожан представлена различными фотографиями — выпускников Одесского железнодорожного техникума, детей в пионерлагере, радостных одесситов на улицах и пляжах; снимками Катаева, Утесова и совсем юного музыканта, ставшего впоследствии всемирно известным скрипачом, Буси Гольдштейна; а также открытками Одессы с видами Оперного театра, Воронцовского дворца, с памятниками Ришелье, Воронцову, Пушкину, вида Приморским бульваром.
Это все картинки из довоенного времени. Но в июньские дни 41-го в мирную жизнь ворвалась война и улицы города ощетинились металлическими ежами, на стеклах окон появились накленные крест-накрест бумажные ленты, воздух разорвали резкие звуки сирены, сообщавшие о воздушной тревоге…
Константин Паустовский, приехав в июле 1941 года в Одессу с фронта, встретился здесь с Юрием Олешей, который стал доказывать: «Одесситы и сейчас, во время войны, такие же мужественные, веселые и смешливые, как и всегда. Пойдемте походим по городу, и я могу поручиться, что где-нибудь мы увидим старых, ни перед чем не сдающихся одесситов».
Они вышли из гостиницы, а когда началась воздушная тревога, зашли в первый же двор. В это время… «завыл самолет. Загремели взрывы и залпы зениток. Кто-то нервно отдернул занавески на венецианском окне, ударил ладонью раму, и она с треском распахнулась… В окно высунулся старый еврей в спущенных подтяжках и мятой рубахе. В руке он держал газету. Он, должно быть, спал и прикрывался этой газетой от мух. Взрывы и вой самолетов разбудили его. Он высунулся в окно, упираясь в подоконник. Красными от раздражения склеротическими глазами он смотрел на пролетевший низко над двором с сатанинским воем самолет и крикнул с негодованием:
— Что? Опять? Босяки!!!
Он яростно плюнул вслед самолету, с треском захлопнул окно и задернул занавеску».
В конце июня 1941 года в Одессе было объявлено военное положение, а 30 сентября из Ставки Верховного Главнокомандующего поступила директива об эвакуации войск Одесского района на Крымский полуостров. На рассвете 16 октября последним от одесского причала отошел крейсер «Червона Украина». В этот же день в город вошли немецкие и румынские войска.
Территория между Днестром и Бугом была названа оккупантами Транснистрией, а столицей этой румынской провинции стала Одесса. 23 октября 1941 года в одном из зданий на улице Энгельса, где расположилась румынская военная комендатура, раздался взрыв — погибло много румынских офицеров, среди них комендант города генерал Глугояну.
Начался кровавый террор против гражданского населения. На Александровском проспекте появились виселицы. На столбах и деревьях были повешены сотни людей. На Слободке у стены базарной уборной расстреливали первых попавшихся жителей. Тюрьма была переполнена арестованными и заложниками.
Уже через день было распространено сообщение командующего войсками Одессы генерала Гинерару и начальника военной полиции подполковника Никулеску: «Военное командование г. Одессы доводит до сведения населения Одессы и ее окрестностей, что после террористического акта, совершенного против военного командования в день 23 октября 1941 года, были расстреляны: за каждого офицера или штатного чиновника германца или румына по 200 большевиков, а за каждого солдата германца и румына по 100 большевиков. Взяты заложники, которые, в случае повторения подобных актов, будут расстреляны совместно с их семьями».
С первых же дней оккупации начались гонения румын на евреев. 7 ноября был вывешен приказ, извещавший о том, что: «Все мужчины еврейского происхождения в возрасте от 18 до 50 лет обязаны в течение 48 часов с момента опубликования настоящего приказа явиться в городскую тюрьму (Большефонтанская дорога), имея при себе самое необходимое для существования. Их семьи обязаны доставлять им пищу в тюрьму.
Неподчинившиеся этому приказу и обнаруженные после истечения указанного 48-часового срока будут расстреляны на месте.
Начальник военной полиции г. Одессы
Подполковник М. Никулеску».
Все приказы и сообщения оккупантов заканчивались угрозами смертной казни.
Жестокость обращения с жителями не знала границ.
Приказ об аресте двух «пойманных в селе Нерубайском большевистских командиров, которых скрывал местный житель Кравцов Ю.С.»: «Приказываю: Большевиков Сиренко В.У., Иванова В.Л. приговорить к расстрелу. За укрывательство красных бандитов Кравцова Ю.С. и его семью, а также по одному жителю дома с его улицы приговорить к казни через повешение 3 декабря сего года».
Расстреливали за все — за хранение оружия, за укрывательство евреев, за наличие радиоприемников, за уклонение евреев от регистрации, за укрывательство местонахождения складов и запасов продовольствия. А за нарушение приказа о забое скота — телесное наказание: порка кнутом в присутствии односельчан.
В книге Пойзнера приведен приказ гражданского губернатора Транснистрии профессора Г.Алексяну от 2 января 1942 года, который, в частности, гласил:
«…Все евреи, находящиеся в городе Одессе и окрестностях, эвакуируются из этого города и поселяются в северной части Очаковского уезда и южной части Березовского уезда и населенных пунктах, установленных администрацией.
Оборона Одессы, 1941
…Эвакуация евреев начнется с 10 января 1942 года в соответствии с планом, который будет установлен».
Этот приказ был дополнен инструкцией о «правах» и обязанностях эвакуируемых. Так, например, «Всякому еврею запрещено оставлять назначенное ему местожительство. Всякий еврей, найденный в ином месте, будет считаться шпионом и будет наказан в соответствии с законом военного времени».
Губернаторский приказ с инструкцией был обнародован позже зловещего указа генерала Тибериу Петреску об интернировании в гетто.
Наступили самые страшные, черные дни в жизни одесских евреев.
В воинских складах по Люстдорфской дороге было сожжено 25 тысяч евреев — женщин, детей, стариков.
Зима 1941-1942 гг. в Одессе была очень суровой. Многие не дошли даже до Слободки, где размещалось два гетто — на территории суконной фабрики и в здании общежития Водного института. На улицах, ведущих к Слободским гетто, было много окоченевших трупов стариков и детей, в самом гетто погибло 5 тысяч человек. Оставшихся в живых угоняли по этапу на железнодорожную станцию Одесса-Сортировочная, а оттуда в Березовку, Мостовое, Акмечетку, Доманевку, Богдановку. Всего за годы оккупации в Транснистрии было уничтожено более 300 тысяч евреев.
Заключительная глава книги повествует о конце кошмара. На фотографиях запечатлены результаты хозяйничанья румын — разрушенные причалы, здания, элеватор Одесского порта, построенный румынами ДОТ на одной из улиц города, паровоз с вагонами на Пересыпском мосту, подготовленный к взрыву 10 апреля 1944 года, но из-за поспешного бегства оккупантов оставшийся невредимым.
А вот треугольники фронтовых писем и почтовые открытки с обратными адресами номеров полевой почты, со штампами «Проверено военной цензурой», адресованные в освобожденную Одессу и другие города страны.
На одной из страниц — вырезка из фронтовой газеты со статьей о боевом пути и фотографией молодого сержанта-минометчика одессита Михаила Моисеевича Качура, награжденного Орденом Отечественной войны 2-й степени. На обороте фотографии одессита М.Хазина, отправленной с фронта домой, надпись: «26 октября 1942 года. Хотя снимок неудачный, но пусть он вам напоминает бойца Красной Армии, вашего отца и мужа в дни Отечественной войны. Уверен, что снимок будет не последним».
Вот удостоверение о награждении медалью «За оборону Одессы» Розенбойма Юлия Петровича, «Почетная грамота» лучшему бригадиру фронтовой бригады цеха №7 завода №766 Наркомата минометного вооружения Пойзнеру.
На одной из страниц фотография группы медицинских «сестричек» из Одессы в военной форме. На другой — снимок молодого старшего лейтенанта Иосифа Львовича Губаря и его письмо-треугольник, адресованное в Одессу. Как оказалось, отправитель этого письма живет в настоящее время в Лос-Анджелесе.
А дальше — «С войной покончили мы счеты…» — фото демобилизованных фронтовиков на улицах и площадях Одессы. Венчает книгу фотография большой группы освободителей Одессы, запечатленных на знаменитой одесской Потемкинской лестнице.
Нам остается поблагодарить автора — доктора наук, профессора, заслуженного работника транспорта Украины Михаила Борисовича Пойзнера, воздвигшего своеобразный документальный памятник жертвам Холокоста.
Впрочем, память о жертвах германо-румынских фашистов — одесских евреях увековечена также памятником в Прохоровском сквере Одессы. Инициатор его установки — председатель израильского Союза ветеранов и инвалидов Второй мировой войны одессит Яков Маниович. Автор памятника — народный художник России и Грузии, президент Академии художеств России Зураб Церетели. Его бронзовая скульптурная композиция объединяет шесть фигур. На переднем плане — еврейская семья с ребенком на руках, женщина закрывает глаза сыну. Рядом с ними — еще три фигуры смертников, прикрывающих молодую семью. Фигуры, отлитые из бронзы в полный рост, стоят на краю рва, у которого расстреливают ни в чем не повинных людей. На постаменте установлена бронзовая доска с надписью на трех языках — украинском, русском и иврите: «Холокост. Никогда больше!»
«Место для памятника — старый фонтан в Прохоровском сквере — выбрано не случайно, — говорит Яков Маниович, — отсюда ушли на смерть в концлагерь в Богдановке четверть миллиона евреев Одессы».
Этот мемориал — совместный подарок городу Зураба Церетели и Якова Маниовича. В этом же Прохоровском сквере в 1994 году на средства Маниовича был создан мемориал «Дорога смерти» и Аллея Праведников Мира.
