недопетая песня исаака дунаевского

Владимир Скрынченко, Специально для «Еврейского обозревателя» | Номер: Сентябрь 2013

Исаак Дунаевский«Дунаевский! Вот одно из тех имен, которые никогда не забудутся» – писал французский композитор Мишель Филипп-Жерар о своем коллеге и современнике Исааке Осиповиче Дунаевском. Пленительная мелодичность его музыки, легкой и искристой как бокал шампанского, ее глубокий лиризм навеки запали в душу миллионам советских людей старшего поколения. И потому его жизнерадостные песни звучали с киноэкрана, их пели в концертных залах, домах и на улицах. Истинный Мастер (в булгаковском понимании этого слова) и корифей музыкального кинематографа, он совершил истинный переворот в жанре «легкой» музыки, наполнив ее дыханием классики, джаза и народных напевов. Он оставил богатое творческое наследие: 10 оперетт, музыку к 25 фильмам и трем десяткам театральных постановок, два балета и не менее сотни мелодий различных жанров – от торжественной «Песни о Родине» до звонкой детской песенки «Скворцы прилетели», множество пьес для эстрадного оркестра. Он не щадил себя; он щедро сжигал свечу своей творческой жизни с обеих сторон. Но его песня так и осталась недопетой…

Первой ласточкой его славы, принесшей ему всенародное признание, стал фильм «Веселые ребята» о жизнерадостном пастухе из Абрау-Дюрсо Косте Потехине (в исполнении Леонида Утесова). Именно Утесов и привлек к съемкам фильма еще малоизвестного тогда композитора. По воспоминаниям Леонида Осиповича, кандидатура Исаака Дунаевского прошла «со скрипом»: он почему-то считался «проводником буржуазных влияний в музыке».
Встреча композитора Дунаевского с режиссером Григорием Александровым оказалась поистине судьбоносной. Их творческий альянс помог обоим – композитору и режиссеру – подняться к вершинам славы. Сам-то фильм возник на стыке социального заказа вождя Иосифа Сталина и желания режиссера Александрова создать советскую «голливудскую» сказку. (К тому времени Григорий Александров успешно стажировался в Голливуде). На Украине (и кое-где в России) бушевал голодомор 1933-го, и вождю срочно требовалось доказать, что «жить стало лучше, жить стало веселей».

«мы из джаза…»

Исаак Дунаевский. 1919 год

Исаак Дунаевский. 1919 год

Перед композитором Дунаевским режиссер Александров накануне съемок «Веселых ребят» поставил немыслимо трудную задачу: создать типично американский киномюзикл, и в то же время – советский. И пришлось Дунаевскому «поставить свой талант перпендикуляром», чтобы в музыке выразить понятие «советское».
Он «окунулся» с головой в стихию мюзиклов и музыкальных комедий, стремясь понять роль музыки в киноленте, благо, что нот и грампластинок в СССР хватало, но отечественного опыта в сфере музыкального кинематографа пока не было.
Звонкие ритмы диксиленда и рэгтайма доносились с океанских берегов Америки до СССР – наступил «век джаза». И если в Америке джаз в основном играли чернокожие, то в СССР – евреи. Официально джазом в Москве занимался Александр Цфасман, а в Ленинграде – Леонид Утесов. Он успел уже «прокатиться» по Европе и послушать в Берлине джаз-оркестр Джека Хилтона, а в Париже – Теда Льюиса.
Утесов понимал: чтобы дать советскую прописку джазу, «надо поженить его на советских правилах». С помощью Якова Скоморовского организовал он джаз-оркестр под названием «Теа-джаз» (театрализованный джаз), с которым успешно выступал на сцене ленинградского мюзик-холла. Там и началось плодотворное сотрудничество Утесова с Дунаевским, которое имело свое продолжение на киносъемочной площадке у Григория Александрова в фильме «Веселые ребята».
Новое время требовало новых песен. К тому времени в СССР назрела острая необходимость в композиторе, «музыка которого была бы всем понятна, песни которого пели бы на улице и в поле…», а также в тех, кто стал бы «выделывать … жизненно необходимый музыкальный хлеб».
На закате жизни Дунаевский проницательно заметил в одном из писем, что его творчество было органично для своего времени, поскольку произошло «…объективное соединение характера эпохи с характером моего субъективного творчества…»
Умно и дельно осваивал композитор творческое наследие американского джаза, главным образом его корифеев – Джорджа Гершвина и Кола Портера. Не забывал и советский джазовый опыт: Дунаевский подружился с Александром Цфасманом и усердно посещал репетиции и выступления его «АМА-джаза». Но предпочтение отдавал все-таки традиционному джазу, его американским звездам – Луи Армстронгу и Сиднею Беше.
Дунаевского, прежде всего, привлекали те музыкальные формы джаза, которые могли бы придать его музыке пленительную мелодичность и жизнерадостность.
И потому истинным кладезем для композитора оказалось творчество Джорджа Гершвина, причем настолько, что Дунаевский, порой незаметно, оказывался в плену его мелодий. По мнению Ефима Маркова гармонические идеи и интонации мелодий американского композитора явно «прослушивались» в музыке Дунаевского того времени.
Видно есть немало общего в творческом методе обоих композиторов, в их музыкальной психологии. Дунаевский и Гершвин, бесспорно, родственные музыкальные души. И часто Дунаевского называли «русским Гершвином».
В фильме «Веселые ребята» Дунаевский не только опробировал свои творческие идеи, но и определил мажорное настроение этой киноленты, стал ее музыкальной душой.

цена успеха
До выхода на советский экран фильм «Веселые ребята» прошел «обкатку» в 1934-м на кинофестивале в Венеции, где имел сенсационный успех (о чем сообщила газета «Нью-Йорк Таймс»). Затем музыку Дунаевского узнали в США и в Польше, где его песни пользовались огромной популярностью. Наконец в 1937 году «Марш веселых ребят» звучал в Лондоне на закрытии Конгресса мира и дружбы с СССР.
В мае 1937-го по просьбе американской радиокомпании организуется специальная передача о композиторе из Москвы для США.
31 декабря 1939-го «Песня о Родине» звучит в Сан-Франциско на концерте советской музыки. Итак, чтят Дунаевского на Западе. А у нас?
Видно, есть у славы оборотная сторона медали. О ней напомнил читателю Михаил Булгаков в романе «Жизнь господина де Мольера»: «…слава выглядит совсем не так, как ее представляют, а выражается преимущественно в безудержной ругани на всех перекрестках». Буквально сразу после выхода на экран «Веселых ребят» на режиссера и композитора обрушился пресловутый поток «безудержной ругани». И объектом нападок стал именно «Марш веселых ребят», в котором ретивые критиканы усмотрели сходство с песней мексиканских крестьян (речь шла о двух тактах песни «Аделита») из фильма «Вива, Вилья!» американского режиссера Джека Конвея, который наряду с фильмом «Веселые ребята» демонстрировался на Московском кинофестивале 1935 года.
На триумф «Веселых ребят» в Венеции товарищ Сталин отреагировал весьма своеобразно. Усатый шутник не преминул заметить: «Это хорошо, конечно, что наше киноискусство побеждает…, но было бы гораздо правильнее, если бы оно заграничной публике не нравилось, потому что это искусство пролетариата».
Фильм, однако, понравился Сталину. Вождь, как всегда, оказался прав: он ясно понимал ленинскую мысль о могучем воздействии кинематографа на массовое сознание. Прения в печати внезапно прекратились, а в защиту «Веселых ребят» решительно выступила главная партийная газета страны «Правда»: «Чудовищное обвинение чуть ли не в плагиате режиссера Александрова и композитора Дунаевского ни на чем не основано… Пора прекратить эту беспринципную травлю».
По мнению известного музыковеда С. Хентовой, удивительное искусство композитора «…вызывало сопротивление ограниченных умов, малоспособных коллег, встречало непонимание». Пройдет время и станет ясно, что творчески осваивая богатейший опыт мастеров американского джаза, музыкальные интонации и ритмы песен народов мира (а со временем – классической музыки), Дунаевский сумел создать свой особый, неповторимый стиль и обогатить этим отечественную музыкальную культуру.
И как только фильм увидели зрители, «Марш веселых ребят» с его праздничной энергетикой, мажорной певучей мелодией и бодрящим пружинным ритмом приобрел колоссальную популярность и зазвучал в праздничных колоннах демонстрантов.
Так, в ноябре 1935-го двухтысячная аудитория, заполнившая парадный зал Большого Кремлевского дворца, стихийно запела «Марш веселых ребят» на закрытии Всесоюзного съезда стахановцев.
И это явилось самым веским и неоспоримым аргументом против критиканов.
«Маршем веселых ребят» началась целая серия молодежных маршей композитора («Спортивный марш», «Марш энтузиастов», «Весенний марш» из фильма «Весна» и многие другие). И тогда заговорили о самобытном музыкальном стиле Дунаевского. С той поры Дунаевский – «король маршей»: так прозвал его композитор Кабалевский.

Исаак Дунаевскийпервые радости и печали
Еще в детстве Исаак (тогда еще Ицхак) пристрастился смотреть на звезды в ночном небе. В провинциальном украинском городке Лохвица, откуда он был родом, так делали все – его отец Цали Симонович, его мама Розалия Исааковна, дядя Самуил и все их земляки. Ибо в мире, где все отдано Богу, звезды – это единственное, чем может полюбоваться человек.
Лохвица, конечно, не Париж. Всего-то 6000 жителей, собор, 4 церкви и 2 синагоги, ну и «гранд-отель» (правда, одноэтажный); а зато еще тюрьма и 4 питейных заведения. Долгое время местные жители обходились без электричества, водопровода и еще кое-каких удобств.
Отец Исаака, банковский служащий, очень гордился тем, что у него родился сын. Но рождение Исаака никто не отметил громом салютов. А зря!
Он достоин был салютов, этот ровесник ХХ века (родился он в январе 1900 года).
А затем в доме Цали Симоновича появился древний старец, похожий на библейского пророка, который совершил, бормоча под нос «мазлтов» и «Шэма Исроэль», ритуальный обряд обрезания частицы плоти под животиком новорожденного. И бороду старика сотрясал истошный вопль младенца.
Итак, жизнь начиналась со страдания…
Музы посетили юного Исаака, когда он впервые услышал граммофон дяди Самуила, единственный в Лохвице. И тогда он всерьез поверил, что его дядя волшебник.
А затем он увлекся скрипкой. Музыкальным воспитанием юного дарования занимался сам профессор Иосиф Ахрон, выдающийся скрипач, который настоял на том, чтобы Цали Симонович купил сыну «настоящего Амати».
Тем временем юный Исаак прилежно учился в харьковской гимназии и закончил ее с золотой медалью. А со своим любимым гимназическим учителем Николаем Кноррингом, парижским эмигрантом, впоследствии бесстрашно переписывался в сталинские времена, что было тогда крайне опасно.
«Могли ли Вы тридцать пять лет назад думать, глядя на меня, что маленький музыкант, поклонник Бетховена и Чайковского, Брамса и Бородина, сможет стать мастером легкого жанра?» – писал Дунаевский Кноррингу в 1947 году. «Впрочем, именно моя солидная музыкальная закваска, – добавлял он, – помогла мне и помогает творить «легкую» музыку серьезными средствами».
Музыкальная закваска и впрямь оказалась солидной, если прибавить к гимназическому образованию Дунаевского два курса Харьковского университета по юридическому факультету, а также класс композиции Харьковской консерватории, где успешно осваивал он все премудрости гармонии и полифонии, музыкальной формы и инструментовки у великолепного педагога Семена Богатырева.
Немалую лепту в формирование Дунаевского-музыканта внес и сам Харьков, его культурная аура. Консерватория и театры, наконец, оперный театр, в котором выступали личности легендарные – Федор Шаляпин, Маттиа Баттистини и Титта Руффо, а за дирижерским пультом – Рахманинов и Танеев.
Начало ХХ века – это расцвет венской салонной оперетты. Имена Кальмана и Легара – у всех на слуху. Их слава в зените. Дух времени кружил голову и юному гимназисту. «Ах, эти девушки в трико…» – мечтательно напевал он. Забавные и озорные слова оперетт, их игривые мелодии пестрыми бабочками порхали в его душе, трепетно волновали его сердце. Со временем любовь к ним отзовется в его собственных творениях – опереттах «Золотая долина», «Вольный ветер» и «Белая акация».
Первые творческие пробы Дунаевского начинались еще в пятнадцатилетнем возрасте. В его сердце расцветала весна – он был влюблен. «Он исповедовал культ красоты, – писал о Дунаевском его вечный биограф Наум Шафер. – Его многочисленные романы – не следствие непорядочности, а результат губительной веры в красоту».
Тем временем по стране пронеслись события эпохальные: грянула революция 1917-го, а затем и гражданская война, которая докатилась и до Харькова. Как в калейдоскопе менялась власть в городе: солдаты Кайзера, гайдамаки гетмана Скоропадского, петлюровцы. А затем террор – «белый» и «красный».
От ужасов гражданской войны спасался он влюбленностью. А еще помогала музыка…
Свой трудовой путь Дунаевский начинал в драматическом театре Синельникова, который славился своими традициями. Сначала – скрипачом-концертмейстером, а потом и композитором. Для юного музыканта этот театр был вторым университетом. По воспоминаниям современников, Исаак Дунаевский той поры – «небольшого роста юноша в неизменной синей студенческой фуражке старого образца, бесконечно талантливый, словно до краев наполненный музыкой».
В Синельниковском театре впервые определилось тяготение Дунаевского к комедийному жанру, проявился лукавый и веселый нрав его музы. Он самостоятельно оформил постановку спектаклей «Тартюф», «Принцесса Турандот», «Женитьба Фигаро» и «Слуга двух господ».
Вскоре Харьков стал ему тесен. И решил он попытать счастья в Москве: в столице был спрос на музыку. Сначала работал в эстрадном театре «Эрмитаж», а с 1926 по 1929 годы – в Московском театре сатиры. Там познал он секреты эстрадного мастерства, отточил свое перо музыкального фельетониста, мастера пародий и шаржей.
Там и были поставлены его первые оперетты – «Женихи» и «Ножи».

Любовь Петровна Орлова и Исаак Осипович Дунаевский

Любовь Петровна Орлова и Исаак Осипович Дунаевский

его звездный час
Год 1936-й и последующие стали для Дунаевского поистине звездными. В те годы написал он музыку к популярнейшим фильмам: «Дети капитана Гранта» (1936), «Вратарь» (1936), «Цирк» (1936), «Волга-Волга» (1938), «Светлый путь» (1940). Судя по этим кинолентам, популярным и любимым до сих пор в нашей стране, отношения с кино складывались у него блестяще.
Продолжался и его творческий альянс с режиссером Александровым. Звезды в те годы удачно располагались для них на небе… Они нужны были друг другу – режиссер и композитор. И режиссер понимал, что этот композитор для него – настоящая «золотая жила».
Дунаевскому тех лет чрезвычайно импонировали возможности кинематографа: иллюзия огромного пространства и движения масс людей помогали ему создавать грандиозные музыкальные полотна. Режиссеру Александрову, творцу советских «голливудских» сказок, необходим был этот композитор с его гениальной музыкой, которая бы давала «эмоциональное обоснование» этим фильмам-утопиям, с их эстетикой «гигантомании».
Уже после смерти вождя в одном из писем композитор откровенно признался: «…мы были … певцами сталинской эпохи. И среди этих певцов мой голос звучал, пожалуй, наиболее звонко и сильно». Впрочем, был ли он так обласкан той эпохой? Ведь среди рекордсменов Сталинской премии – Ивана Пырьева и Константина Симонова, шестикратных ее обладателей – композитора Дунаевского не значится…
Фильм «Цирк» стал одной из вершин творческого дуэта режиссера Александрова и композитора Дунаевского. В нем широко раскрылся зрелый талант композитора, свободно владевшего всеми жанрами популярной музыки. Удались все музыкальные эпизоды фильма, и прежде всего – «Выходной марш», который стал визитной карточкой советского цирка. В марше – не только торжественность момента, но и драматизм переживаний цирковой артистки Марион Диксон перед ее выходом на арену, «к номеру на пушке». Композитору приходилось выполнять поистине филигранную работу: рассчитывать количество шагов, которые Любови Орловой (в роли Марион Диксон) предстояло пройти, чтобы движения актрисы по лестнице синхронно совпадали с музыкой марша.
Вот так композитор достиг потрясающего музыкального эффекта в фильме, проявил незаурядный талант музыкального драматурга.
А еще в фильме звучит колыбельная «Спи мой мальчик», написанная в лучших традициях американского блюза. Звучит там и торжественная «Песня о Родине» («Широка страна моя родная»), всенародно любимая и гениальная, судьба которой достойна целого исследования. Ее пели строители Магнитки и партизаны Ковпака, ее пел мужественный Поль Робсон. Ее слова вдохновляли советских бойцов на фронте.
Фильм «Цирк» стал любимой «голливудской» сказкой миллионов советских людей и вместе с фильмом «Волга-Волга» удостоился престижной Сталинской премии первой степени за 1941 год.
И одновременно с этим композитор пишет музыку к фильму «Дети капитана Гранта» со знаменитой «мендельсоновской» увертюрой, от которой не в силах был отказаться режиссер Станислав Говорухин в своем сериале «В поисках капитана Гранта».
В своем творчестве обращался он и к еврейскому мелосу – в фильме «Искатели счастья». Известна и его яркая «Еврейская рапсодия», написанная специально для джаз-оркестра Леонида Утесова.
Вот только не сумел он угодить вождю: его «Песня о Сталине» («От края до края, по горным вершинам») не могла сравниться с «Песней о Родине». Поговаривали о том, что вождь, впервые прослушав песню, сказал: «Товарищ Дунаевский приложил весь свой замечательный талант, чтобы эту песню о товарище Сталине никто не пел».
Видно, прав оказался вождь: в искусстве не стоит лгать…
После войны пути композитора Дунаевского и режиссера Александрова разошлись. В последний раз поработали они вместе в кинокомедии «Весна». Однако на Венецианский фестиваль 1947 года, где музыка Дунаевского завоевала главный приз, композитора не пустили. Туда поехали без него – Григорий Александров и Любовь Орлова.
Но судьба умеет смягчать удары. И только в 1950-м улыбнулась она композитору после выхода фильма Ивана Пырьева «Кубанские казаки». Лирические песни Дунаевского из «Кубанских казаков» – «Каким ты был» и «Ой цветет калина», выдержанные в стиле фольклора, имели грандиозный успех. Их пели по всей стране; они стали всенародными шлягерами тех лет, а композитор и режиссер в 1951 году удостоились Сталинской премии второй степени.
Песни Дунаевского и сегодня необычайно популярны. Их немало у композитора – таких задушевных и разных. Стоит вспомнить хотя бы некоторые из них, как в памяти оживают светлые музыкальные образы: «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер», «Капитан, капитан, улыбнитесь» (фильм «Дети капитана Гранта»), «Я по свету немало хаживал» (фильм «Моя Москва»), «Каховка, Каховка…» (фильм «Три товарища»), «Летите, голуби» (фильм «Мы за мир»), и наконец «Школьный вальс», без которого трудно представить себе школьный выпускной бал.
И кому только не пришлось пройти сквозь слезы расставания со школой!
Мог ли Дунаевский жаловаться на свою судьбу? Лауреат Сталинских премий 1941 и 1951 гг., кавалер ордена Трудового Красного Знамени, Красной Звезды и «Знака Почета», заслуженный артист РСФСР, председатель Ленинградского отделения Союза композиторов, депутат Верховного Совета РСФСР. Он купался в лучах всенародной славы. Ему платили огромные гонорары, которые позволяли ему вести широкий образ жизни: покупать машины, делать дорогие подарки. Его любили друзья и женщины…
Дунаевский немало бы мог достичь и в серьезных жанрах искусства. Он просто одержим был идеей сочинить оперу и балет, концерт для скрипки с оркестром. И непременно осуществил бы свои планы, если бы не ушел из жизни преждевременно. К тому же, с либреттистами ему не везло. Отчего же так? Да потому, что над советским искусством той эпохи как проклятие довлела партийно-директивная доктрина «бесконфликтности», которая наложила свое мрачное табу на все остросатирическое и даже лирико-драматическое в сценических произведениях. Неудивительно, что при такой «стерильной» драматургии, вялой и рыхлой по содержанию, с непременной «романтикой героических будней советского народа» неизбежно погибала яркая и талантливая музыка Дунаевского. И в этом состояла его интеллектуальная и творческая драма.
Правда, в конце 30-х возник определенный шанс на творческий союз Исаака Дунаевского с Михаилом Булгаковым. Причем, писатель предложил композитору свое либретто оперы «Рашель» по рассказу Ги де Мопассана «Мадемуазель Фифи». По мнению ряда музыковедов и театроведов помешали тому тяжкая болезнь Михаила Булгакова и его заботы по завершению романа «Мастер и Маргарита». Дунаевского отвлекали иные заботы – творческие и общественные. Однако, Наум Шафер усматривает здесь иную причину: в либретто не оказалось того, что позволило бы композитору сочинять арии, дуэты, хоры и ансамбли, поскольку написано оно было для речитативно-мелодекламационной оперы. Увы, не довелось поработать им вместе …

легенда о «солнечном» Дунаевском
В памяти людей навеки остался он «солнечным», поскольку создал свой особенный мир – радостный и жизнеутверждающий. Однако, в личной и общественной жизни Дунаевского было немало критических моментов и драматических страниц, но о них – особый разговор. Дунаевский умел и плакать.
И те, кто испытывает потребность поглубже заглянуть в его душу, с удивлением откроют для себя иного Дунаевского. Можно лишь позавидовать тем, кто станет читать эти душевные письма, кто оценит его благородство и незаурядный литературный талант, его готовность общаться с людьми – знакомыми и незнакомыми, всю многогранность его яркой натуры.
Судьба не раз жестоко испытывала Дунаевского, как и его современника Осипа Мандельштама, который в скупых поэтических строчках емко выразил дух сталинской эпохи и горькое осознание трагизма собственной судьбы в ней:
«Мне на плечи кидается век-волкодав, / Но не волк я по крови своей…»
Однако, и Дунаевскому пришлось испытать на себе звериные «когти» сталинской эпохи на ее закате. «Век-волкодав» дал о себе знать в начале 50-х, когда в стране развернулась грандиозная по своим масштабам антисемитская кампания.
Вот тут-то и повезло завистникам композитора: они уловили свой шанс на месть и решили посчитаться с ним сполна. Они нанесли ему удар в сердце…
А за что? За все! За неисчерпаемый талант и щедрость души, за трудолюбие и творческую принципиальность, за пленительную мелодичность и глубокий лиризм его музыки, за всенародную любовь и просто за необыкновенную интеллигентность и обаяние, которыми он притягивал к себе людей (особенно женщин).
И еще за то, что не состоял в партии – «самой жестокой, самой трусливой, сильной, беспринципной и растленной в мире» (по определению Виктора Некрасова).
Наконец, за пароход «Композитор Дунаевский», который еще с довоенных времен курсировал по Волге и не давал спать некоторым завистливым коллегам композитора.
Пройдет время, и многие из тех, кто причастен к грязному пасквилю в адрес Исаака Дунаевского, лицемерно «отметятся» в книге воспоминаний о композиторе. Крокодильи слезы! О них, об этих «коллегах» с горечью поведал читателю Евгений Исаакович Дунаевский, сын композитора, в послесловии к биографии отца.
Да не будут омрачены последние строки данного очерка рассказом о них…

прощание с мастером
…Дунаевский умер 25 июля 1955 года от сердечного приступа. И когда приехала наконец «скорая помощь», лицо его излучало блаженный покой, которого так не хватало ему при жизни. Теперь он слушал иные, небесные хоралы…
И как тут не вспомнить иного Мастера, с которым прощался Михаил Булгаков на последних страницах своего романа «Мастер и Маргарита»:
«…Кто много страдал перед смертью …тот … без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти…»
А на пюпитре композитора осталась лежать партитура оперетты «Белая акация». Недописаны остались всего лишь несколько тактов.
Композитора Дунаевского похоронили на Новодевичьем кладбище, неподалеку от писателя Булгакова.
О кончине композитора не сообщалось ни в «Правде», ни в «Известиях». Видно, не полагалось некролога автору «Песни о Родине». Хранила молчание и «Советская музыка». Зато появился некролог в «Литературной газете». Говорили, что и в «Советском искусстве». Поистине ирония судьбы!
Сын композитора Евгений хотел увековечить память отца достойным надгробием. За этим и обратился к Эрнсту Неизвестному, своему студенческому товарищу по Суриковскому училищу. И Эрнст согласился, и даже приступил к работе.
Но судьба распорядилась иначе: чиновники из Союза композиторов воспротивились и пропустили похороны Дунаевского через формальные шлюзы казенного ведомства. Тут уж Евгений ничего не мог поделать…
Николай Кнорринг, гимназический учитель Дунаевского, горько оплакивал кончину своего любимого ученика. Свои воспоминания завершает он на драматической ноте: «Смерть Исаака больно ударила мне в сердце… Его «песня» осталась недопетой…»