«ПУЧЧИНИ ОПЕРЕТТЫ»
На наши вопросы отвечает Ивонн Кальман, дочь знаменитого композитора Имре Кальмана
В кругу семьи
Имре Кальман родился 24 октября 1882 г. в Шиофоке (Австро-Венгрия) в семье еврея-торговца Карла Коппштайна. Еще в школе сменил фамилию на Кальман. Учился на пианиста, однако из-за артрита переключился на композицию. Окончил в Будапеште музыкальную академию, где с ним вместе учились Бела Барток и Золтан Кодаи. В 1904 г. Кальман работал музыкальным критиком в будапештской газете, одновременно много времени уделяя композиции. Романсы и симфонические произведения Кальмана большого успеха не имели, зато его цикл песен получил Большую премию города Будапешта. По совету своего друга композитора Виктора Якоби Кальман решил попробовать силы в оперетте. Уже первая его оперетта «Осенние маневры», написанная в 1908 г., была восторженно встречена публикой и поставлена в Вене, Нью-Йорке и Лондоне.
В 1908 г. Кальман переехал в Вену, где в 1912 г. закрепил свой успех опереттой «Цыган-премьер». В военном 1915 г. появилась самая популярная оперетта Кальмана — «Королева чардаша» («Сильва»). Ее ставили даже по другую сторону фронта, в том числе в России. В 1920-е гг. наибольший успех имели три оперетты Кальмана: «Баядера» «Марица» и «Принцесса цирка». В 1930 г. Кальман женился на юной русской эмигрантке из Перми, актрисе Вере Макинской, которой посвятил впоследствии оперетту «Фиалка Монмартра». У них родились сын Карой и две дочери — Лили и Ивонка. В 1934 г. Кальман был награжден французским орденом Почетного легиона.
После аншлюса Австрии, отказавшись от предложения стать «почетным арийцем», Кальман эмигрировал — сначала в Париж, затем в США. Его оперетты были запрещены в нацистской Германии, две сестры Кальмана погибли в концлагерях.
После разгрома нацизма, зимой 1949 г., Кальман приехал в Европу, возложил венок на могилу Легара, затем вернулся в США. В 1949 г. после инсульта он оказался частично парализованным. Затем самочувствие Кальмана несколько улучшилось, и в 1951 г. он по настоянию Веры переехал в Париж, где умер 30 октября 1953 г. Похоронен Кальман, согласно завещанию, в Вене на Центральном кладбище. Его именем названа улица в Вене и ночной поезд Мюнхен — Вена — Будапешт.
Ивонн Кальман в наши дни
— Госпожа Кальман, официальным поводом вашего визита является премьера оперетты «Королева чардаша», написанной вашим отцом. Что делает эту постановку особенной?
— Во-первых, хочу сказать, что для меня является большой честью увидеть сочинение моего отца поставленным в Берлине — столице Германии и одном из интереснейших городов Европы. Замечательно, что это происходит на Вальдбюне — этой великолепной, очень особенной сцене. Ее прелестью является ее открытость. В мире не так уж много подобных площадок. К тому же там очень романтично.
Во-вторых, эта постановка особенная, потому что венгерский театр оперетты ездит с «Королевой чардаша» по всему миру, 120 человек представляют замечательное шоу. В Риме и Париже они также имели большой успех. Они просто фантастичны!
— Вы полагаете, что «Королева чардаша» — лучшее произведение вашего отца?
— Да. Но «Принцесса цирка» и «Марица» — тоже замечательные произведения. Берлинская «Комише опер» также показывает «Герцогиню из Чикаго». Это уникальная музыка! Мой отец был Пуччини оперетты.
— Приходилось ли вам в детстве наблюдать за тем, как работает ваш отец?
— Да. Я вспоминаю в связи с этим один милый случай. Я была еще маленькой, мне было около пяти лет, и мы отправились на прогулку. В какой-то момент отец вдруг заявил: «Ивонка, я должен вернуться. У меня родилась мелодия, и я хотел бы ее записать, чтобы не забыть». Мы вернулись домой. Я залезла под рояль, а отец время от времени заглядывал туда и спрашивал, нравится ли мне. Это я очень хорошо запомнила.
— То есть можно сказать, что вы были первой слушательницей произведений вашего отца?
— Да, это так.
— А что бы произошло, если бы вы сказали: «Мне не понравилось»?
— Я думаю, что такое не могло произойти никогда: я всегда обожала музыку своего отца.
— Ивонка — это уменьшительная форма вашего венгерского имени?
— Меня назвали в честь французской певицы Ивонн Принтемпс, которую боготворил мой отец. А Ивонка — это уменьшительная форма этого имени.
— На каком языке вы общались с родителями?
— Дома мы говорили по-немецки. Моя мать была русской, отец — венгром. Немецкий был тем языком, на котором общались мои родители. Родным языком отца был венгерский, но в те времена венгр на любом языке говорил по-венгерски (улыбается).
— Где произошла та история на прогулке, о которой вы только что вспомнили?
— Это было в эмиграции в Америке, куда мой отец по счастью смог попасть после «аншлюса» Австрии. Я выросла в Америке.
— Но родились в Вене. Затем была короткая остановка в Париже, которую вы в силу младенческого возраста, вероятно, не помните. А сколько времени ваш отец вместе с семьей прожил в Америке?
Ивонн Кальман (самая маленькая) с родителями, братом
и сестрой. Фото из семейного архива Кальманов
— И что за люди искали общества вашего отца в послевоенное время?
— Те самые, которые в годы национал-социализма отказывались исполнять его произведения.
— И ваш отец принимал это?
— Он был очень деликатным человеком.
— То есть никаких предрассудков, никакой ненависти? Это ведь было бы так естественно…
— Прошло много лет, и это были действительно страшные времена. Но, я думаю, что самое лучшее, что я могу сделать сегодня, это сказать: люди могут быть отвратительно жестокими, но я не верю, что повторение этого возможно в нынешней Германии. К сожалению, это происходит в других местах. В Германии я чувствую себя очень хорошо и даже вышла замуж за немца, который был очень порядочным человеком. Нельзя столько лет спустя ненавидеть всю нацию за ужасы тех лет. Это часть истории, и в моей семье есть много жертв Холокоста… Но мы, кажется, намеревались говорить о «Королеве чардаша»?
— Не только. Ведь нельзя отделить судьбу вашего отца от того времени, в котором он жил. Его эмиграция была далеко не добровольным решением, да и на вашей жизни она отложила отпечаток…
— Да, для моего отца это было страшное время. Его произведения широко исполнялись, сам он был очень популярен — и в один день все это изменилось. Мой отец был очень скромным и работящим человеком, он каждый день радовался жизни, а его в один момент растоптали. Я тогда только родилась. Я всегда говорю, что, появившись из роддома, была вынуждена тут же паковать свои пеленки. Но, к счастью, нас приютила Америка. Мой отец страшно переживал из-за того, что ничего не знал о судьбе своей семьи. Его братья и сестры, а также их дети погибли в концлагерях. Это ужасно! В тот день, когда отец узнал об их судьбе, у него случился инсульт, от которого он так и не оправился.
— Все члены его семьи погибли?
— Некоторым удалось спастись. Но мой отец не смог спасти свои чувства.
— Можно ли было в годы эмиграции заметить по вашему отцу, что его терзают душевные муки или вы вели обычную жизнь рядовых американцев?
— Я бы сказала, что мы жили как эмигранты. Наш дом был открыт для всех — и в Лос-Анджелесе, и позже в Нью-Йорке. Всегда имелись гуляш и пиво или бокал вина. И моя мать организовывала очень хорошие праздники, на которые многие желали получить приглашение. У нас часто бывали Эрих Мария Ремарк, Марлен Дитрих и Грета Гарбо — они были друзьями моего отца.
— И какими они вам запомнились?
— Мой брат однажды сказал, что Марлен — это нечто необыкновенное. Он говорил: «Запомни это имя. Однажды ты узнаешь, кто это». Все они были очень милы с нами. Правда, мы тогда были еще детьми.
— В какой степени общение с такими людьми отложило отпечаток на вас?
— Безусловно, то, что человек видит и чувствует, оказывает на него влияние. Я наиболее уютно чувствую себя в окружении людей искусства. Это, кстати, одна из причин моей любви к Берлину. Он такой открытый и многоликий: здесь рядом уживаются молодежь и старики, люди творческие и менее творческие…
— Если судить по биографии вашего отца и абстрагироваться от того факта, что его эмиграция была вынужденной, он представляется настоящим космополитом. Ощущал ли он сам себя таковым?
— Я слишком поздно появилась в его жизни, чтобы исчерпывающе ответить на этот вопрос. Он привык к американской жизни. Он любил кино. Он любил каждый день совершать покупки в магазине деликатесов, хотя при этом отдавал предпочтение европейским продуктам. Он всегда читал венгерские газеты и New York Times. Он бы охотно остался в Вене или Будапеште, если бы его не вынудили оттуда уехать. Когда он был на гребне успеха, американцы приглашали его в Нью-Йорк, но отец отказался.
— А где живете вы? И можно ли поинтересоваться вашей карьерой?
— В настоящее время я живу в Мексике и в США. Моя карьера началась в Риме, где я писала тексты песен для вестернов. Потом я работала в одной из художественных галерей Лос-Анджелеса. Но быстро поняла, что это не для меня, и отправилась верхом знакомиться с Калифорнией. После этого я приобрела земельный участок в Мексике, встретила в Нью-Йорке своего будущего супруга и отправилась в Австралию популяризировать произведения моего отца. К сожалению, мой муж скончался вскоре после того, как мы купили дом в Мексике. Сейчас я сдаю эту виллу туристическим группам.
— Вы являетесь владельцем авторских прав на произведения вашего отца?
— Да, мы с братом, издательство и ряд других авторов.
— Когда вы решили выступить своего рода агентом вашего отца и знакомить весь мир с его произведениями?
— Это произошло после того, как много лет назад мне удалось уговорить Народную оперу привезти «Королеву чардаша» в Нью-Йорк. Поначалу они не хотели, поскольку полагали, что эта оперетта недостаточно известна. Однако успех был оглушительным: театру пришлось отменить представления «Веселой вдовы» и «Летучей мыши», чтобы дать дополнительные представления «Королевы чардаша». Это было в Нью-Йорке и Вашингтоне, примерно в 1982 г. После этого я стала собирать отзывы о спектаклях и вести обширную переписку. Это не является моим профессиональным занятием, но доставляет мне огромное удовольствие.
Имре Кальман
— Особенно меня радует, когда публика, вовсе не подозревающая, что ее ждет на спектакле, оказывается захваченной им и получает удовольствие. Это относится, прежде всего, к молодым людям. Ради этого стоит прилагать усилия.
— В какой степени ваш отец отличался от других композиторов, работавших в жанре оперетты?
— Я думаю, отличались его мелодии: они настолько многообразны и многоцветны.
— А в какой степени отличается Серебряный век оперетты, к которому относится творчество вашего отца, от более позднего периода? Того, например, в который работал Гершвин.
— Гершвин дружил с моим отцом и даже посетил Вену, чтобы посмотреть «Герцогиню из Чикаго», которая ему очень понравилась. В музыке моего отца довольно рано стали чувствоваться определенные джазовые влияния. Если говорить о различии, о котором вы спросили, то с годами оперетта стала своего рода шлягерным номером, из которого позже родился мюзикл. Но «Королева чардаша», которой скоро исполнится сто лет, пережила и это.
— Либретто «Королевы чардаша» было написано по-немецки. Означает ли это, что ваш отец с самого начала ориентировался преимущественно на немецкоязычную публику?
— Да. Мы уже говорили с вами об ужасах войны и о еврействе. В этой связи после войны произошла одна удивительная вещь. Мы были в Нью-Йорке, когда кто-то позвонил отцу и сказал: «Маэстро, мне нужно с вами поговорить». Это был человек, который выжил в концлагере благодаря тому, что наизусть знал все оперетты моего отца и каждый вечер играл их эсэсовскому начальству. Позже он пришел к отцу и сказал: «Я обязан вам жизнью».
— В довоенной Германии было много ассимилированных евреев, которые не особенно ощущали себя евреями и лишь тогда вспомнили о своем еврействе, когда им брутальным образом напомнили о нем. Как это было с вашим отцом? Он ведь еще в молодые годы сменил свое имя Имре Коппштайн на Эммерих Кальман…
— …но не потому, что это было еврейское имя, а потому, что он хотел иметь настоящую венгерскую фамилию, каковой фамилию Коппштайн вряд ли можно назвать. Мой отец определенно сделал это не из религиозных соображений, а потому, что хотел стать известным в Венгрии, где он работал.
— А Кальман — это типичная венгерская фамилия?
— Не только фамилия, но и распространенное имя. В Венгрии отец назывался Имре Кальманом, в Германии — Эммерихом Кальманом. Он писал очень венгерскую музыку, так что мне понятна его позиция. Когда люди идут в театр, они хотят запомнить имя композитора. И он хотел иметь имя, которое бы что-либо говорило людям.
— Он ощущал себя евреем, венгром, евреем и венгром одновременно или вообще не задумывался об этом? Была ли его семья религиозной?
— Его семья была религиозной, а сам он — нет. Он жил по принципу: «Относись к людям так, как ты бы хотел, чтобы они относились к тебе, и ты всегда сможешь спать спокойно».
— В молодости вашему отцу приходилось сталкиваться с проявлениями антисемитизма?
— Безусловно, в Вене ему приходилось сталкиваться с антисемитскими проявлениями. Но отец мало рассказывал о себе, так что я об этом почти ничего не знаю. Миром моего отца была музыка.
— Это значит, что и вас не воспитывали в еврейском духе? Ни еврейских праздников, ни обычаев…
— Нет. Но в нашем доме не практиковались и обычаи других религий. Например, Рождество для нас было вовсе не религиозным событием, а всего лишь детским праздником. А вот дни рождения были моему отцу очень важны.
— Ощущал ли ваш отец себя в последние годы человеком без родины, и вызывало ли у него это ощущение чувство горечи или печали?
— Безусловно, это его печалило.
— Можно ли сказать, что эти его сложные последние годы стали одной из причин того, что у вас родилось желание сделать так, чтобы музыка Имре Кальмана продолжала жить?
— Да, поскольку он жил музыкой, и она по-прежнему радует людей, где бы они ни жили. Недавно я испытала большое потрясение в России: хотя отец никогда там и не был, его очень любят в этой стране. Это невероятно! Это мне тем более приятно, ведь моя мать — русская.
Скульптура Имре Кальмана в Шиофокском парке (Шиофок, Венгрия)
— По этому поводу я могу рассказать вам замечательную историю, которая произошла в Санкт-Петербурге. Я недавно была там. Неподалеку от Мариинского театра есть театр, где ставят мюзиклы. В этом театре в годы Великой Отечественной войны играли «Королеву чардаша». Город голодал и мерз, актеры играли на сцене в пальто — но зал каждый вечер был полон! Это помогало людям выжить. Актеры, выезжавшие на фронт с концертами, возили на передовую афиши этого спектакля и раздавали их солдатам со словами: «Если останетесь живы — приходите к нам на «Королеву чардаша»!» Именно поэтому россияне так любят эти произведения, сопровождавшие их в самых трудных жизненных ситуациях.
— А насколько популярно творчество вашего отца на его родине — в Венгрии?
— Фантастически популярно! Именно поэтому венгры так хорошо ставят его оперетты. Они часто гастролируют в Германии — в Баден-Бадене, Мюнхене… Они много разъезжают и дают великолепные представления. Недавно они вернулись из Украины, где гастролировали с большим успехом. В планах на будущий год — Нью-Йорк.
— Ваш отец с почетом похоронен в Вене. Можно ли в связи с этим сказать, что он «реабилитирован» в Австрии?
— Да, конечно. На его похоронах присутствовали все скрипачи Симфонического оркестра, которые, когда гроб с телом отца опускали в землю, играли «Поприветствуйте от меня мою Вену». А его произведения до сих пор в репертуаре Венского театра.
