ШТАНДАРТЕНФЮРЕР ШТИРЛИЦ – ИСТИННЫЙ АРИЕЦ

МИХАИЛ ФРЕНКЕЛЬ | Номер: Декабрь 2014

St_3(ХРОНИКА СУРОВЫХ БУДНЕЙ РАЗВЕДКИ)

30 марта 1945 года. 5 ч. 34 м. 15 сек. Берлин.
Штирлиц, как всегда, проснулся ровно за минуту до того, как захотелось пописать, и обнаружил, что Кэт уже встала. В комнате звучали звуки пианино. Кэт исполняла столь обожаемого фюрером Вагнера.
Информация к размышлению.
Максим Максимыч был спокоен. Он точно знал: через полчаса «слухачи» доложат Мюллеру о том, что русская пианистка сыграла для Штирлица истинно арийские мелодии. Они и знать не могли, что передатчик, хитро спрятанный в корпусе инструмента, передает нечто иное, и что это «иное» будет расшифровано в центре как любимая песня Сталина – «С одесского кичмана бежали два уркана» в исполнении джаза Утесова.
30 марта. 6.39. Опять-таки Берлин.
Когда Мюллер с лупой в руках исследовал три листика с отпечатками пальцев, принесенных ему этим болваном Холтоффом, то он и сам оболванел. Вскочив, он подбежал к заветному шкафчику и, вынув бутылку, дербанул добрую порцию «изотоповки», которую физик Рунге гнал на своем реакторе в Оберпоперкакере. В его голове тут же началось усиленное движение нейтронов и протонов. И сразу в ней потеплело и стало как-то уютней.

И все равно Мюллер был ошарашен. Как ни крути, а получалось, что все отпечатки: и те, что были сняты с бюстгальтера русской пианистки, и те, что с обратной стороны Луны, и те, что с бедер Евы Браун, принадлежали одному человеку – Штирлицу.
Мюллер задумался и задвигал шеей. Лунные отпечатки его как-то мало волновали. А вот на двух остальных можно было построить серьезную игру. «Жаль только, что нет отпечаток с коленок фрау Мюллер, – подумал он. – Хоть бы каким-то делом занялась старуха и не мешала работать».
Информация к размышлению.
Мюллер ошибался. При случае, с фрау Мюллер можно было бы снять не только отпечатки, но и самого Штирлица. Но Холтофф действительно был болваном и не умел работать.
30 марта. 6.40-23.14. Снова Берлин.
В это время ровным счетом ничего интересного для телезрителей не происходило.
30 марта 23.15. Понятно, что Берлин.
В кромешной тьме за зашторенными окнами надсадно звучали моторы, зенитная стрельба и взрывы бомб. Шел очередной налет авиации союзников. «Летающие крепости» яростно атаковали столицу рейха. От них с натугой отбивались юнкерсы, мессеры и прочие шелленберги.
Борман ко всей этой уже ставшей привычной суете даже не прислушивался. В одном исподнем, после баньки, он сидел у камина и выгребал свежеиспеченную картошечку из золы, оставшейся после агента Гиммлера, пытавшегося следить за партайгеноссе. Мерно покачивая головой, Борман одними лишь выдохами из ноздрей почти неслышно пел старинную русскую песню: «Но от тайги до Британских морей – Красная армия всех сильней…» Уже много лет он так и отмечал эту дату – день, когда Железный Феликс по просьбе Менжинского подарил ему именной маузер. Он и сейчас хранился в сейфе партканцелярии, закамуфлированный под парабеллум с надписью: «От Гитлера». Внешне Борман был совершенно спокоен, и если и катились по его лицу капельки влаги, то исключительно от каминной жары…
31 марта. 15.31. …Нет, не угадали: не Берлин, а Москва.
Сталин взял со стола трубку и стал неспешно набивать ее своей любимой «Герцоговиной Флор». Он всегда так делал перед тем, как начать диктовать наиболее важные шифрограммы.
31 марта. 15.33. Опять не угадали – Берн.
Главный представитель американской стратегической разведки в Европе Аллен Уэллш Даллес проснулся намного позже обычного. А всему виной странный сон. Сущая чепуха: будто он уже и не представитель, и не резидент, а директор какой-то конторы под названием ЦРУ.
«Это же надо», – подумал Даллес, сладко потянулся и тут-таки принялся осуществлять операцию «Кроссворд».
31 марта 15.31. Москва.
St_2Сталин набил трубку табаком. Ласково прищурился, как на допросе Каменева и Зиновьева, и начал диктовать: «Премьеру Черчиллю от Главнокомандующего Сталина…»
31 марта 15.39. Швейцария.
Прямо на улицы Берна с Альп скатилась снежная лавина.
31 марта. 15.40.
Вместе с лавиной с гор наконец-то спустился и пастор Шлаг. И тут же в ближайшей мечети встретился с представителем Ватикана.
31 марта. 15.43. Москва.
Сталин блаженно затянулся и, выпустив дым, продолжил:
«Уважаемый премьер-министр!
Что касается вашего заявления о том, что икра во время обедов в Ялте была несвежей, то должен решительно заявить вам: люди, готовившие ее к столу, нами неоднократно проверены. Это честные работники, заслуживающие полного доверия.
СТАЛИН».
31 марта. 18.45. Берн.
Даллес, корпевший над «Кроссвордом» с утра, уже был где-то на середине дороги к успеху.
31 марта. 19.13. Берн.
Ветер свободы сыграл ужасную шутку с профессором Плейшнером. В тот самый момент, когда он подошел к заветному зданию на Цветочной улице и начал поднимать голову, чтобы взглянуть на окно, резкий порыв воздуха сбросил с подоконника вазон, оставленный как пароль советским разведчиком, и тот с высоты врезался в профессорские седины…
Только спустя время Штирлиц узнал, что Плейшнер не был провокатором. И на душе его потеплело.
31 марта. 19. 45. Берлин.
Штирлиц уже в третий раз смотрел «Девушку моей мечты», но все напрасно. Его любимую эротическую сцену вырезали из ленты по приказу Кальтенбруннера.
«Сволочь, – подумал о нем Штирлиц, – небось и сейчас замышляет какую-нибудь гадость».
Штирлиц ошибался. В этот теплый весенний день Кальтенбруннер женился на девушке из старинного германского рода (скрытой еврейке, правнучке барона Ротшильда). И в эти минуты, укрывшись в замке от ищеек Мюллера, они, врубив на всю мощь «Лоэнгрина», лихо отплясывали «семь-сорок».
31 марта. 12.45. Берн.
К вечеру работа над операцией «Кроссворд» подошла к концу… Незаполненными оставались лишь несколько клеток по горизонтали. «Видный государственный деятель США, из восьми букв. Кто бы это мог быть?» – напрягал извилины Даллес. Из соседней комнаты раздался голос секретарши:
– Шеф, по радио передают выступление президента Рузвельта.
Как будто молнией ударило, как будто осенило: «Рузвельт, ну конечно же, Рузвельт!» – возликовал Даллес.
Операция «Кроссворд» была успешно завершена.
31 марта. 23.15. Берлин.
– Ну, закончили. Все – пошли вон! – проскрипел, пьяно шатаясь, Мюллер. Айсман со Штирлицем, увлекая за собой Холтоффа, поплелись к двери. И тут:
– А вас, Штирлиц, попрошу остаться.
Когда две шатающиеся фигуры в черных мундирах оказались за дверью, Мюллер налил себе и Штирлицу по полному «изотоповки». Подал стакан Штирлицу и с чувством сказал: «За победу!» – «За нашу победу!» – подумал Штирлиц и выпил, не закусывая…
32 марта. 01.33.
Штирлиц ввалился на явочную квартиру на таких больших бровях, которые были только у будущего генсека, о существовании которого Штирлиц еще не знал. Штандартенфюрера мутило, перед глазами плыли круги и милое, доброе лицо жены, которую он не видел последние двадцать лет, впрочем, как и своих десятилетних близнецов-сыновей.
Как всегда в таких случаях, он полез сначала на пианино. А потом и на «пианистку».
Кэт отбивалась, но чувствовалось, что до полной Победы совсем недалеко…